[ Улицы Ацилотса ]
13 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, утро.

Как задали тон еще на базарной площади, обменявшись взаимными безмолвными ударами, так и продолжили поддерживать его на протяжении всей поездки. Нельзя сказать, что вампир обладал какими-то до отвращения выдающимися качествами, позволившими бы его ненавидеть, но сама его манера держаться толкала Альдена набирать и набирать обороты, затмевала взор и не позволяла вернуться к великой и незыблемой политике игнорирования. Да и не умел так инквизитор, если перед ним махали зазнавшимся аристократишкой мужицкого полу, пытавшимся самоутверждаться и распускать павлиний хвост в присутствии леди Аннуоры, реакция была подобна тому, как реагирует бойцовский пес при виде отборной ароматной вырезки перед самым своим носом. Ну натуральное удовольствие можно было получить, уткнув такого смазливого и самодовольного вампиреныша прямо в дорожную грязь и пыль! Да еще и на глазах его молодой девушки-коллеги, которая, казалось бы, должна была смотреть на сего героя в сверкающих доспехах с раскрытым ртом и обожанием в глазах, напрочь позабыв о муже.
И Лео, благополучно отринув приличия и нормы, всеми силами издевался над временным товарищем, словесная пикировка не прекращалась ни на минуту, хотя порой и казалось, что аргументы и колкости обеих сторон плавно сходили на нет. Нет, то были паузы для переоценки оппонента, вынесения выводов и придумывания новой тактики. И так уж выходило, что инквизитор пока не мог нащупать больного места паладина, хотя примерно ощущал его. Не мог ударить достаточно больно, чтобы светская холеная улыбка кровопийцы обратилась в гримасу. Это было похоже на игру, и Альдену это нравилось. Он любил бесить людей и нелюдей, особенно, когда те чувствовали себя полными хозяевами положения.
- Так о чем бишь я, сударь сержант? – болтал без умолку Альден, делая паузы только на то, чтобы укусить грушу. Он ел уже третью, больно уж те вкусными оказались. – А, точно, о моих причинах скрашивать ваше общество сегодня. Так вот, представляете, господин вампир, пришла к нам в аптеку утром женщина, страшная, как смертный грех! То есть действительно страшная: глазенки маленькие, черные, не видно их вообще, кожа красная, пупырчатая, как тот огурец, щеки вспухли, лоб навис на самый нос. И дышит так тяжко, что, кажется, упадет прям там, где стоит, да дух испустит. Ну я, значит, спрашиваю ее, что случилось. А она все лекарства требует, да непростого, а Ильтаром освященного, едва ли не им самим изготовленного. Говорит, мол, или так, или прокляну вас всех тут, если не добудете, и чтоб тихо да побыстрей. Что поделать, с силами темными никому ссориться не хочется, вот и поехал я. А, что? Мораль? Какая мораль? А-а-а, мораль! Точно! А мораль такова, сержант, что не тот паладин, кто доспехами лучше народ на тракте слепит, а кто людей вернее спасает. Так-то, глядишь, я бы и до командора сразу дослужился, коль захотел бы больше хвостом вертеть, а не делом заниматься. А вы старайтесь, старайтесь, может, однажды и добьетесь такой же степени добродетели и праведности.
И тут ему удалось, дрогнула губа у вампира. Да, по тонкому льду ступал Лео, ведь рядом был не только смазливый сержант, но и жена, тоже служившая в паладинах, но уж она-то точно знала, что инквизитор не серьезно, он просто несет фееричный бред ради бреда. Он был актер и паяц, и увы, как и у любого ремесленника подобного рода, дела у него не могли идти хорошо, если он не переступал границы дозволенного и не играл на ненависти и обиде столь же умело, как и на любви и уважении.
Только вот была одна вещь, которая задевала за живое и не позволяла катиться по сценарию, как обычно – вот это менторско-покровительское поведение паладина по отношению к Аннуоре. Ишь, любезный какой выискался! Речь о необходимости соблюдать приличия требовала продолжения.
- А если честно, у тетки той аллергия на душистое мыло, коим некто, с кем она имеет весьма близкое и, видимо, не совсем легальное соприкосновение тел, обильно натирает себя и свою одежду. Владелица аптеки сказала, что не первый раз уже эта дама к ней прибегает, да все уму никак не наберется, только все угрожает, чтоб никто про аллергию не разболтал. А здесь, дорогой мой сержант, мораль в том, что нефиг зариться на чужое добро, никогда не знаешь, какой сюрприз нашлет Ильтар в наказание за нарушение его догм. Может так случиться, что аллергия покажется великим счастьем на фоне того, что выпадет. Так что будьте осторожней, милсдарь, знаю я, как тяжела в этом плане рыцарская доля, как много вокруг бывает соблазнов, как тяжело порой сдерживаться.
