[ Горные тропы ]
24 число месяца Новой Надежды, дело к вечеру клонится.

- Идем.
Ракшаса объявилась за спиной более чем внезапно. Нет, не сказать, что Левифрон забыл про нее, он помнил, еще как, но не ожидал, что его монолог кто-то слушает. Остальные монстроловы чаще всего пропускали мимо ушей то, что бубнил себе под нос Филин, пусть даже с крайне убитым видом и с печатью глубокой печали в глазах. Как правило, во всех своих бедах он же и был виноват, посему бесполезно пытаться пресечь самобичевание или хотя бы превращать монолог в диалог. Позлится и успокоится, рациональность возьмет верх. А Ракшаса вот слушала. Странная девочка, если честно. Ей бы о себе подумать, о риске и опасности, а не поддерживать каждую идею алхимика, чем она и занималась последние несколько часов. И покорно сбежала, и к медведям пошла, даже не сказала ничего в тот момент, когда Герхен полез обниматься с арахнидом. И никто сейчас не обещает, что путь в Тэльву и последующее время, проведенное в деревне, будет более осмысленным. Это Филин, и любая его идея абсурдна по умолчанию, как может быть абсурдна только у того, кто привык продираться сквозь неизвестность к великим открытиям. Каждая мысль – эксперимент, каждый проблеск понимания прямо пропорционален количеству дури, что будет сотворена следующим же действием. Синори же никто так поступать не заставлял, но она все равно именно это и делала.
- Левифрон, смотри! Деревня. Нам совсем немного идти.
И все же с какой-то стороны было здорово, что пока к ней разумность не пришла. Левифрон абсолютное большинство времени из своих двадцати семи лет провел в стенах крепости Мернота, защищенный от всех тягот и невзгод внешнего мира, убереженный от подлости человеческой и всяческих других людских дрязг. Никому бы и в голову не пришло сводить его в горы, показать медведя, дать подержать в руки белку и избить свиной ногой арахнида. Да, на заданиях он видел куда более шокирующие вещи, бывал в куда более интересных и странных местах, ему доводилось пережить не менее потрясающие моменты. Но разве эти случаи равноценны с тем, что происходит сейчас? Разве равноценна утренняя прогулка вне надзора мейстра с теми конвойными настроениями, которые витают в воздухе обычно? Смотри вперед, ничего не трогай, никуда не сворачивай, от ловчих дальше двух метров не отходи. Ничего не советуй, не предлагай альтернативные пути решения проблем. Не говори, не думай, не дыши. Разве Ракшаса загоняла его в рамки здравого смысла?
- Хорошо, сейчас соберусь и пойдем.
Филин трясущимися руками начал выбирать из кучи вываленного на землю и в большинстве своем более непригодного хлама что-то выжившее. Обратно в сумку отправился футляр с походными хирургическими инструментами, несколько относительно уцелевших мешочков с порошками, маленькие ступка и пестик, которым в этой жизни после тех экспериментов, что с их участием ставились, ничего страшно не было. Нашлось несколько невредимых колб, в которые Герхен предусмотрительно натолкал ткани еще в Налии. Завершили раскопки кулинарные специи в полном составе. Они были совершенно не важны с точки зрения алхимии, а потому законы подлости и свинства обошли их стороной. Нет худа без добра: если доведется готовить самим, постное есть не придется.
«Какая предусмотрительность, аж страшно. Как о еде подумать – так я в первых рядах. А как сумку с остатками лаборатории снять перед боем – так извините, забылось как-то. Что со мной вообще такое?»
Надо было все-таки отоспаться прошлой ночью, усталость дает о себе знать. Даже Герхен не мог похвастаться нескончаемым резервом энергии, ее в его внешне загибающемся теле было поразительно много, просто тратиться она могла только постепенно, а не вся разом. А тут еще забеги, драки и никакой дружбы с медведями! Да, наверное, он просто очень устал. Настолько сильно, что хочется послать все к Тейару и по щелчку пальцев оказаться в своей лаборатории, с которой ничего никогда не случалось, со здоровым Клеймом рядом. И чтобы Ракшаса была где-нибудь далеко на плацу, успешно трансмутированая кем-нибудь другим и уже с восторгом пробующая свои новые силы, которые слушаются ее и не пробуют устроить конец света. И все хорошо, и все как обычно. Время для Филина по-прежнему будто бы стоит, а мир продолжает идти вперед, но уже без этой мертвой петли, которая, увы, сейчас все еще стоит перед глазами и от щелка пальцев никуда пропадать не думает. Наверное, знай кто-нибудь, что за состояние завладело Герхеном, просто бы пожал плечами и констатировал: просто слишком многое навалилось. Перетерпится, пройдет.
На плечо мужчине выползла белка. Она что-то чуть слышно верещала и смотрела на алхимика виноватым взглядом, но Филин не стал даже напрягаться, чтобы разобрать ее пискливую речь. Что бы она ни пыталась донести, как бы ни извинялась, это ничего не поменяет. Сейчас им нужно было в деревню. Точка.
- Ты как, сможешь его тащить или... вместе будем?
- Он ведь не умер. И он не простая собака. Скоро очнется, а пока я сам. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но моей сумке у тебя безопасней, ее и понесешь.
Герхен поднялся с колен и подошел к синори. Бесцеремонно отдал ей мешок с остатками провианта, повесил на плечо свою изрядно похудевшую и ставшую более легкой сумку. Последней на плечо девушке мужчина усадил белку, которая на всякий случай снова испугалась и как-то скукожилась. Если с человеком, умеющим с ней разговаривать, все было понятно, то эта разрушительная девица пока казалась опасной.
- Пошли, раз собрались. Шагай впереди, не думаю, что смогу задавать темп. А ты может и углядишь даже, если вдруг что на нашем пути появится.
До Тэльвы шли медленно. Левифрон еще был способен тащить телекинезом своего массивного соратника, но уже далеко не так бодро, как раньше. Все чаще он приостанавливался перевести дух, все чаще ноги начинали заплетаться и предательски цепляться за каждый, пусть даже самый невинный камушек.  И даже когда Клейм очнулся и смог идти самостоятельно, их темп не ускорился. Псу было больно, хотя он мужественно терпел и ни разу даже не пикнул, хотя дышал тяжело. Левифрон это видел и не смел подгонять, напротив, чем больше волкодава тревожило сломанное ребро, тем медленнее их процессия тащилась. О том же, как и сам алхимик страдал, наблюдая за мучениями Клейма, и вовсе говорить не стоит. Наблюдал – и ничего не мог сделать, поскольку резерв не резиновый. Если его опустошить, нести будут уже мужчину.
К воротам частокола, окружавшего деревню, они дошли уже в послеобеденное время. Очень послеобеденное, практически вечером. И вид у них был такой, будто Мернот уже неделю под осадой, а они трое героев, что сумели вырваться из блокады и прийти за помощью. В общем, неудивительно, что стража не знала, то ли гнать «беженцев» в шею, то ли бить в набат и собирать удальцов, дабы славную гильдию спасать.
- Спокойней, уважаемые, мы свои. Все трое, - бравым воинам был продемонстрирован амулет в виде грифона. - Ну или можете считать, что я свой, а это - два моих текущих эксперимента, проходящих тестирование на выносливость. Впустите? Спасибо.
За последние года полтора Тэльва здорово развилась и вымахала, теперь она уже действительно походила на деревню, а не на недоразвитый лагерь лесорубов. Люди обжились, по-настоящему осели. Появились даже вывески маленьких домашних лавок, без которых не может существовать ни одно уважающее себя поселение. К той вывеске, на которой красовалась алхимическая мензурка и какой-то пучок травы, Левифрон и направился.
- Здесь живет один из алхимиков гильдии. Она – одна из немногих, кто пожертвовал своими изысканиями ради оказания помощи развивающейся деревне. Думаю, теперь она здешняя лекарка или что-то вроде того, она же руководит поставками алхимических принадлежностей в крепость. Странная женщина, на мой взгляд, но если у кого и искать редкие ингредиенты, то у нее.
Внутри лавки царила полутьма и стелился дым от каких-то ароматных травок, что курились в самом темном углу. Само помещение производило впечатления чьих-то закромов, где можно найти все и даже больше: на полу, на стенах, даже на потолке можно было найти развешанные и разложенные пучки, веники, баночки, мешочки, связки и коробочки с чем-то неведомым. В горшках у окна цвели и кустились растения, старательно мешая доступу света в комнату. В общем, типичная лавка травницы. Разве что самой травницы пока видно не было.
- А кого это принесло ко мне в час неприемный? Вот ироды, только пообедать задумала, а вы уже ломитесь… Ой, Левифрончик! А я уж думала…
- Здравствуй, Морелла. Я так смотрю, мы не очень вовремя. Может подождем снаружи, а ты отобедаешь спокойно?
- Походите, раз уж явились, чего топтаться у порога будете. Чем обязана? И что ты вообще здесь забыл, а, Филин? Что, крепость рухнула, что ты из нее выполз? Да еще и не один. Девицу выкрал, подались в бега от гневного взора мейстра и разгневанного батюшки?
- Зачем мне ее красть, мне так отдали. И что за батюшка? Хотя с тетушкой ты не прогадала, уж ей-то лучше не знать, что я сейчас вне ее взора. А вообще я к тебе по делу, Морелла. Что у тебя с ингредиентами? Мне нужно несколько довольно редких и прямо сейчас.
- А ты не пробовал у себя в лаборатории их поискать, а не тащится за тридевять земель?
- Моей лаборатории больше нет. Вот список, - мужчина протянул травнице толстую и потертую записную книжку, открытую где-то в середине.
- Как нет? И это ж для чего тебе добро-то такое? Завтра собрались отправлять в крепость новую партию запасов, так что все это я, наверное, найду… Разве что кровь ассури… Хотя ж тут давеча как раз одна роженица была, тяжко роды шли, мучилась сильно, и как раз ассури. Помнится, набрала я тогда несколько шприцов, грех случай упускать. А ведь для себя берегла… Сильно надо? 
- Сама гляди, - и алхимик подвинулся, чтобы женщина увидела перебинтованного и хрипло дышащего Клейма.
- Ох ты ж… Ладно, считай, что я тебе за красивые глаза да по старой памяти отдаю. Хотя какое отдаю, от сердца отрываю! Сребр с тебя, ровненько.