Он с решительным и несколько печальным лицом Лео откусил последний кусок от груши, уже объеденной со всех сторон. Особенно торжественно он произнес заключительную фразу своего мнолога.
- Ведь когда-то и меня вела дорога приключений. Но потом мне прострелили колено и выбили глаз, пришлось осесть и стать аптекарем.
И так далее, так далее, так далее. Поток слов изливался из Альдена неудержимым водопадом, и не было в нем ни слова правды. Сержант внимал, Аннуора глядела по сторонам и, кажется, вовсе не обращала внимания на беседу своих спутников, по большей части сводившейся к долгим монологам инквизитора. Альдену его собственный треп тоже не мешал, он давно не разговаривал с новыми людьми и не имел возможности найти свежую жертву для своего красноречия. Удивительно ли, что мужчина даже не заметил, как они подъехали к самым воротам монастыря?
- Ой, а мы уже, да? Надо же, как быстро пролетело время, вот что значит хорошая компания.
Паладины спешились, Лео проследовал их примеру. Кто-то что-то кому-то сказал, и ворота мистическим образом отворились, демонстрируя гостям всю красоту внутреннего убранства двора монастыря. Такова была натура Лео, что он не умел проникаться такими моментами, а потому и в этот раз остался равнодушен и к атмосфере, и к размеренным монахам, и к суровым паладинам. По рабочей привычке сразу пробежался взглядом по устройству ворот, по наличию в стенах уязвимых мест или путей отхода, убедился, что чудесные местные лавочки никуда не делись. Да и все. А вот Аннуора, судя по ее одухотворенному лицу и взгляду, прониклась. Она даже взялась за руку мужа и так цепко ее сжала, будто потерялась от того незримого величия, которое перед ней предстало. Инквизитор коротко сжал руку драконицы в ответ и очень красноречиво поглядел на вампира, который все еще топтался рядом. Хотя лицо его было настолько утомленным, что, видимо, больше всего на свете тот мечтал сбежать от докучливого муженька коллеги.
- Вы такой замечательный собеседник, сержант! Я бы мог еще столько с вами обсудить, столько незыблемой мудрости передать вам, как заботливый отец своему сыну. Да вы мне уже как сын! Смотрю на вас – и вижу свои молодые годы, и так душит меня что-то-то, так душит… А куда же вы, сержант! Я свято уповаю, что мы сможем с вами выпить как-нибудь и вспомнить наше рыцарское былое!
Паладин уходил так, что только пятки сверкали. Еще чуть-чуть - и сорвался бы в трусцу. Лицо инквизитора озарила ухмылка победителя.
- Какой же он у вас медленный, ей-богу, я уж думал, никогда не свалит. Чую, обратно он поедет в километре от нас. Конечно, если он уловил основную мораль всех тех баек, которые я ему травил.
Хотя Лео мог ручаться, что Эрвин не только не поедет с ними вплотную, но и запрется в келье на месяц, чтобы соблюдать обед молчания и вычищать свои уши и мозг от словесного мусора, который туда любовно затолкали.
- Эрвин говорил мне, что справится сам, так что мы с тобой совершенно свободны. В Ацилотс обычно возвращаемся к вечеру, если задержимся и придется ночевать - нам выделят келью. А пока можно гулять где угодно, если ты конечно не желаешь познакомиться поближе с моими сослуживцами - тогда прошу в общий зал. Впрочем, обед и ужин нам все равно подадут туда, так что пообщаетесь.
Она говорила, а Альден уже протянул свои загребущие лапы, непринужденно обняв жену сзади. Монахи могли быть спокойны, он делал это очень целомудренно, его просто так достал самовлюбленный вампиреныш, что нужно было подержать в руках что-то приятное и умиротворяющее, снять напряжение.
- Я уже с одним пообщался, хочу сделать перерыв. Но это не значит, что я не захочу познакомиться с остальными обитателями храма позже, надо убедиться, что больше никому не нужно рассказать сказку про блудливую тетку с аллергией и напугать страшным лицом. Обязательно надо, - инквизитор поцеловал жену в затылок, провожая взглядом несущего вахту паладина, прошествовавшего прямо над макушкой Аннуоры. Что-то в нем показалось знакомым.
«А это не тот ли солдатик, который никак меня на встречу с Хьервином меня пропускать не хотел две недели назад? Если так, то плакала моя конспирация. Надо менять дислокацию».
- Никогда не ночевал в монастыре, с девушкой в одной келье тем более. Это даже как-то… интересно. Я хочу попробовать, если они пообещают не будить меня с первыми петухами. Давай потеряемся куда-нибудь, чтобы сэр Важная Морда нас не нашел и уехал один? Или не уехал, а тоже заночевал.