- Сребр? А как же старая память, глаза красивые?!
- А мне тоже кушать хочется, знаешь ли! Я ж это все не с воздуха беру. Мерноту бесплатно, да, но ты ж не там сейчас. А частным лицам льгот не положено.
- У меня нет денег! У меня пес страдает! У меня ребенок уставший! Чтоб тебя! Ракшаса, дай-ка мне мешок… Морелла, тебя колбаса устроит?
То, что из-за подобного бартера «ребенок» останется без еды, Герхена не волновало. Они-то с Ракшасой прокормятся, а вот ребро волкодава так просто не срастется. Главное, чтобы все исполняли свои роли: пес страдал, «ребенок» падал с ног от усталости.
- Ну-у-у, это ты загнул. Какая колбаса, Левифрон? Сребр, ты понимаешь, сребр! Ты что там, совсем у себя в подвалах офилинился?
- Ты голодная, наверное. А колбаса вку-у-усная. Арома-а-атная. И ее мно-о-ого.
Мешок с прилавка исчез. Через пару секунд вернулся, заметно потеряв в весе.
- Искуситель, чтоб тебя Ильга сто лет не выпускала! Сейчас все принесу. Остаток спишу на Рогнеду, завтра отправлю ей расписку. Будешь знать.
Морелла умчалась в подсобные помещения вместе с записной книжкой Левифрона. Совсем скоро оттуда послышался грохот и ругательства. Травница явно очень старалась искать.
- Мне нужно будет некоторое время, чтобы приготовить зелье. Ты как, устала? Может стоит до утра остаться в деревне? Сегодня бежать уже некуда, да и я все равно свалюсь через пару часов.
Из подсобки донесся последний, самый оглушительный стук падающих ящиков – и у прилавка вновь возникла Морелла.
- Вот твои ингредиенты. Забирай и выметайся.
- А можно я воспользуюсь твоей лабораторией, которую ты так старательно ото всех прячешь?
- В кого ж ты такой смекалистый, а? Не иначе как в тетку. Иди уж, но это только из-за того, что Кейму больно. Тебе же больно, да? По глазам вижу, что да. А вы, девушка, здесь останьтесь, негоже вам туда соваться да еще с… этим. Сам справится.
Герхен быстро, пока хозяйка лавки не передумала, забрал у Ракшасы свою сумку.
- Ты пока здесь с Клеймом подожди. Или можете пойти погулять, все равно это не меньше часа займет. Только за пределы деревни не выходи. И да, ничего не бойся, никто тебя не съест. У тебя вон страшная белка и жуткий волкодав, сама всех съешь.
И мужчина ушел в подсобку. Конечно, немного тревожно оставлять синори с людьми, пусть даже если рядом Клейм, но вдруг тактика «клин клином вышибают» сработает? Не вечно же прятать ее от социума, рано или поздно ей придется адаптироваться. Да и совсем ненадолго же, если окажется, что с людьми еще страшно, уйдут в горы или лес. В полевых условиях ночевать тоже весело.

В каморке было душно и темно. Окон здесь по какой-то загадочной причине не наблюдалось, хотя в любой, даже самой полевой лаборатории должна быть предусмотрена вентиляция. И пусть это выглядело не просто странно, но и опасно, Левифрон не рискнул возвращаться к Морелле. Еще обвинит в том, что алхимики в Мерноте совсем зажрались, окно им подавай, и выгонит в шею. Нет, лучше пусть так, чем вообще никак.
«Если я задохнусь, это будет ее вина».
Мысль была утрированная, хоть и верная. Сам Левифрон в порыве энтузиазма, вдохновения и озарения частенько забывал обо всех мерах предосторожности при работе с реагентами, окно и вовсе открывалось раз в сто лет и то по праздникам. Когда мейстр решала почтить своим присутствием затхлые подвалы алхимиков, провести ревизию или просто устроить своему ненаглядному племяннику день здорового образа жизни. И сколько бы Герхен ни пытался объяснить, что она мешает, что переставлять колбы не надо, собирать листы с заметками в одну большую стопку тоже совсем не обязательно, и окно открывать тоже никто не просил, потому что на лабораторном столе лежит новый объект трансмутации и его просквозит. Да что там объект трансмутации, сам Филин не отличается крепким здоровьем. Вот подует ветерок – и последующую неделю гений всея Мернота будет валяться в бреду с температурой, а вокруг будет носиться тетушка со своей гипертрофированной опекой с сестрой Левифрона на подхвате. Боевой резерв гильдии спасает Филина от страшной чихушки. Картина маслом.
«Нет, к лешему окно. Ночи в горах холодные, еще и правда просквозит. Сомневаюсь, что Ракшаса имеет хоть какое-то представление о том, что делать с больными людьми. Да она и не Рогнеда, целебные настойки делать не умеет. Надо будет наварить на год вперед и всегда носить с собой, так, на всякий случай. Интересно, а у нее, как у синори с дефектами, со здоровьем обстоят дела?»
В голове сразу появился коварный план опробовать на девушке несколько известных науке вирусов. Ту же чихушку, для начала. Почему-то никому в Мерноте раньше не приходило в голову, что синори и ллайто, которые имеют иммунитет ко всяческим внешним раздражителям вроде ядов и токсичных паров, могут  также прекрасно справляться с болезнями. Вряд ли их кровь будет способна перебороть песчаную язву и прочие фатальные для любого организма заболевания, но это на данном этапе. Ведь если удалось добиться такого, то почему бы не попытаться привить телу еще большую сопротивляемость? Ведь никто не утверждал, что достигнутое – предел. Предел – это абсолютное бессмертие, застывшее в точке вечной молодости, и с точки зрения алхимии все, что лежит на пути к нему, еще более возможно, поскольку является вехой к его достижению.
«Жаль, что я не подумал об том раньше. Людей мне еще долго не доверят, как минимум пока я не доведу нынешний эксперимент до принятых стандартов, а Ракшасу я уже упустил. Интересно было бы попробовать сделать из ее иммунитета абсолютный щит. Хотя в таком случае можно ли было бы потом выводить из крови лекарство? Нет, наверное, ведь для этого нужно заболеть и победить заразу. Хм, может в таком случае еще не все потеряно, ведь можно и после трансмутации искусственно стимулировать защитные системы организма. Почему бы и нет, собственно…»
Кровь василиска и ассури уже начинала потихонечку закипать в котле, от жидкости шел пар. Сразу вспомнилось детство, когда отец Левифрона делать всякие интересные алхимические махинации. В основном для трансмутаций, а потому запах крови был не редкостью. Маленький Филин долго привыкал к тому, что его завтрак каждый раз активно просился наружу, когда старший Герхен начинал варить очередное зелье, и даже сейчас, много-много лет спустя, уже ставший взрослым и привычным, все равно не мог удержаться и не поморщиться.  Все равно, что привыкнуть к запаху жженой плоти или кости – практически невозможно, если ты знаешь цену живому существу.
Пока смесь крови темнела, доходя до черного, Герхен вернулся на пару листков назад в своей записной книжке и развернул очень хитро приклеенное дополнение к описанию трансмутации Клейма. По сути своей это было всего лишь переработанное зелье исцеления для разумных существ, просто с некоторыми авторскими ремарками. Зачем придумывать велосипед, если можно взять за основу качественное зелье, уже не раз доказавшее свою действенность?
- Морелла, у тебя дистиллятор есть?!
Из зала послышалось оханье и ругань. Похоже, женщина вновь попыталась пообедать и была очень недовольна тем, что ей снова помешали. В левой части прохода показалось лицо с очень кисло миной.
- Имей совесть, Герхен. Сам колбасу отдал, не мешай мне ее теперь есть. Там поищи, вчера где-то был.
Непринужденный взмах рукой уточнил, что под «там» подразумевается вся комната. Мол, ищи сам, где хочешь, делай, что хочешь, только не возникай с глупыми вопросами и не перебивай аппетит.
«Хорошо, будь я Мореллой, куда бы я поставил огромный дистиллятор так, чтобы его не было видно…»
Под первой кучей мусора его не обнаружилось. Зато Филин нашел целый веник валерианы, на которую у него недавно обнаружилась аллергия, поэтому этот стол с того момента стал обходиться десятым километром. Под второй кучей тоже ничего путного не нашлось, зато с третьей Левифрону повезло. Дистиллятор оказался не таким уж и большим, но он был, и это главное. Кровь, более походящая на деготь, уже гневно бурлила и пыхала своими тошнотворными парами. Разбавив ее царской водкой, алхимик приступил к дистилляции.
То был самый долгий процесс во всем создании зелья, но он же был в некотором роде самым приятным. Не надо было суетиться, торопиться, ничего не мельтешило перед глазами и не пыталось выпасть из рук. Сиди, следи за временем температурой да думай о прекрасном. А агрегат и смесь практически все сделают сами, подчиняясь естественным законам. Единственное, что Филин явно перевалил за обещанный Ракшасе час. Но ничего, не маленькая, найдет, чем себя развлечь.
«Только б не влезла опять во что. Клейм защитит, но его возможности не безграничны. Будет тревожить кость – она еще больше сдвинется, а там легкое. Чем серьезней ранение, тем больше ресурсов от его тела потребуется. А ведь век собак так короток, негоже его еще больше обрубать».
Более бодрящей мысли придумать трудно. Левифрон ускорился, как только осознал, что по всем законам подлости девушка конечно же вляпается, конечно же что-нибудь случится, конечно же волкодав вмешается. Поэтому надо поспешить, чтобы у них не было времени найти себе очередное приключение. Вот будет с псом все хорошо – тогда пожалуйста.
«Надо было попросить Мореллу за ними посмотреть. Как дети малые».
Получив в тоге своих манипуляций с дистиллятором вместо черной крови прозрачную жидкость, Филин вернул ее в котел. Добавил перо феникса, установил часы на пять минут. Пока жидкость варилась, вынул из сумки небольшую деревянную коробочку, с которой даже после схватки с арахнидом ничего не сделалось. Там, запертая, хранилась кровь Клейма, собранная заранее на случай, если непосредственно у пса ее забрать возможности не будет. Герхен вылил ее в отдельную склянку, туда же, сверившись с собственными записями, добавил несколько капель мутагена. После выловил из котла перо феникса и поджег над варевом.