Альден не столько спрашивал, сколько ставил перед фактом. Мол, любимая, сейчас мы будем отчаянно теряться и играть в прятки с твоим сегодняшним начальством, ибо инквизитору припекло окунуться в быт монаха и проверить все стереотипы. Потому на ответ ей времени не было дано решительно нисколько, мужчина совершенно внезапно подхватил девушку на руки и с места рванул в какой-то арочный проход. Паладин на вахте не успел ничего заметить, сэр Важная Морда не успел вернуться и запретить им делать что-то нехорошее.
- Знаешь, я слышал, что у вас тут целые катакомбы под фундаментом, собственный некрополь! И люди тут похоронены такие… необычные, следы которых в истории потеряны, а биографии замалчиваются. И призраки, говорят, есть лютые, а тот, кто найдет могилу и дернет за нос монаха Пипа Золотоборода, получит карту к захороненным сокровищам его разрушенного храма, прихожан и служащих которого мой Орден несправедливо обвинил в тейаропоклонничестве.  И что самое главное – кому придет в голову искать нас в склепе, верно? Давай направляй, паладин, ты тут служишь, я так, мимо прохожу! Хоть бы таблички развесили, что ли, а то как хочешь, так и ищи нужный поворот.
Лео шагал по коридорам с упоением осадного тарана, и мысль о том, что никакого подземного кладбища тут может и вовсе не быть, как-то не посещала его голову. Да и об оставленных во дворе конях он как-то не волновался, здешние обитатели были настолько благочестивыми, что конокрад стал бы событием.
А на худой конец в седельных сумках остался Шум, вот пусть и сторожит.

13 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, с полудня до заката.

Когда-то очень давно, когда Лео был совсем маленьким и жизнь его еще не сложилась в ту картинку, которую он имел сейчас, отец и мать пытались приучить его к высокому и прекрасному. И хотя семья не была сильно зажиточной и не являлась частью аристократического мира, каким-то непостижимым образом Альдены умудрялись участвовать во всех событиях Ацилотса, брататься с на редкость важными светскими фигурами и частенько появляться в местах сборищ столичной богемы. Театры, выставки, музеи, приемы – приглашения приходили каждую неделю, вороны и гонцы только успевали раскланиваться. Наверное, оно и не удивительно, хороший инквизитор всегда предпочтет держать круг своего внимания на коротком поводке, а для этого приходилось стать частью этого круга. Беда заключалась в том, что утехи взрослых в один прекрасный день стали касаться их сына, который никакой склонности к светской жизни не имел. У Лео до сих пор имелось стойкое отвращение к дифирамбам, церемониям и парадным камзолам, хотя ничего против посещения какого-нибудь театра в выходные раз в год он не имел, если это не превращалось в выпас деловых павлинов и просто служило отдохновением для души. Суть же заключалось в том, что детское отвращение уничтожило всякую возможность того, что Альден станет чутко относиться к эфемерным вещам вроде религии и искусства, проникнется атмосферой монастыря, в котором ныне находился, и разделит трепет жены. Для него это было просто здание с причудливой архитектурой и давящей тишиной. Если что инквизитор и мог оценить, то только спокойствие этого места, оно разительно отличалось от шумного и быстрого Ацилотса, хотя до него было рукой подать. Пожалуй, приди он сюда в другой день, уставший от суеты, жаждущий уединения, он бы нашел храм самым замечательным местом на земле, но сегодня настроение у него было иное. Так что да, он совершенно ничего не чувствовал, думал о том, как провести ночь с девушкой и выспаться, прикидывал, вкусно ли кормят в обители богов, и спрашивал себя, получится ли с кем-нибудь подраться. Если уж развенчивать стереотипы, то полностью, а согласно им, паладины в монастырях сдержанные, скромные и чудовищно похожи на праведных монашек.
- Я варвар, воспитанный на криках страдающих и созерцающий пытки во время обеда с тем же удовольствием, с каким короли развлекают себя шутами во время трапезы. Чего от меня хотеть. Ильтар в курсе, он меня простит. 
И вообще, зачем вся эта история и легендарная слава нужна, если ей нельзя найти практическое применение? Можно, конечно, ходить вдоль сводов и колонн с раскрытым ртом, как первокурсники академии с факультета истории и археологии, внимая словам монахов и едва ли не растекаясь лужицей почтения и блаженства от причастия к чему-то столь великому, но это скучно. У Лео бы очень скоро затекла челюсть, лишняя энергия попросилась наружу, и он вынес бы весь мозг Аннуоре, испортив той настроение и отогнав трепет от посещения сакрального места. Лучше изначально уберечь их всех от швыряния кружек друг в друга и выгулять самых неспокойных в их компании.