«Вот и все. Многовато что-то получилось, надо слить часть. Может пригодиться».
То, что булькало в котле, было не чем иным, как зельем «Хвост ящера». Конечно, в крепости этим мало кого удивишь, разве что совсем зеленых алхимиков да подмастерий, но в Тэльве, на которую тоже приходится удар противников Мернота и в которую простые дикие звери порой захаживают, это тоже вполне можно считать валютой. Здесь наверняка есть свои хорошие алхимики, хоть бы и Морелла, способные его сготовить в час нужды, но кто откажется иметь туз в рукаве заранее? А «Хвост» не одну жизнь спас, и близко не одну. Уж кому как не выходцам из Налии это знать.
- Клейм там? – спросил Левифрон Мореллу, закупоривая две колбы с зельем и пряча их в сумку.
- Не, ушли они почти сразу.
- Ладно.
В остатки зелья мужчина добавил смесь из крови волкодава и мутагена и перемешал до однородного цвета. Слил в третью колбу и тоже накрепко закрыл. Затем скинул остатки ингредиентов в сумку вместе со своими инструментами которые использовал и вышел в основное помещение. На фоне подсобки там было удивительно прохладно и так легко дышалось, что легких не хватало для такого большого вдоха, который непроизвольно хотелось сделать.
- Что, закончил? Я уж думала, ты там ночевать собрался.
- Который час?
- Да смеркается уже, Филин. Топай уже наконец, из-за тебя лавку закрыть не могу. Не все тут готовы день и ночь пахать.
Левифрон подобрал с прилавка практически пустой мешок и направился к двери.
- Куда Ракшаса ушла, не знаешь?
- Сказала, что на воздух хочет.
- Какое конкретное уточнение. Теперь я точно знаю, где ее искать! Воздух ведь такая редкая вещь, он служит замечательным ориентиром!
- Тихо ты, за что купила, за то и продаю. Твоя девица, ты и ищи. Не в моей лавке. И без меня.
Наверное, будь у Герхена еще хоть капля сил и желания, полетели бы все эти веники, скляночки да баночки кружиться в вальсе, разбиваясь друг о друга и устилая пол щепками и листьями. Но нет, перед ним только с противным скрипом открылась дверь.
- Хорошо. Сам найду. Скажи хоть, где тут переночевать можно. Или это тоже слишком великий труд?
- Марни в центре деревни таверну отстроил, есть пара комнат, монстроловам первая ночь бесплатно. Еда, напитки и традиционный мордобой в бесплатность не входят. Все, иди, - и Герхена буквально вытолкали за порог хрупкие женские руки. Громко хлопнула дверь, щелкнули щеколды.
«Гостеприимна как всегда. Надо пойти договориться о ночлеге, а потом уже Ракшасу искать».
На улице уже и правда смеркалось. Пусть солнце еще и не село само по себе, но уже скрылось за горами, скрыв долину и деревню в частности в глубокой тени. Только небо все еще было светлым, отливая желтым и оранжевым. Но скоро и того не станет, горный закат столь скор, как и восход.
Под вечер таверна становится едва ли не ключевой точкой всего поселения. Даже если не захочешь найти – все равно на нее выйдешь, как бы ни петлял. Вот и Герхен, который шел просто куда ноги несут, обнаружил себя у ее дверей. Секундой позже обнаружил лежащего у порога Клейма, а у него в лапах – спящую белку. Волкодав пытался принять какую-то очень хитрую позу, дабы уменьшить перенос веса на грудную клетку, но получалось у него плохо. И если собачья морда может озариться вселенской радостью, то именно это и произошло, когда пес увидел хозяина. Вскочил бы, да вот белку будить жалко.
- Вот и я, Клейм, - обе сумки были бесцеремонно сброшены на землю, алхимик уже откупоривал колбу с зельем для волкодава. – Открой рот, запрокинь голову. Запрокинь, я сказал! Выльется же! Вот так, глотай. И не надо морщиться! Чихать тоже не смей! Глотай! Молодец, а теперь лежи. Сейчас начнет действовать, через минут пять-десять будешь как новенький. Ракшаса там?
Пес не удержался и чихнул. Филин посчитал это ответом, поднялся и подобрал сумки. Остатки зелья спрятал в ту же деревянную коробочку, в которой хранил кровь.
- Ждите тут. И не двигайся. Лежи и жди.
Таверна встретила гвалтом, смехом и песнями. После тяжкого трудового дня сюда стянулась почти половина деревни. Пробираясь между столиками, Левифрон приметил пару знакомых лиц, которые некогда мелькали в коридорах крепости, но имена надежно затерялись где-то в прошлом. Большинство присутствующих алхимику были незнакомы. Хозяин таверны, что-то рассказывающий, стоя за стойкой, тоже, хотя его имя было в крепости на слуху. Уж больно активно он ловчим помогал, если в том была нужда, чем заслужил их уважение.
- Доброго вечера, - оборвал алхимик Марни. Тот, не особо расстроившись, повернулся к новому клиенту.
- Доброго, доброго. Чем помочь могу? Ужин, выпивка, комната? Аль заблудились в  наших краях, что дорогу указать надобно?
- Да, я по поводу комнаты. Видите ли, мы тут проездом, выехали поздно, не уложились, чтобы до темноты на тракт выйти, - Филин достал из-под рубашки амулет и продемонстрировал хозяину. – Переночевать бы.
Марни придирчиво осмотрел грифона со всех сторон, затем воззрился на самого Левифрона. Видно, что воробей стреляный, так просто не поверит. И правильно, только так и выживают здесь.
- А почем мне знать, что бирюлька-то настоящая?
Филин поднял правую руку и повернул ее на свет, дабы стал видеть шрам.
- Ну, такой любой может получить. Звать-то тебя как, парень?
- Левифрон Герхен. Если очень сложно, то лучше Филином. Ну так что насчет комнаты? Я член Мернота, честно.
- Герхен, значит… А Ремили Герхен знаешь, «ловчий»?
- Сестра моя. Да, да, предугадывая ваш следующий вопрос, и Рогнеду Берг я тоже знаю. И все семейное древо Герхенов в трех поколениях могу перечислить, если вам так хочется. А если и это не убедит, можете написать мейстру письмо и лично запросить удостоверение моей личности.  Уверен, она будет в восторге, что в Тэльве уже алхимиков гильдии не признают!
- Ну ладно, ладно, верю. Прости уж, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Есть одна комната свободная, денег за одну ночь я не беру. Вот ключ. Комната посередке.
- Благодарю. А можно вас спросить? Вы тут девчушку такую небольшую не видели? Рыжую.
Марни как-то странно покосился на Герхена. Улыбка куда-то исчезла.
- Буйную такую?
- Ну… Временами, - осторожно согласился алхимик, понятия не имея, какой ответ будет лучшим в данной ситуации. Синори тут явно видели, а уж судя по реакции, приключения она найти успела.
- А ты с ней знаком, значится?
- Она моя спутница. Мы разминулись несколько часов назад, теперь я еще ищу. Так что, вы ее видели, да?
- Она мне тут таверну разгромить попыталась, да ее вовремя остановили. Теперь отвечает за содеянное. Конечно, если тебе есть чем заплатить за то, что она устроила…
- Нечем. Я могу предложить зелья и соленые огурцы. Ну или услуги алхимика, если вам что надобно. А хотите ручную белку? Будет народ веселить. Я могу ее даже трансмутировать по вашему желанию! Хотите белку-камнегрыза?
- Стой, стой. Не надо белок, тем более камнегрызов. Она мне таверну сожрет. А что за зелья?
- «Хвост ящера». Лучшее, что у меня сейчас есть. За него не всякий алхимик возьмется, да и готовить его долго. В наше время неспокойное точно пригодится. С таверной вашей все в порядке, так что вряд ли моя спутница успела сделать что-то страшное. Берите зелье и будем считать, что мы квиты, - колба с темной жидкостью была подвинута почти под самый нос хозяину заведения. Тот только вздохнул и спрятал склянку за пазуху.
- Посуду моет она в задней комнате. Что-то долго уже, к слову говоря. Сам будешь отвечать, если все тарелки перебила.
«Мои бартерные возможности подходят к концу. А огурцами за тарелки не расплатишься».
- Да, да, несомненно.
А в задней комнате Герхена ждала трагикомедия. Он даже не сразу сообразил, почему Ракшаса купает в мутной воде свой кинжал, пока не увидел, что вместо воды в сторону летят ледяные крошки. Филин молча обошел и девушку, и бадью, и несколько раз ткнул в «воду» пальцем.
- Ух ты, и правда лед.
Он совершенно не ожидал, что его подопечная умеет уходить в другую от взрывов крайность. Это, безусловно, логично, что ей дано не только взрывать вещи, но и замораживать их, но только когда ты знаешь об этом. Что сказать… Это следовало обдумать.
«Теперь она может не только взорвать меня, но и оледенить. Прекрасно. Просто прекрасно».
- Я даже не хочу спрашивать, как ты это сделала.
Вообще была навязчивая мысль оставить Ракшасу оттаивать в гордом одиночестве на всю ночь, чтоб она подумала о своем поведении. Но эта мысль отброшена прочь, ибо Левифрон был не из тех, кто бросает соратников в безвыходном положении. Потому перед ним предстало три пути: либо уносить девушку вместе с бадьей, на что у алхимика едва ли хватило сил и он сверзнулся бы с лестницы, либо сидеть здесь всю ночь с ней вместе, либо как-то ее оттуда достать. Поскольку сворачивать шею на ступенях желания не было, ночевать в подсобке тем более, а вот спать хотелось очень, Герхен просто вышел в зал и громко крикнул:
- Славные мужи Мернота, есть ли среди вас маги огненные? Спасите деву младую да невинную от монстра страшного, льдом именуемого. Опасным оказалось мытье посуды.
Где-то кто-то захохотал, кто-то даже использовал сие объявление как повод выпить еще по одной чарке. Лицо хозяина таверны выражало такую печаль и обреченность, что сразу становилось понятно о всех его сожалениях. Лучше бы не трогал девчонку, ей-богу.
- А как же, есть! – под всеобщие одобрительные возгласы поднялся из-за стола какой-то мужчина, уже закатывая рукава.
- Ну пошли с чудищем биться, раз так. И да сохранятся наши имена в легендах!