Альден широко шагал по монастырю, и даже монахи уступали ему дорогу, ибо видели, что перед таким спешащим молодым человеком с девушкой на руках лучше не стоять – снесет и не заметит. Аннуора, кажется, стушевалась, когда пустые коридоры с лампадами и статуями в альковах сменились более людными, даже говорить ничего и верещать не стала, только ухватилась покрепче. Лео же на служителей никакого внимания не обращал, особенно когда убедился, что никто не станет нестись за ним вслед, размахивая полами рясы, вырывать у него из рук драконицу, поливать святой водой и требовать прекратить неприличные деяния в доме ильтаровом. Кто их знает, монахов этих, у них своя шкала неприличий, не подвластная логике простых смертных. Иной раз проведешь взглядом девушку, засмотревшись с голодухи на бутерброд с солониной в ее руках – и уже едва ли не аутодафе отправляют за порочные мысли, коих и в помине не было.
Коридоры, лестницы, коридоры, лестницы. И все очень похожее. Может, великим храм в понимании инквизитора и не был, но необъятным – уж точно. У искателя начало появляться нехорошее подозрение, что они уже потерялись, выполнив свою основную миссию.
- Таблички - это мысль, я на обратном пути непременно развешу - "этот коридор ведет к месту, где сгинул от любопытства инквизитор Лео Альден". Или нет, имя писать не буду, для большей таинственности. А ты станешь самым лютым из здешних призраков. Попробуй повернуть вот сюда, налево...
Лео резко свернул, вусмерть перепугав своим внезапным появлением какую-то монашку, несшую в руках то ли простыни, то ли полотенца. Инквизитор уже шел к тому, чтобы стать самым лютым посетителем монастыря, ибо за каких-то десять минут он навел шороху и расширил горизонты сознания местного населения, показав им поведение, ими доселе невиданное, но идея остаться здешним призраком ему понравилась. Он поставил себе галочку, что, умирая, просто обязан доползти до монастыря и мученически испустить дух в здешнем дворе, навеки привязав себя к этому месту и обеспечив паладинам и служителям храма веселую жизнь.
- И вообще, что значит - "у вас"? У нас, если пожелаешь посмотреть монастырь - милости прошу на Вершину Мира, а здесь я впервые в жизни. Забыл что ли, что я всего две недели в Ацилотсе служу, а сюда меня еще не посылали.
О таком повороте событий Альден как-то и не подумал. Ему казалось, что Аннуора прогулялась до места своей службы, поздоровалась с местными, ознакомилась со штабом, к которому нынче будет привязана. В конце концов, Лео по утрам и до обеда всегда стабильно пропадал в Ордене, как вышел с больничного, драконица вполне могла устроить себе загородную экскурсию от нечего делать. Но видимо, Ацилотс ей показался интересней в плане несения службы.
- Но если хочешь в склеп, то ищи лестницу, ведущую вниз, мог и сам догадаться. Вон там, кажется, какая-то...
Альден всмотрелся и действительно увидел перспективную лестницу, ведущую вниз. Ступеньки уходили в темноту, что исключало возможность, что это просто какой-нибудь небольшой альков. Спешить было некуда, они все равно задались целью потеряться и не дать сэру Важной Морде их найти, так что можно потратить время и обследовать все. Однажды повезет. Альден пошел к лестнице.
- Только знаешь, я бы хотела помолиться в здешнем храме сегодня на закате или завтра на рассвете, так что будь добр, давай теряться ненадолго.
Еще одно открытие. Само собой, что все паладины - в макушку поцелованные Ильтаром защитники веры и религии, сами в большинстве случаев весьма набожные и верующие. Но вот за драконицей Лео такого как-то не замечал, ибо уж точно не спотыкался в мансарде о самодельный алтарь, не заваливал своим барахлом красный угол и не съедал нечаянно подношение обставленной свечками гравюре. Конечно, их полноценной семейной жизни всего две недели отроду, Анн вряд ли бы успела устроить из верхнего этажа аптеки местный филиал монастыря, но все же. Перед сном они централизованно не молились и не благодарили Ильтара за каждый кусок хлеба перед обедом или ужином. Вслух выражать свое удивление Альден не стал, ибо хотя его отношения со светлым пантеоном носили исключительно деловой, а не подобострастный характер, чужое право на веру он уважал. А право Аннуоры и вовсе было исключительным, слишком уж многое в ее жизни с недавних пор поменялось.
- Так и быть, я отпущу тебя с закатом, если разгляжу этот самый закат из подвала. Но молиться ты пойдешь одна, хорошо? Ильтар мне сильно задолжал в последнее время, у меня нет вдохновения становиться перед ним на колени и возносить ему хвалу.