Надо отдать незнакомцу должное, первую минуту он честно старался держать лицо кирпичом и никак не реагировать на происходящее. Но чем дальше, тем сложнее ему это давалось. Герхену только и оставалось что отчитывать свое нерадивое создание.
- Я тебя больше никуда одну не пущу. Почему когда мы встретились с арахнидом, все было нормально, а только на твоем пути появилось мытье посуды – все, надо устроить катастрофу? Неужели в этом есть какая-то логика? И почему ты Клейма оставила за дверьми? Я же просил тебя за ним смотреть! Он же был ранен! А если бы с ним что-то случилось? Что бы ты делала тогда? Я отдал тебе самое дорогое на данный момент. И поверь мне, колбы и рядом с ним не стояли!
Лед потихонечку таял в умелых руках славного спасителя. До конца было еще далеко, ибо мужчина старался быть осторожным и не задеть руку и казенную посуду, но определенный прогресс наблюдался.
- И почему ты мне не сказала, что ободрала руки? – не спрашивая саму девушку, алхимик взял ее свободную ладонь в свои и рассмотрел со всех сторон. – Даже самая маленькая царапина может привести к гангрене. А ты в грязную воду полезла.  Развели мне тут лазарет…
- Готово! Остальное само за ночь растает, - оповестил незнакомец, когда растопил ровненький кружочек вокруг руки синори, и удалился из подсобки. Слышалось, что в зале героя встретили овациями.
- Благодарю. Пошли, я снял комнату и попросил простить твой дебош. Промою тебе руки, за ночь подживет. И тогда лезь, куда пожелаешь. 

- Прости меня, Левифрон, если сможешь. Я не знаю, мне стало страшно... много людей, совсем не по себе... я никогда больше не брошу Клейма, если вдруг...
Безответственность. Вот он, камень преткновения всех живых существ. Природный эгоцентризм так или иначе вылезает на первое место, застилает здравый смысл и заставляет отрицать долг и обязанности. И пусть они находились в Тэльве, где никому бы и в голову не пришло трогать лежащую у порога таверны собаку, ничего не менялось. Кто мог сказать с абсолютной уверенностью, что даже в безопасном месте с раненым животным не может ничего случиться? А если какой-нибудь пьяный в доску храбрец решил бы погладить «милую собачку»? Клейм не любил, когда его касался кто-либо, кроме хозяина, и явно бы начал дергаться, что ему решительно противопоказано, растормошил и без того нехороший перелом, и вот – налицо уже была бы не просто проблема, а самая настоящая катастрофа. Доводилось ли Ракшасе когда-нибудь оперировать в полевых условиях, имея у себя под рукой из ингредиентов практически одну лишь царскую водку? Крайне сомнительно, что подобный инцидент имел место в ее жизни. Ибо она бы знала, что куда легче этой самой водкой отравиться насмерть. И собаку отравить, чтоб не мучилась. Пользы и смысла больше, а крови на руках всяко меньше.
- Это была моя ошибка. Я почему-то подумал, что если с тобой рядом будет Клейм, тебе будет спокойней. Что никто к тебе не подойдет, а раз не подойдет, то взрывов и лишних нервов тоже не будет. Я просто надеялся, что ты от него не убежишь. Знаю, что ты его тоже боишься, но без него ведь еще страшнее. Но я никак не ожидал, что ты столь самонадеянно возьмешь и оставишь его за дверью! И пойдешь в таверну. Одна. Под вечер. Я бы сказал, что слово «абсурд» придумано специально про тебя.
Левифрон подошел ко входу в заведение, открыл дверь и позвал волкодава. Тот на удивление бодренько подскочил и ринулся к Филину. Видно было, что туго стянутые на грудине бинты здорово мешают передвигать лапами, но в целом пес держался уверенно и не вываливал язык, когда дышал. И не хрипел. Внешне абсолютно здоровая собака, хотя данные оптимистичные прогнозы все равно следовало проверить. Кто знает, вдруг Морелла «от сердца оторвала» второсортный ширпотреб, чей срок годности и коэффициент полезности стремительно уходили  в минус. Вряд ли, конечно, все же она тоже когда-то работала с трансмутацией и ныне прекрасно понимает, что такое навредить живому существу, но от нахальной пакости за сорванный обед, оккупацию своей лаборатории и расплату колбасой могла и не удержаться. По крайней мере, если пару часов Клейм начнет глупо хихикать или видеть невидимое, это будет объяснимо.
- И ты хорош.
Волкодав, который после приема зелья всем своим видом демонстрировал хлещущую через край энергию, готовность совершить еще с десяток подвигов и еще дюжину раз спасти хозяина он неминуемой гибели, сник. Он никак не ожидал, что тоже попадет под раздачу, услышит, что тоже виноват в том, из-за чего синори заставили мыть посуду, а его самого оставили на улице одного.
- Почему ты ее сюда пустил? А если бы она тут все разнесла? Знаешь же, какая Ракшкаса нестабильная, ее пальцем тронь – она в панику бросается, будто ее режут. И не надо смотреть на меня жалобными глазами, я тебя создал, я знаю, что ты и с переломанным хребтом гарцевать будешь, если нужда появится, что тебе какое-то ребро! Неужели нельзя было привести ее в тихое и спокойное место. В огород! Созерцали бы листики, землю, что там еще в огородах бывает... Главное, что ничего страшного в радиусе пятнадцати метров вокруг! Но нет, это ведь слишком просто, так?!
На них уже начали озираться. За вечер компания выходцев из Мернота и так привлекла слишком много внимания, и сейчас, стоя прямо в проходе, мешая новым гостям заходить и в общем захламляя собой милую сердцу картину пьянства, чревоугодия и праздности, они лишь больше накаляли атмосферу. А вдруг в Тэльве сейчас и другие ловчие ошиваются? Узнают, что кто-то из монстроловов знатно народ повеселил, в крепости расскажут. А там и до мейстра слухи дойдут в считаные часы. Особого ума не надо, чтобы догадаться, кто ж такой уникальный изволил шутом в местной таверне подработать.
- Я вас обоих больше никуда одних не пущу! Особенно вместе одних.
Только лишь белка, которой явно понравилось общество неполноценных мернотовцев, сохраняла полное спокойствие, сидя на загривке волкодава, и с задумчивым видом обгрызала неведомо откуда взявшийся орех. Только для нее у Филина не нашлось гневного слова, хотя он честно старался отыскать, в чем бы и ее упрекнуть. Не удалось, а потому грызун был признан единственным вменяемым существом в их компании.
- Вот, берите пример с нее! Молодец, белка!
Герхена, уходящего в сторону лестницы и направляющего свою маленькую пристыженную свиту, провожали взглядами. Под хмель любая дурость воспринималась легко, а главное, что и выветривалась плохо. То тут, то там мужчина выхватывал обрывки фраз, относящихся будто бы к ним, и внезапно очень захотелось ретироваться. Много людей – это хорошо на первых порах, но со временем на забитого Филина, так привыкшего к одиночеству в своем подвале, начинала давить толпа. Слишком людно, слишком громко, слишком бессмысленно. Захотелось тишины и покоя.
- Эй, ловчий! Я разве сказал, что животные разрешены? Это ж даже не собака, а целый медведь!
Уже прошедший половину лестницы Герхен только устало махнул на него рукой, чем вызвал шквал ругани со стороны Марни, волну хохота от других посетителей и очередной тост «за храбрость». Хозяину тоже всучили чарку, и не отстали, пока тот не выпил до дна. А пока он пил, и забыл уже, что категорически против медведей и им подобных в своей таверне.
- Я немощный алхимик, неужели не видно…
Комнат на втором этаже было всего три, поэтому расплывчатое «посередке» нашлось легко. А вот с открытием двери возникли некоторые сложности. Ясное дело, что Тэльва не была новой до самой последней щепки, очень многие мелочи повидали уже не одно десятилетие, служа до этого верой и правдой в крепости Мернота. Замок, который охранял покой этой комнаты, был как раз из этой касты опытных вещей, которые считают делом принципа демонстрировать свою старость при любом возможном случае. Первый поворот прошел успешно, где-то в медной утробе что-то глухо звякнуло, а потом ключ застрял и отказался поворачиваться вообще куда-либо. Минут семь Левифрон пыхтел, ругался себе под нос и отважно сражался с заартачившимся замком, пока терпение не лопнуло со страшным грохотом. Буквально.
- Даже дверь не желает меня слушаться!
Логика любых изобретателей всех мастей и расцветок, алхимиков в том числе: если что-то не работает, просто стукни хорошенько. Ногой. Вложив всю душу. Наверное, не начни народ внизу горланить какие-то песни под треньканье чего-то струнного и двигать стулья со столами, Марни бы выгнал новых постояльцев куда подальше. А так вроде даже не услышал удара. Замок тихонько щелкнул, и дверь сама собой отворилась.
Комната была обставлено скупо, аскетично. Почти как лаборатория Герхена, где тоже не было ничего лишнего. У левой стены простая деревянная кровать с подушкой и почти что походным одеялом, у правой – стол и стул, еще более простые, чем кровать. На столе три свечи. Рядом с дверью небольшой комод и табурет с ведром воды. Вот и все хоромы. Ловчие редко оставались дольше одной ночи, им королевское убранство ни к чему. Да и не платят же, вот и не на что украшательствами закупаться. Пусть бедно, зато чисто. Есть даже шанс, что клопы не сильно кусаются.
- Садись, сейчас я найду, в чем бинты замочить.
Сумки и плащ мужчина повесил на стул, зажег свечу. Сразу стало веселее, комната уже не казалась такой холодной и неприятной. Вполне себе и неплохо, если задуматься. Левифрону так точно было хорошо, о вкусах Ракшасы он судить не брался. Клейм же и вовсе упал прямо около двери, разумно рассудив, что надо отработать свой долг защитника и сторожить их территорию от незваных гостей. А потом уже можно и напомнить, что хозяин забыл его размотать из этой смирительной рубашки.
В комоде нашлась две глубокие миски неясного назначения. Потерев их плащом и ополоснув в ведре с водой, Филин вернулся к столу и достал две бутыли с прозрачной жидкостью. В одной была царская водка, воистину спасительная жидкость от всех бед и невзгод. В другой, чуть поменьше, - сок осоки, который тоже никогда не бывает лишним. И пусть зелье для Клейма не включало его в свой состав, он скромно ютился чуть ниже рецепта на той же странице. Насколько Герхен помнил, там было что-то вроде нейтрализации ошибки в создании усовершенствованного «Хвоста ящера», хотя наверняка не помнил. Всегда брал из закромов Мернота все, что было упомянуто на той страничке, и сок осоки шел прицепом.