Вернее, Лео мог бы сказать что-нибудь богу, если бы его совсем уж прижали к стенке и заставили поучаствовать во всех этих религиозных церемониях, но за эти слова монахи выперли бы его из храма и запретили появляться на пороге до скончания веков. Альден давно уже заметил, что Ильтару весьма неплохо спится там у себя, пока Инквизиция борется с Тейаром вместо него, его сумасшедшая невеста Вира устраивает апокалипсис, а стена выбивает совершенно непричастному к этой божественной войне искателю его любимый глаз. За какие тут заслуги благодарить?
Альден поставил Аннуору на ноги, ибо и правда было бы нехорошо навернуться на ступеньках вместе с ней, одернул рубашку и безрукавку. Слово «темно» вызвало некоторую внутреннею дрожь, похожую на предчувствие чего-то ужасного, но инквизитор решил стойко его игнорировать. Зажег на ладони внушительный такой огонек, чтобы не давать повода своей фобии хоть сколько-нибудь проявиться и накрыть волной паники, и пошел вниз, придерживаясь рукой за стену с левой стороны. Если в чем старые здания и были грешны, так это в историчности своих ступенек, сколотых, истоптанных и щербатых. Даже полностью зрячий и свободный от душащих страхов человек мог бы запросто споткнуться, что тут говорить про Альдена, который шел, наверное, в самое нежелательное для себя место. Но даже с учетом всего этого спускался он быстро и вприпрыжку, в итоге в самом внизу все же споткнувшись, но устояв и не растянувшись на сыром полу. Перед ним лежал длинный темный коридор, окончившийся еще одной лестницей, в конце которой красовалась жуткая решетка. Из-за решетки веяло холодом. Виднелись какие-то большие коробки.
- Ты только глянь, и правда склеп! – с восторгом мальчишки воскликнул искатель, отодвинув щеколду и войдя в крипту.
И хотя Лео прекрасно понимал, что если он заиграется и забудет про поддержание огня, из подвала Аннуоре придется его выносить волоком, любопытство и жажда исследований накрыла его с головой. Он совершенно потерял ход времени, когда ринулся все осматривать, двигать и дергать, углубился в чтение табличек и эпитафий, всматриваться в профили статуй и памятников. Это заняло много времени, потому что некрополь был и правда велик, имел множество комнат и, пожалуй, простирался под всей территорией здания монастыря. Некоторые переходы были закрыты, и инквизитор долго колебался, стоит ли ему срывать замки и цепи с помощью магии, или это уже будет слишком. И он склонялся к тому, что двери для того и закрыты, чтобы их открыли, но остановила Аннуора, гуляющая рядом. С нее бы три шкуры содрали за вандализм мужа, а так подставлять любимую не хотелось. Вместо вскрытия запертых проходов Альден обследовал все открытое доступное, показал Аннуоре все то, что его заинтересовало или понравилось, нарассказывал кучу историй, в том числе вымышленных, про людей, чьи имена оказались знакомыми, нашел дальнего родственника-инквизитора, почившего без малого столетие назад, подергал за нос все статуи, попал под раздачу даже монах, выносивший сухие цветы с одного из захоронений. Мужчина удивился, но возмущаться не стал, только очень быстро и бочком покинул крипту. Скорее всего, уже через час-другой на поверхности разошлись слухи, что по подвалам ходит сумасшедший гуль, который ест человеческие носы, а монаху чудом удалось отбиться и сбежать. В результате стараний Альден нашел саркофаг некоего Пипа Рыжеборода, который все же не был Золотобородым, но оказался удивительно созвучен. Нос его памятника тоже пал жертвой инквизиторского произвола, но на этом Лео не остановился, попробовал сдвинуть крышку саркофага, и она, к его величайшему изумлению, сдвинулась. Искатель заметил, что каменные болты старательно спилены, видимо, нашлись иные искатели сокровищ, кто тоже слышал легенду о сокровищах монастыря. В нос ударил застарелый запах тухлятины, и инквизитор отошел в сторону, позволив захоронению проветриться. Убедившись, что дышать уже можно, мужчина наклонился и заглянул внутрь. Носа у трупа уже давно не было, но кости черепа, обтянутые тонкой, как пергамент, кожей, вполне позволяли что-нибудь дернуть. Побрезговав трогать чужое разложившееся тело руками, Альден позаимствовал какой-то памятный платочек с инициалами с соседнего саркофага и через него потянул Пипа за черепушку. Подождал несколько секунд, ничего не произошло. Могилу искатель привел в порядок, вернул крышку на исконное место, положил платочек туда, где он лежал, и пошел искать тайные ниши или двери, открывшиеся от махинаций с носом почившего монаха. Успокоился Лео только ближе к вечеру, когда устал бегать, стал сдавать позиции своему страху темноты и проголодался. Энтузиазм угас, инквизитор приуныл и все чаще стал заглядываться на лестницу вверх.
- Меня обманули, здесь ничего нет. Пошли уже, а?

- Кто тебя обманул? Пип не оправдал надежд? Или ты изначально ехал сюда с поручением от Ордена проверить информацию, а не просто меня проводить?
Лео насупился, но ничего на это замечание не сказал. Когда Аннуора была в ипостаси паладаина большей частью своей души и тела, легкая нотка занудства появлялась в ее взгляде на мир. Происходи эти небольшие поиски сокровищ не в этом храме, не в этот день и не в контексте задания от любимого Ордена и посильной помощи сэру Важной Морде, перед которым драконица почти наверняка все же пыталась проявить себя в лучшем свете, чтобы не ударить в грязь лицом в качестве хорошего начинающего паладина, будь декорации и обстоятельства чуть-чуть иными – так полетела бы еще быстрее Лео, забыв про всю эту чопорность, возвышенность и серьезность. Увы, всего сразу желать было бессмысленно, все равно не придет в руки замечательный расклад сразу, а потому приходилось смириться с тем, что Аннуора сегодня не разделяет его энтузиазма. Ну и ладно, он ее просвещенность тоже не понимает, они были квитами.
- Но я не против, если ты уже основательно осквернил все могилы, то пошли. Я бы хотела посетить храм. Сейчас, наверное, уже вечер, будем проситься на ночлег.
В подвале если и были окошки, то являли они собой крошечные бойницы, незаметные и будто бы нарочно упрятанные. Наверное, только для того они и были предназначены, чтобы дым от факелов и свечей не скапливался да трупная вонь не застаивалась. Иного применения им не было, ибо инквизитор даже ни одной не видел, пока исследовал крипту. Но судя по тому, что хотелось есть, дело как минимум перевалило за обед. Хорошо так за обед.
- А ночлег не подразумевается сам собой? Я надеялся, что нас тут с хлебом и солью встретят, простыни уже стелют, подушки взбивают…
На мысли о подушках и простынях Лео широко зевнул. Спать не хотелось, но беготня изрядно утомила, да и тьма подземелья располагала к предательским мыслям об отдыхе. Мол, ночь уже на дворе давно, чего бегаем, чего скачем. А еще был вариант, что тоску нагоняла перспектива ожидать жену с вечерней молитвы и созерцать укоряющие взгляды, так и говорящие о том, как всем тут не нравится присутствие не богобоязненного мужчины с на редкость бандитской миной. Но раз уж обещал, то надо выполнять. В конце концов, его самого молиться силой не тащили, уже спасибо сказать можно за одно это. А ведь могли.
Аннуора пошла наверх первой, Лео поплелся следом. Разумеется, провожать жену в место, где происходят все основные религиозные таинства, он порывался уже не с таким энтузиазмом, на руки не хватал и не бежал впереди ветра, раскидывая шугающихся монахов во все стороны и пугая до седин монашек, но в некотором удовольствии себе все же отказал. Когда они вышли на поверхность, где, как оказалось, солнце еще даже не успело закатиться за горизонт, хотя небо и пылало оранжевым, он поравнялся с женой и взял ее под руку.
- А ты знаешь, чем еще славен монастырь? Я тут подумала - это же монастырь Света, здесь хранится много разных знаний, которые и есть свет, но еще и опытные маги этой школы часто бывают здесь, а некоторые и живут.
«Правильно, тяга к знаниям – это хорошо», - мысленно оценил интерес жены искатель. Он вообще всегда считал, что одним маханием железками сыт не будешь, всегда надо иметь что-то за душой, знания – особенно. Не подозревал он, к чему клонит Анн.
- И уж наверняка они должны многое знать о защите от проклятий, - довольная улыбочка сползла с лица инквизитора, он с подозрением посмотрел на драконицу. Это была не та тема, которую он надеялся еще когда-нибудь обсуждать. Самым большим его страхом, который он отгонял от себя с необычайным остервенением, было возвращение подарка Виры.
- Я, конечно, доверяю матушке Фриде и благодарна ей, боль не повторялась, но... Вира из тех воительниц, у которых любое отступление - стратегическое. Если ей не до меня сейчас, то это ничего еще не значит. Как ты считаешь, может нам стоит спросить совета у здешних мудрецов? По крайней мере они смогут сказать, действенный ли наш способ с тем ядом или нет.