«Наверное, осоку пока не надо, все же кто знает, что Ракшаса успела себе в раны занести. Промыть сначала надо. Хорошенько».
Ведро послушно прилетело ровнехонько к столу и само налило в одну из мисок воды. Филин в это время выливал во вторую водку. Завершал все действо табурет, который скромно подползал к сидящей синори.
- Рассказывай, что трогала, куда руки совала. Болит ли. Как себя чувствуешь. Не кружится ли голова. Не напоролась ли ты часом на клыки арахнида. Не собираешься ли ты прямо здесь помереть. Рассказывай, рассказывай, нечего молчать, мало ли те грязные тарелки сейчас вступят в реакцию с чем-нибудь, что я в тебя влил при трасмутации, а я и не узнаю, что ж тебя убило. Интересно же!
Герхен сел напротив девушки на табурет. Руки Ракшасы являли собой печальное зрелище, особенно та, что побывала во льду. Вся раскраснелась, выглядела удручающе. Да, будто бы и не руки младой и невинной девы, а как минимум кожевенника, который несколько суток кожи дубил. Даже после того, как Филин омыл их водой, оптимистичней картина не стала.
- И да, сейчас будет больно. Не знаю, насколько, но подозреваю, что сильно. Будешь знать, как терпеть до последнего.
Пока синори не выдернула ладони в порыве паники, Левифрон намочил бинт в царской водке и бесцеремонно приложил к царапинам. Готовый к чему угодно, он крепко вцепился в руки девушки и прижал ткань, с нескрываемым любопытством глядя на то, какой же будет реакция. По идее у синори с болевым порогом все было очень хорошо, но вот распространяется ли это на явление спирта в открытой ране – вопрос открытый.

- Буду...
«Вот  и отлично. Никто же тебе не поможет, если ты будешь молчать».
Прелесть их аскетичной комнаты заключалась в том, что взрывать тут было особенно нечего. Для мебели адреналина в крови девчушки маловато, на сумки посягнуть ни рискнет, соберет всю волю в кулак, но не допустит того, чтобы с обожаемыми колбами, баночками и порошками Филина что-то случилось. Разве что свечка представляла собой опасность, но ведро с водой было в пределах досягаемости. Вспыхнет шар огненный – быстро отведает водички колодезной, свежей да ледяной.
Секунда, другая. Ничего не происходило. Ничто в комнате даже не дернулось, не считая белки, которая соскучилась в молчаливом обществе Клейма и перебежала к алхимику и синори, усевшись рядом с девушкой. Огонек свечи все так же невинно освещал стол, ни одна колба не звякнула в предсмертной агонии. Даже бинт не задымился и не предпринял попыток взорваться, а ведь был вымочен в спирте. Ракшаса практически идеально для себя контролировала ситуацию, разве что руки дергались, непроизвольно пытаясь вырваться. Оно и ясно, такова уж природа живого существа. От источника боли нужно убегать. Но Герхен держал крепко, может даже слишком крепко, и не замечал этого. Все еще на всякий случай ждал финальной подлянки, хотя был весьма и весьма доволен, что столь серьезное испытание прошло без последствий.
- Молодец. Не страшно, правда?
Мужчина выпустил руки девушки, как только она перестала дергаться и расслабилась, и осторожно провел несколько раз бинтами по царапинам. Аккуратно, тщательно, чтобы не допустить ни единой возможности для всякой гадости из внешнего мира поселиться в организме его создания и начать медленно и методично портить и убивать. Тем более что сама Ракшаса пока не желала излить душу создателю и раскаяться во всех своих грехах.
- Ммм...
«Тихо, спокойно. Она сейчас сама все расскажет. Поймет, что это необходимо, и расскажет. Судя по тому, как тяжко ей это дается и насколько она медлит, слушать там есть что. Нужно просто начинать считать до десяти. Заранее. И дышать, глубоко и неторопливо».
Левифрон, в своем воображении предугадав тысячу и один вариант развития событий,  протер руки девушки водкой практически по самый локоть. Чтоб наверняка. Мало ли где она еще что ободрала, а в такой полутьме толком кожный покров не рассмотришь. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Я... ну... Только не кричи, пожалуйста.
«Не кричи? Она точно куда-то влезла! Она точно что-то страшное сделала! Может надо приготовить скальпель? Спирта должно хватить для подготовки инструментов, но вот чистых бинтов осталось совсем мало. Тейар меня раздери, какого лешего я сказал ей идти погулять?!»
И хотя синори еще ничего не сказала, кричать уже хотелось. Прекрасно понимая, что сейчас лучше помолчать и подождать-таки раскрытия интриги, Герхен только демонстративно выжал бинты в миску. По крайней мере, попытался, щедро плеснув на пол и дополнив и без того внушительную лужу из водки. Было прекрасно заметно, как Филин не особенно успешно пытается держать себя в руках.
- Я тебя слушаю.
- Голова кружилась пару раз, резкая слабость... потом она так же быстро отступала... короче, мне в рану попал яд арахнида. Руку. Левую.
О этот невинный взгляд, устремленный в коленки. О эта пристыженная покорность всем возможным наказаниям. Вот он, тот суслик, который вновь сжался в комок, ожидая новой бури. Пропала Ракшаса, которая осмелела за этот день и даже пыталась проявить характер. Похоже, ей было страшно.
-  А сказать ты мне это собиралась в полночь, когда твое тело бы парализовало, а сердце отчаянно пыталось еще хотя бы раз сократиться? Когда ты не смогла бы вздохнуть, потому что мышцы отказались поднимать ребра? Когда тебя бы в этой клетке оставили одну наедине с беспощадной болью, выжигающей органы и ломающей кости? Представляешь, не получится ни вздохнуть в полную силу, ни моргнуть, ни закричать. И не умереть, потому что этому яду не убить организм синори. Ты бы пролежала так до самого рассвета, сражаясь за каждый вдох и каждый удар сердца, и каждый круг крови по венам и артериям приносил бы мучения. Ты этого так хочешь? Может мне не стоит обрабатывать твои раны?
Левифрон смотрел на нее, не мигая, пронзительно, пролеживая даже самые мелкие движения. И не кричал, чего, впрочем, стоило бояться еще больше. Чем тише начало, тем громче будут последствия. Может не сразу, может потом, но они непременно будут. И слова, резкие и до боли честные, тоже обязательно прозвучат.
- Я бы с удовольствием посмотрел, как ты сопротивляешься влиянию яда. В крепости опыты над монстроловами разрешены лишь в особо исключительных случаях, мы работаем только с трупами. Никто бы мне не разрешил тебя там заразить. Это негуманно.
Филин поднялся с табурета, открыл окно и выплеснул содержимое обеих мисок на улицу. Кажется, по ту сторону стекла кто-то остался этим действом недоволен, но Герхен уже закрыл створки и пошел к столу. Быстрым и уверенным движением скальпеля разрезал один из бинтов, уже вымоченных в спирте, на несколько небольших квадратов, хорошенько прополоскал их в соке осоки и отжал. Не бог весть что, но на полевой компресс сгодится. Несколько капель того же зеленоватого сока с резким горьким запахом он добавил в колбу с водой. Обычно из осоки делали отвары, но сейчас было некогда заниматься этой канителью. Раствор ничуть не хуже, а может даже и эффективней. Если его ухитриться проглотить, а не подавиться в процессе.
- Жаль только, я не уверен, что ты не умрешь от болевого шока или асфиксии. Условия слишком уж далеки от лабораторных.
Он врал, бессовестно и беспощадно. Конечно, ему действительно было интересно, как бы синори боролась с токсином, что бы при этом чувствовала. Да что тут говорить, он бы хотел сотворить с несчастной девчушкой очень многое, одна идея была больнее другой, но то были лишь планы, которым никогда не суждено сбыться. Филин не смог бы намеренно заставить ее страдать и корчиться от нестерпимой боли. Не смог бы подвергнуть смерти. Одно дело – естественное наблюдение, но другое – уподобляться маньяку, которому плевать на ценность жизни и гуманизм. Левифрон тягой к лишней жестокости, не оправданной великой целью, не страдал. Но Ракшасе об этом знать необязательно. Сегодня произошло многое, и она забыла, сколь хрупка эта атмосфера спокойствия и свободы. И если единственный способ заставить ее думать хоть немного более разумно – это страх, то да будет так. Когда-нибудь она поймет, в чем разница между воинской телесной и духовной стойкостью и глупой гордостью. А Герхену просто будет спокойней, что она трижды подумает, прежде чем пойти и где-то убиться у него за спиной.
«Какое же неразумное дитя».
Он слишком устал даже для того, чтобы кричать и ругаться.
- Если будет чесаться, терпи. Нормального лекарства для таких случаев у меня нет, поэтому ничего особенного сделать не могу. Осока поможет крови очиститься, за ночь должно стать полегче. Утром зайдем к Морелле, если эффект яда не выветрится, - произнес алхимик, прикладывая к царапинам  синори компрессы с соком осоки и заматывая кисти рук чистыми и сухими бинтами. Получилось аккуратно и красиво, в таком виде девушка даже в некотором роде походила на своего создателя, ибо тот тоже постоянно ходил с замотанными руками.
- А вот это внутрь, - Филин помог синори сжать в немилосердно перебинтованных руках узкую колбу с раствором. – Выпей и ложись спать.
Дальше и сама справится. Филин отошел к столу и собрал все свои вещи обратно в сумку. Бутыль с водкой заметно опустела и радовала лишь тем, что стала менее тяжелой. Сок осоки алхимик далеко прятать не стал, мало ли ночью пригодится. Также проверил, в непосредственной ли досягаемости зелье «Хвост ящера». Сомнительно, что оно поможет при интоксикации, но с чем Акал не шутит. 
- Идем, развяжу, - подозвал Левифрон Клейма, усаживаясь на стул. Пес послушно приковылял к хозяину и положил голову тому на колено. Удивительное создание, которое способно одним взглядом выразить поддержку, утешение и понимание. Его тоже утомила суета последних дней, беспощадным ураганом ворвавшаяся в спокойное течение их дней. И он не ушел обратно к двери даже тогда, когда смог свободно вздохнуть и потянуться.