Создавалось ощущение, что этот топор палача завис над ними навсегда. Что никогда им не будет покоя от сумасшедшей богини войны, что вечно их будет преследовать ее взгляд в спину и опасения, что вот-вот она снова захочет поиграться со смертными и придумает новое увеселение для своей жестокости и садизма. Каждый день Альден вспоминал про это. И хотя ему мастерски удавалось закрывать на это все глаза, даже кошмары, насылаемые кинжалом, уже меняли свои сюжеты и подстраивались под ненависть и страх перед Вирой. Их можно было заткнуть, но куда желаннее было бы закончить эту историю раз и навсегда и с полной уверенностью послать Виру к дедушке лешему.
- Мы все равно здесь, так что можем спросить. А если тебе самой страшно, то тем более стоит. Хуже не будет, а успокоение дорогого стоит.
Продолжать сей невеселый разговор не хотелось, ведь у драконицы было такое воодушевленное настроение, она едва ли не светилась от всей той гаммы чувств, что накрыла ее после визита в монастырь, да и молиться собиралась, а с таким грузом на душе это не делают. Лео почувствовал, что нужно срочно сменить тему на что-то более легкое и приятное.
На глаза попались монахи.
- Мне вот даже интересно, все эти просвещенные хоть немного завидуют, когда нас с тобой видят? Им же наверняка запрещено заводить семьи, а за мимолетное увлечение могут поганой метлой выгнать и клеймо на лоб поставить, чтобы всем было видно, что за грешник перед ними. Я понимаю, что все тут святоши и так далее, о женском тепле и внимании никогда не помышляли, и вообще им такое счастье и даром не нужно, но на самом деле хоть что-то там у них должно отзываться в душе, правильно? Ильтар, конечно, добр и милосерден, служить ему одно удовольствие, но ведь приземленная человеческая забота куда милее, бог даже оладушками с вареньем с утра не порадует.
И тут ему захотелось оладушек с вареньем. Увы, что-то подсказывало Лео, что на ужин ничего подобного не светит, самый максимум – постная каша и овощи с собственных грядок монастыря. Конечно, это был всего лишь очередной стереотип, ведь при храме обретались паладины, которые травоедство не оценили бы, но вдруг их как раз готовили к таким испытаниям, а потому монастырь не станет отходить от своей привычной диеты?
«Значит, залезем ночью в кухню, украдем ингредиенты и пожарим в келье оладушек. Если уж предаваться грехам с девушкой в одной комнате ночью, то основательно».
А всем, у кого запах блинов вызовет внезапный ночной сомнамбулизм, дадут целую тарелку и пообещают не рассказывать настоятелю об этом локальном массовом помутнении рассудка на почве чревоугодия.
Самый главный зал всего храма нашли куда легче и быстрее, чем подземелья. Во-первых, туда банально вели все дороги, нужно было всего лишь не сворачивать в сомнительные закутки. Во-вторых, туда шли люди. Альден был очень смутно знаком с религиозными церемониями и ритуалами, в своей осознанной жизни он полноценно участвовал только в свадебном торжестве по драконьим традициями, а в остальное время ограничивался служению светлому пантеону мечом и огнем на поле брани, так что не мог точно сказать, чем вызвана миграция монахов. Явно наступало время какого-нибудь массового вечернего покаяния и отпущения грехов, когда у Ильтара внезапно прорезается слух и он готов услышать всех желающих. К тому времени, как они свернули из большого коридора и прошли сквозь красивую массивную арку, ступив в огромный зал с узорчатыми сводами, настоящим алтарем, витающим в воздухе запахом ладана и еще каких-то трав и стоящими по ниточке скамеечкам, Альден окончательно ощутил себя не в своей тарелке. Ему на этом празднике жизни было не место.
Инквизитор отвел жену чуть в сторонку, чтобы не мешать другим ходить туда-сюда через проход, и отпустил ее руку.
- Пришли. Можешь не торопиться, я подожду, сколько нужно. Только вот лучше во двор пойду, если ты не против, коней проверю, Шума заберу, а то он конюха сожрет за то, что я его бросил, вещи приволоку, раз уж мы остаемся ночевать, - искатель еще с секунду постоял ровно, глядя по сторонам, а потом склонился к самому уху жены и прошептал. – И вообще, не услышит Ильтар ничего, кроме твоих грешных мыслей, если я тут останусь в качестве моральной поддержки. Было бы некрасиво так травмировать психику старичка, он ведь верит в святость паладинов.
Больше ждать было нечего, дальше Аннуора прекрасно справилась бы сама. Лео улыбнулся ей напоследок и пошел прямиком через зал монастыря, обошел скамеечки и выскользнул на главный двор через массивную дверь.