Смотав бинты и запрятав их в карман сумки, Филин вытащил свою потрепанную записную книжку, набросил на плечи плащ и откинулся на спинку стула. По закону свинства спать расхотелось, как это обычно с ним и бывало, да и было бы досадно пропустить возможное ухудшение состояния Ракшасы. К тому же, кровать все равно была торжественно уступлена дамам, если считать за даму и белку тоже. Ничего, главное, что больше никуда не нужно бежать. Можно расслабиться, перевести дух. Наконец-то.

Ракшаса копошилась за спиной Левифрона. Он даже не стал оборачиваться, незримо разделив комнату на две части: кровать и стол. Два полюса, между которыми сейчас возникла стена усталости, непонимания, отголосков вины и малой толики разочарованности. Жуткий бульон, делающий безмолвную тишину практически тяжелой и давящей. Только позвякивает пряжка ремня да шелестят перелистываемые странички, старые и уже маленько рассохшиеся. Все согласились с условиями нынешней ночи.
- У меня для тебя подарок.
Синори положила что-то маленькое на колени алхимику и поспешила ретироваться на свою часть комнаты. Отложив пока книжку, Герхен взял в руки подарок. То была колба, и даже кажется та самая, в которой еще утром было успокоительное. Но сейчас в ней была совершенно другая жидкость. Густая, зеленоватая, смутно напоминающая слюни.
«Что это такое?» - Филин поднес склянку ближе к свече, поворачивая ее под всеми углами и рассматривая на просвет. Да, теперь становилось ясно, что же за гадость Ракшаса насобирала в колбу. Не иначе как сам яд арахнида морта, который был столь желанен для Левифрона, ради которого он полез даже под жвала. Впору бы радоваться, конечно, что алхимик и делал первые секунды три. А потом его ухнуло нехорошей и пугающей мыслью.
«Она же сказала, что яд «попал». Попал – это немного. А тут явно не пара капель, это не учитывая того, что ушло в рану и просто вытерлось или разбрызгалось по дороге в деревню. Почему нельзя было признаться, что арахнид просто обслюнявил руку в своем яде?! Разница между «попал» и «обслюнявил» огромна!»
Наверное, он бы все же обернулся и излил на девушку еще одну порцию гневных речей, еще раз упрекнул в безответственности и полной неспособности понять всю важность сохранения жизни. Обернулся бы, если бы не осознавал, насколько это бесполезно. Наверное, слишком много впечатлений, слишком много событий, слишком радикальное изменение привычного устоя – и руки сами собой опустились.  Слишком много раз за эти сутки его тыкали носом в ошибку, которую он имел неосторожность допустить. Слишком большую ответственность повесили на него верхи Мернота, не оставив возможности отказаться или хотя бы запереться в спасительных стенах своей лаборатории на три засова и тяжелый замок. И пусть бы ломились и стучались, все равно не смогли бы попасть внутрь. Слишком много «слишком» для одних суток.
«А даже если бы она и сказала, что бы поменялось? Как будто я могу сделать что-то большее, чем промыть рану осокой. Или как будто я могу исследовать этот яд и создать из него противоядие за пару часов. Я даже не могу точно сказать, сколь велики его отличия от яда обычных арахнидов. Да даже есть ли они вообще! Без разницы, сколь много его попало в рану, лучшего решения проблемы у меня все равно нет».
Возможно, утром пелена спадет, и Герхен проявит тот энтузиазм, который бил из него в горах, когда огромный паук впервые предстал его глазам. Да, наверняка так и будет, ведь Филин всегда был подвержен радикальным сменам настроения.  Может, просто влияет темнота и ночная тишина. Это всегда было особенное время, немного пугающее, выбивающееся из общего потока. Днем проще и даже дышится как-то легче.
- Здесь места хватит... если захочешь лечь. Я не пинаюсь…
Голос Ракшасы был немного приглушен, явно отвернулась к стене, чтоб быть подальше от создателя. Только вот предложение – это простая вежливость, или ей действительно беспокойно, что Филину будет крайне неудобно спать на жестком стуле? Не говоря уж о том, как больно будет просыпаться в затекшем теле. Неужели в ней совсем ничего не откликнулось на те слова, что позволил себе Левифрон? Неужели совсем не задело?
Мужчина не стал отвечать. Просто затолкал колбу поглубже в сумку, куда-то в бинты, вновь раскрыл свою книжку и со вздохом вытянул ноги под стол. Пусть синори спит, и так вон голос уже уходит куда-то вдаль. Вежливость вежливостью, но Герхену стул был ближе, да и та стена посреди комнаты никуда не исчезла. На сегодня единства хватит. Тем более что до такой его степени, как деление одной кровати на двоих, пусть и без всякой задней мысли и исключительно из-за нужды, Герхену было еще идти и идти. Может в поверхностном общении алхимик сам и был той еще занозой в заднице, которою невозможно убедить замолкнуть и удалиться восвояси,  то близкие люди начинались и заканчивались на тетушке Рогнеде. От непонятого гения предпочитали бежать, и это уже давно вошло в норму для всех. Да и к Ракшасе в принципе близко подходить не особенно хотелось. Сейчас, на склоне дня,  Филин был уверен, что ее сила если не истощена, то явно в пределах контроля. Что же будет утром, когда резерв вновь достигнет отметки максимума, а усталость с некоторой обреченностью отступят, думать не особенно хотелось.
Клейм тоже улегся под стол, умостившись между стулом и ногами хозяина. Что ни говори, а порой иногда в нем просыпался щенок, которому в домике спится веселее, чем там, где отдыхаю все большие и суровые псы: у двери, в стратегически важной для защиты хозяина точке. Но там холодно и одиноко. Даже белка предпочла кровати с теплым одеялом подстолье, умостившись в лапах волкодава и даже спрятав под одну из них орех. Только Левифрон был неподвластен всей этой идиллии, мозг продолжал работать четко и ясно, не поддаваясь сонному дурману. Прекрасная возможность вернуться к истокам, начать работу по восстановлению утерянных документов.
«Основные положения трансмутации человеческого тела включают в себя…»

***
25 число месяца Новой Надежды, раннее утро.
Ему стало холодно. Плащ давно уже соскользнул с плеч на пол, и теперь холодный воздух немилосердно прорывался сквозь тонкий камзол. Утро в горах едва ли не холоднее ночи, особенно такое раннее, когда даже солнце еще не поднялось. Левифрон все же умудрился заснуть, но как давно – сказать не мог. Ничего не снилось, просто в один момент алхимик провалился в серую пустоту. И сейчас, открыв глаза и увидев такую же темно-серую пустоту вокруг себя, был немного растерян. Свеча не горела. Удивительное время, когда еще вроде бы темно, но небо уже светлеет, хотя до разноцветного марева еще далеко. Тогда будто бы смотришь – и ничего вокруг не видишь. Все становится таким одинаковым и застывшим, будто бы просто декорации.
«Около пяти, должно быть…»
Тело затекло, особенно ныли ноги, отдавая тупой болью в суставах. Похоже, так в одной позе всю ночь и просидел, найдя одно относительно удобное положение.
С неимоверным трудом разогнувшись и сев прямо, Филин оглянулся. Ракшаса еще спала. Клейм с белкой тоже. А за окном уже проявлялись отголоски активности. Естественно, в Тэльве, как и в Мерноте, встают рано. Алхимик осторожно положил книжку на стол, предельно аккуратно вытащил ноги из-под стола, стараясь не задеть пса. Как только это сделать удалось, он тихо поднял с пола плащ.
«Надо сходить к Морелле. Все равно Ракшаса спит, а потом времени не будет. Чем дольше торчим на глазах у мейстра, тем быстрее нас запрут в крепости».
К слову о синори. Уже застегивая фибулу на плаще, Филин подошел к кровати и склонился, силясь разглядеть в большом черном пятне свое создание. Нужно было понять, не стало ли ей хуже, и если стало, то насколько. Но увы, даже определить, где начиналась девушка и заканчивалось одеяло, не представлялось возможным.
«Ладно, перестраховаться лишним не будет».
Из комнаты Герхен вышел практически бесшумно, что далось ему тяжело. Он был весьма далек от чудес акробатики, гимнастики и даже простой грациозности, а потому с легкостью мог снести даже комод, стоящий в двух метрах от него. Как? Особое умение.
Лестница мимолетно промелькнула мимо. Так же эфемерно растаял за плечами главный зал таверны с потирающим глаза Марни у стойки.  И люди, и дома, и переулки деревни. Странное время, поедающее окружение. Вроде и смотришь, но не видишь. Только вывеска лавки Мореллы ярким и четким пятном выделяется в предрассветном тумане и этой таинственной неге, да две большие телеги с бегающими вокруг людьми непроизвольно попадают в тот же фокус.
- Со второй телегой аккуратнее, там хрупкое оборудование. Погрузили? Ну тогда и в путь можно.
- Морелла!
Голос алхимика спросонья был хриплый до невозможности. Да и горло побаливало, промерзать до костей два утра подряд – это вам не шутки. Ведь еще не лето, болезни еще ждут своего часа. Нужно быть осторожней.
- Левифрон? Что ты тут в такую рань забыл? Чудовищно выглядишь, надо сказать, – встрепанная женщина прекратила руководить погрузкой ингредиентов и всмотрелась в раннего гостя.
- У тебя есть готовое противоядие от яда арахнида?
- Где ты уже успел арахнида за ночь найти? Мне рассказывали, как ты зверюшек любишь, но я не думала, что все так запущенно.
- Это не мне. Ракшасу вчера в горах арахнид отравил, а она мне только к ночи сказала. Не будить же тебя было.
- Дурень! – и Мореллу мгновенно сдуло с улицы. Не прошло и минуты, как она также стремительно явилась вновь, будто бы соткавшись из тумана, и уже вкладывала в руки мужчины бутылочку с противоядием. – С тобой только в горы и шляться! Конечно надо было будить! Убьешь девицу.
- Она синори, ничего ей не сделается. Просто на всякий случай. Спасибо.
Спрятав бутылочку в карман, Герхен развернулся и стремительным шагом направился обратно в таверну. Морелла лишь покачала головой. А потом кто-то что-то уронил, и упрекающие мысли в адрес коллеги разом ушли на другой план.
- Откуда у вас руки-то растут, а?!
Дверь, лестница, еще одна дверь. И снова тихо на цыпочках, к столу. Вроде бы все еще спят, и негоже их будить. Пусть отдыхают, пока есть возможность ночевать под крышей и в кровати. Караван вот-вот тронется, по прямой дороге до Налии тут пара часов, если неспешно. Ровно столько у них есть времени, пока сплетница Морелла не расскажет всем в крепости, кого она видела в Тэльве.
«После рассвета нужно будет уйти», - алхимик поднес к столу мешок с оставшимся провиантом и выложил его на стол. Банка соленых огурцов, круг сыра, хлеб и несколько яблок. Не пир, конечно, но все лучше, чем ничего. Последним на столе появилось противоядие для Ракшасы.
Закончив с ревизией, Левифрон снова уселся на свой стул и закутался в плащ. Теперь только ждать.

Отредактировано Левифрон (2014-03-10 02:51:22)

И ждать пришлось недолго. Только алхимик уселся, удобно умостился на жестком стуле, который за ночь стал привычным и в некотором роде даже привычным, замотался в плащ по самый нос и вроде как расслабился, как за спиной раздалось копошение. Ему вторило некое движение под столом и гулкий собачий зевок, в исполнении Клейма звучавший даже как-то жутко. Этим подстолье и ограничилось, не спеша проявлять признаки больше активности. Мало ли еще никто никуда не идет и можно поваляться да подремать.
- Доброе утро...
Похоже, Ракшаса была не из тех, кто любил валяться до обеда. А может это Левифрон был далеко не столь тих и незаметен, как ему казалось, и все же разбудил своих спутников, пока с изящностью танцующего медведя летел с лестницы в главный зал таверны. Все же дверь их комнаты была прямо напротив, а мужчина торопился.
- Проснулась уже, значит. Доброе утро. Могла бы и не вскакивать так рано, еще есть время. Раньше рассвета все равно не уйдем, а до него час-другой еще есть.
Филин как-то ухитрился повернуться в своем коконе и поприветствовать девушку нормально. Надо признать, ему хватило такта не продолжать свой монолог и додумать остальные слова про себя. Герхену часто говорили, что он выглядит чудовищно, будто бы цивилизации никогда не видел, с людьми не контактировал и вообще всячески пытался одичать. Видимо, эти люди просто не видели Ракшасу с утра пораньше.
«Хорошая у нас компания подобралась: труп и баньши. Как бы на нас самих в один прекрасный день монстроловов не спустили, доказывай потом, что мы не нежить, а свои».
- Я выйду там... скоро вернусь. Все хорошо будет, хочу умыться. Если вода снова заморозится, позову, думаю, меня услышат.
Левифрону эта идея решительно не нравилась. Он уже достаточно осознал, сколь проблемной девушкой является его подопечная и как сильно ее любят всякого рода неприятности. Они умудрялись находить ее даже на абсолютно ровном месте, где, казалось бы, даже случиться ничего не может. И вчера алхимик был абсолютно серьезен, когда говорил, что больше отпускать ее одну никуда не намерен.
«Только вот наверное нехорошо караулить ее у ванной комнаты. Ей, конечно, уже поздно что-то от меня прятать, но одно дело, когда девушку не спрашивают, а сама она уподобляется заранее умершему телу, а другое – когда она вполне еще живая и способная защищать свою честь и достоинство. Да, наверное, все же не стоит… Хотя с другой стороны, а если вдруг что-то случится? Даже не вдруг, что-нибудь непременно случится! Нет, она пока еще будто неразумное дитя, вот когда станет взрослым и уверенным монстроловом, тогда и буду одну гулять пускать. Но как она станет взрослой и уверенной, если я ее даже от бадьи с водой буду оберегать?»
Герхен так и метался между «пусть делает, что хочет» и «если она будет делать, что хочет, обязательно убьется». Будь она успешным экспериментом, вопросов бы и не возникало, Левифрон бы с радостью вспомнил, что лучшее воспитание – собственный опыт. Он сам так шел, и свято верил, что лучшего пути нет. Но, увы, Ракшаса была слишком нестабильна, чтобы действовать необдуманно.
«Может оно и к лучшему, что мы сразу пошли в этот большой и страшный мир. Чему она бы научилась в крепости».
Некоторые наставники Мернота называли это методом выбивания дури. Новичка сразу же бросали в сложные условия, создавали стрессовую ситуацию, заставляли перестраиваться, меняться и учиться по ходу дела. Немного жестокий способ, но с особо сложными кадрами работал отменно. Как правило, после такого опыта дальнейшее обучение шло намного легче, да и страшнее уже быть ничего не могло. Кроме обряда и испытания, конечно, их традиционно боятся все, даже те, кто виду не подает.
- Клейм, прогуляйся-ка, разомни старые кости, - Филин ткнул носком сапога волкодава в бок. Тот явно нехотя выполз из-под стола, встал, отряхнулся, трагично посмотрел на хозяина, но за синори все же пошел. Причем куда тише, чем это сделал бы сам алхимик. В саму ванную, конечно, за Ракшасой не последовал, ибо столь сильных симпатий и желания строить из себя няню не испытывал, а потому просто улегся под одним из крайних столиков в зале и контролировал ситуацию. А что ему, из-под одного стола выгнали – мы найдем другой.
Левифрон тем временем тоже вылез из плаща и окончательно активизировался. Пусть за ночь он и не решил загадку трансмутации, но пришел к выводу, что откат всего процесса будет слишком длительным. Придется работать на два фронта: просто обучать синори, как это делают наставники в крепости, пытаясь отшлифовать все углы и перебороть страхи, а попутно восстанавливать формулы. Их все равно вернуть надо, потому что Герхен не был намерен проводить другие человеческие трансмутации, пока не найдет свою ошибку, но почему-то чувствовалось, что времени особо и нету. Ведь не о гордости алхимика шла речь, а о будущем этой девочки. Тут уж права на эксперименты нет, ими можно и потом заняться, когда все решится.
«Надо подумать, куда мы двинемся дальше».
Небо становилось все светлее и светлее. Теперь в комнате можно было разглядеть даже отдельные предметы, благо тени наконец явили себя. Одно сплошное серое марево начало рассеиваться. И поскольку все это неумолимо происходило, мужчина наконец заметил, что одиночные листки из его записной книжки рассыпались вокруг стула.
«Ну вот, теперь надо искать, откуда они выпали. Когда вернемся в крепость, нужно будет их наконец подшить все. А то вдруг потеряю».
Пока Герхен собирал свои записи и с упоительной скрупулезностью возвращал их в нужные места, вернулась Ракшаса. Сразу же за ней в комнату проскользнул Клейм. Судя по виду волкодава и спокойствию девушки, неприятности решили разорвать шаблон и в этот раз пройти мимо.
- Смотри, у нас деньги есть.
Или не решили. Филин с подозрением посмотрел на серебряные монеты, которые теперь лежали на столе прямо перед ним, потом на синори, а в самую последнюю очередь на Клейма. Тот вел себя крайне флегматично. Однако вопрос о том, откуда же у девушки, которая на несколько минут отошла умыться, возникла столь немалая сумма, оставался висеть в воздухе.
- Ты же мне расскажешь, откуда они у тебя взялись, да? Потому что иначе я додумаю сам, а все буду спокойнее и здоровее, если этого не произойдет.
Нет, эти двое вообще не проявляли никаких признаков тревоги. Клейм уже облизывался на еду, без команды хозяина пока удовлетворяясь лишь запахом сыра, Ракшаса же сооружала свою хитрую прическу с применением двух палочек. Деньги внезапно отошли на второй план.
- Точно, покажи мне руки, - поскольку возведение непонятной конструкции вроде бы было завершено, Герхен бесцеремонно принялся рассматривать руки синори под всеми возможными углами и со всех возможных сторон. – Не болят? Не чешутся? Судорогой не сводит? Выглядят нормально, даже хорошо, если учитывать, в чем ты вчера их старательно измазюкивала. Сама как себя чувствуешь? Голова больше не кружится? Сделаем так. Поскольку видимого влияния яда я больше не наблюдаю, противоядие пока пить не будешь. Пусть иммунитет работает, ему полезно. Но если вдруг что, говори. То есть действительно говори, а не молчи, пока я сам тебе его в рот не волью, потому что мне судорога померещится!
Что ж, поскольку все встали, сидеть и расслабляться смысла больше не было. Даже белка вылезла на белый свет и уже восседала на бочонке с солеными огурцами, умываясь.
- Раз уж у нас есть деньги, предлагаю отложить походный завтрак на светлое будущее и поесть нормально. Успеем еще поголодать.
Удивительно, но алхимик и сам был голоден. Повесив сумку на плечо и подхватив телекинезом тот скудный провиант, что у них имелся, он спешно спустился в зал. Вместе с провиантом летела и белка, получая новые, доселе невиданные впечатления. Марни до сих пор с крайне скучающим видом оттирал какое-то невидимое пятнышко со стойки.
- Марни, нам бы поесть чего.
Звон монеток, запрятанных куда-то в недра синего камзола, отчетливо послышался в воздухе, а хозяин оживился.
- Как раз скоро народ работящий к завтраку потянется, так что все готово. Говорите, чего изволите.
- Чего-нибудь… существенного, - подумав о том, что Ракшаса с Клеймом так и не поели ни разу за весь вчерашний день, Левифрон вложил особый смысл в последнее слово. Трактирщик оказался умным малым и даже смекнул о масштабах бедствия.
- Существенное, значит. И такое найдем.
Мужчина скрылся на кухне, и можно было слышать, как он бодрым голосом отдает команды. Филин наугад сел за один из столиков и опустил на него провизию. Станет прекрасным дополнением к чему-нибудь существенному.
- Я тут решил, что надо уходить дальше от крепости. Это опасно, конечно, в обычной ситуации я бы на такое не пошел, но кажется мне, что лучшего выхода нет. В полевых условиях ты будто бы берешь себя в руки, последствия трансмутации сглаживаются. И да, я помню, каким тяжелым выдался вчерашний день, но тем не менее, это лучше, чем просто сидеть в безопасности под надзором мейстра и ждать чуда. Ты уж извини, но я хочу забросить тебя в самые ужасные места, до которых только додумаюсь, сведу с самыми опасными тварями, которых ты только сможешь пережить.
Алхимик потянулся к висящей на спинке стула сумке и достал оттуда карту. Как и всякий ловчий, которого в любой момент могут выдернуть неведомо куда, карта всегда лежала в одном из внутренних карманов. Для Герхена она и вовсе была жизненно необходима, учитывая его топографический кретинизм и полную неспособность пройти мимо трех сосен, не заблудившись. Расстелив ее на столе, Левифрон ткнул пальцем в один из континентов.
- Пойдем на запад. Доводилось там бывать раз или два, те еще местечки попадаются. Конечно, было бы лучше на юг или восток, где сами условия заставляют приспосабливаться, но боюсь, что такого не переживу я. Может быть чуть позже, когда найдем тебе более живучего наставника и с которым твои возможности для развития будут несколько выше.
Палец скользнул с середины континента правее, на восточную его часть.
- Да и слышал я, там энты с разумными мантикорами водятся. Они даже поинтереснее медведей будут. Вот уж с кем было бы крайне занятно побеседовать.
Дверь кухни открылась и в зал вылетел Марни с внушительной тарелкой. На ней красовалась рыба, поражающая своими размерами. Да, пожалуй именно что-то такое и можно назвать существенным. Филину пришлось убрать со стола карту, чтобы трактирщик смог поставить блюдо. Через пару секунд к рыбе присоединилась тарелка с вареной картошкой и зеленью.
- Знаете, еще и Клейму бы что-нибудь. Он у меня почти всеядный, так что пойдет все.
- Это можно. Пошли, собака, для кухне для тебя много чего есть. То-то мы все думали, куда все кости да прочее такое деть.
Волкодава дважды звать не пришлось, он едва ли не быстрее Марни ломанулся на кухню. Герхен же уже ковырялся в боку у рыбы со своей стороны.
- Только вот знаешь, что меня беспокоит… Сколько тебе лет? Сколько осталось до совершеннолетия? Все ученики, которые попадают в гильдию в детстве, обычно проходят обряд практически в день совершеннолетия. Конечно, есть и те, кто проходят позже, но там обычно особые обстоятельства. Так вот, мне интересно, как долго мы еще можем гулять.

Рыба была отменная. То ли Марни расщедрился, ибо осознал, сколь невежлив был вчера, когда накинулся с упреками и бессмысленными обвинениями на несчастную девчонку, то ли  просто вспомнил, что тоже как будто относится к Мерноту, а своим надо помогать. Даже не просто надо, у хозяина таверны это превратилось едва ли не в жизненное кредо. Вон даже акцию на первую бесплатную ночь устроил, а какой трактирщик в своем уме на такое пойдет? Конечно, можно догадаться, сколько этот мужичок берет с остальных случайных проезжающих мимо, кому повезло договориться о доступе в деревню и получении приюта. Да и вечерком тут вино да эль тоже явно и близко не бесплатные.
- Я думала, алхимикам сообщают информацию об образце... как минимум возраст, должны же вроде.
А они и сообщали. Каждому алхимику, берущемуся за трансмутацию, приносят внушительную стопку всякого разного, что только могло относиться к подопытному. Совет таким нехитрым образом просто повышал выживаемость новоявленных синори и ллайто, ведь чем больше знает алхимик, тем вероятнее успех процедуры. И Филину тоже в свое время пришлось разгребать бумажки, всевозможные отчеты лекарей и заключения наставников по боевым и магическим искусствам. Обычно там была даже краткая родословная, но в случае Ракшасы обошлись без нее. Да, он действительно все это прочитал столько раз, что едва ли не выучил наизусть, практически каждую мелочь учел при проведении трасмутации и составлении формул. Он повторял каждое предложение, как мантру, чтобы ничего не упустить. Но когда по венам будущей синори разошлись последние капли алхимической смеси, та огромная куча сведений резко и мгновенно утеряла весь свой смысл. Она стала не нужна даже на том чердаке подсознания, куда всякое нормальное существо сносит прошлый опыт и знания, более не играющие главной роли, но которые позднее проявятся в виде мимолетного дежа вю и инстинктов. Нет, лишняя информация более не имела даже самой мизерной значимости и была бесцеремонно и равнодушно выкинута прочь. Наверное, знай мужчина, что так все обернется, дважды бы подумал, прежде чем позволять своей ненадежной памяти творить все, что вздумается. Ведь кто мог предугадать, что после краткой приписки красными чернилами «эксперимент окончен» в самом конце той стопки листов история не закончится, а напротив, развернется в неведомое будущее. И конец ее теряется в дымке неизвестности, которую даже предугадать не получается.
- Что будет, если я не пройду обряд... Нас хватятся, потом выгонят?
Левифрон поднял глаза от рыбы с картошкой и посмотрел на Ракшасу. Наверное, для нее и правда важно стать частью Мернота. Нет, алхимик не представлял себе каждого человека эгоистичным чудовищем, далеким от идеалов и принципов, ведь абсолютное большинство ловчих было славными малыми, пусть и немного грубоватыми. Но почему-то до сих пор упорно казалось, что девочка ведет себя как-то неправильно, противореча ситуации. Человеческую психологию Герхен представлял куда хуже, чем животную, но разве синори не должна быть чуть менее покорной? Разве она не должна испытывать какие-то негативные эмоции к гильдии? Ведь ее купили, как скот, пусть и из добрых побуждений. Воспитывали для своих целей, не спросив о ее желаниях. Сдали на опыты алхимику, который никогда полноценно не работал с людьми, подвергнув боли и страданиям. А после, когда обнаружилась ошибка, поставили чудовищный ультиматум. И пусть все это делалось для нее, чтобы дать несчастной сироте возможность подняться с колен и взглянуть на всех прочих взглядом свободного и самодостаточного человека, но разве ей не должно быть не все равно, каким путем с ней это пытаются сделать? И ей не просто на это поразительно наплевать. Она умудряется со спокойствием левиафана делить с тем самым алхимиком, который напортачил, кров и еду. Идти туда, куда ему взбредет в голову. Слушаться его указаний и капризов. И, что самое главное, вопроса доверия даже не видно.
«Значит, не хочешь другого наставника, да? Хочешь сложить свои кости вместе со мной на каком-нибудь захолустном кладбище на далеком Западе?»
Эта девица была просто потрясающе неправильной!
- До обряда мы вернемся. Ну а если не пройдешь…
Да, а что будет, если она не пройдет? Если ее даже не пустят сражаться с тварью, поскольку сочтут все еще недееспособной и опасной для всех вокруг? Кто знает, что будет после этого, сколь милосердны будут верхи и как они воспользуются ситуацией. Может отправят ее на рудники или шахты, помогать взрывать породу. Может оставят Левифрону в качестве сувенира. Может отправят восвояси, дабы искала счастья в другом месте. А если другой сценарий? Ведь девушку могут допустить к испытанию, и там ее может прикончить тварь. Ведь Ракшаса – не закованный в латы воин, не могучий орк. Даже если она выйдет в компании с другими синори и ллайто, каковы ее шансы пережить прямую атаку? Да никаких. Любой мало-мальски сильный удар сомнет ее, как игральную карту. Просто нелепая случайность, неудачная координация действий отряда и так некстати оказавшийся перед самым носом монстр. И бежать уже некуда, помочь себе нечем. Филину даже показалось, что он услышал удивленный хриплый вскрик и хруст ломающихся костей прямо над самым ухом. Его передернуло, вилка выпала из пальцев.
- Ты пройдешь. Посмотри, на меня ведь даже дышать страшно, а я каким-то образом испытание пережил. Твои шансы точно намного выше!
Говорить о том, как он лез из шкуры вон, чтобы стать полноправным мернотовцем,  Филин не стал. Ни к чему Ракшасу пугать, и так боевой дух строится лишь на том, что этот обряд где-то далеко и вообще еще не с нами. И только пока вокруг нет людей. Едва только синори вспоминает о своей неполноценности или видит раздражающий фактор на своем пути, в ней просыпается сущность суслика. Ничего, Герхен еще раз постарается, но в этот раз не для себя, а для нее.
- Мне будет 18 через месяц, 1 Страстного танца.
- Я надеялся, что времени будет больше. Ну и ладно, чем ближе срок, тем веселее и насыщеннее будет наша жизнь! Правда, как в него уложиться, я смутно представляю…
Эта дилемма явно была непроста. Левифрон вкусно хрустнул соленым огурцом, настраиваясь на подвиги мысли, стратегии и тактики. Курс молодого ловчего обретал в его сознании все больше драматичных деталей, о возможности его исполнения алхимик же не думал вовсе. Неправильная Ракшаса, кажется, была морально готова к любому завихрению творческой мысли создателя, порой наводивших на подозрения о легком садизме. Этим стоило воспользоваться. За фундаментальным планированием мужчина и не заметил даже, как засуетилась его спутница, как покинул покой их столик и как повисла в воздухе неясная удушающая тревога.
- Рыба кончилась… Жаль, а думал, что не доедим и можно будет на обед забрать. Ладно, сыр остался, уже кое-что.
- Левифрон, пойдем отсюда, скорее.
- Как, уже? Куда ж ты так бежишь, дай хоть оплатить… Ракшаса, возьми себя в руки! Не меня, слышишь!
Но она уже тянула  его за локоть, стремительно пытаясь покинуть внезапно ставшее отталкивающим помещение. Герхен разве что успел кинуть между тарелками серебрушку и подхватить телекинезом все, что стояло на столе из их скромного скарба. Распихивал все по сумкам алхимик уже на ходу, ибо синори буксировала его к выходу неожиданно упорно.
- Все, все, вышли. Отпусти меня уже!
Проведя краткую ревизию и убедившись, что и белка, и Клейм успешно проследовали за ними, Филин вздохнул спокойно. Ничего не забыли. Никто в панике не взорвался и не встретил летящую в лицо тарелку.
- На запад говоришь... Пойдем... Пойдем на запад. Юг с востоком и я не переживу, Левифрон.
- Недооцениваешь ты себя. Уж поверь.
И ни зигзагами, по какой-то неведомой траектории двинулись к выходу из деревни, навстречу новым попыткам суицида по глупости и мантикорам на пару с энтами.

[ Город руин ]