А во дворе уже и дышалось как-то по-другому. Не было ничего ужасного в храме, да и к чужим заморочкам Лео относился спокойно, но все становилось совершенно по-другому, когда он оказывался один в океане людей, основавших кружок дружбы, объединенный одной общей заморочкой. Так чувствуют себя чужаки, когда волей случая оказываются в замке Инквизиции, и речь идет не о тех, кому прямая дорога в казематы и пыточные. Курьеры, свидетели, гости, всевозможные партнеры, помощники и соглядатаи – все они наверняка с готовностью бы подтвердили, что в крепости Ордена и стены шепчут всякие ужасы, и люди волком смотрят, только и дожидаясь момента, когда можно будет наброситься и сожрать заживо. Хотя ничего подобного, разумеется, на самом деле не было. В монастыре таких мрачных ассоциаций не возникало, все же Альден был не настолько любителем заговоров, чтобы безобидных монахов в нехороших делишках подозревать, но все равно некомфортно мужчина себя ощущал. Чужим место в сторонке.
К вечеру становилось прохладней, чай, не лето еще на дворе, хотя оно уже вот-вот постучится в двери. Даже ветер поднялся.
«Как бы он тучи не пригнал, мало приятного в езде верхом в дождь. Как бы не пришло никому в голову тут еще на день остаться».
Настроение Лео кардинально поменялось после похода в склеп. Утром он наивно верил, что храм, как и любое уважающее себя древнее здание с историей и таинственным прошлым, имеет в карманах кучу спрятанных загадок, сокровищ и просто интересных мест. Иначе просто и быть не могло! Но после того, как он убедился, что здешняя крипта – едва ли не скучнейшая во всей Фатарии, в его душу закрались подозрения, что и весь монастырь окажется таким же. Он будет стерильно вылизанным, идеально правильным, не было шансов найти ни одного закутка, который испортил бы эту картину праведности и святости. Здание полностью повторяло образ своих обитателей. Удивительно даже, что в ряды тутошних мертвяков затесался отнюдь не самых честных правил инквизитор, ведь их братия – последнее место, где стоит искать чистоту и непорочность. Видимо, успел натворить что-то действительно хорошее в жизни, раз похоронили не на участке городского кладбища, который Инквизиция уже долгие века придерживает за собой, и не там, где захотела семья, а в пристанище паладинов.
Создавалось ощущение, будто чопорность этого места оседала на плечах, подобно пыли, но весом она была с добрую гору, и так и хотелось согнуться под тяжестью этого груза, перехрустеть всеми позвонками и уже не выпрямиться, не поднять головы. Отвратительное чувство. Так и святошей стать недолго. Дабы согнать сей нехороший эффект, Альден потянулся и размял маленько затекшие кости. Усталость немного отступила.
«Ладно, хватит созерцания, где тут у них конюшня».
Было у Лео одно удивительное качество: в места, куда он хотел попасть, он неизменно приходил, пусть даже шел в совершенно другую сторону и с закрытыми глазами. А еще это правило распространялось на места, где ему было предначертано было сотворить какой-нибудь дебош. Будто сам Сет дорожки стелил под ногами инквизитора, и тот охотно бы уверовал в такое божественное расположение, если бы относился к высшим силам более серьезно. Но этого Альден делать не собирался, а потому верил в свое чутье. И чутье ему говорило, что конюшня находится у самых ворот именно вон в той пристройке и там уже что-то намечается.
Надо ли говорить, что он не ошибся? Еще за десяток метров от приоткрытых дверей небольшой конюшенки, где приезжие паладины оставляли своих верных боевых скакунов, Лео услышал такие страшные вопли, что им позавидовала бы любая баньши. Хотя это могла быть только иллюзия, поскольку голос верещавшего создания был сам по себе высок и пискляв, что уж говорить о повышенных тонах, когда он сливался в ультразвук. Альден поморщился и остановился перед самым-самым входом. Обернулся, поглядел на храм. Еще не поздно было сбежать к Аннуоре, а разборки в конюшне оставить на монахов. В конце концов, как сказала драконица, это их работа – помогать и утешать тех, кто не может справиться с собственными слабостями, а их тут целый монастырь, чай, совместными усилиями усмирили бы здешнюю «баньши». И видят боги, инквизитор хотел развернуться и сделать вид, что не имеет никакого отношения к голосу и знать не знает, что происходит, но вместо этого не пошел вообще никуда и прислонился лбом к деревянной створке.
«Мы ответственны за тех, кого оставили в сумках без присмотра, да?»
- Где Лео, я вас спрашиваю, волки позорные?! Где этот ирод?! Убрали руки, я сказал! Убрали от меня руки, а то я за себя не отвечаю!
Похоже, человеческая психология, которой монахи владели в совершенстве, и ключики, которые подходили к душам всем разумных двуногих, совершенно никоим образом не действовали на хрупкого, маленького и впечатлительного зверька, которого оставили совсем одного в этом жестоком мире, в неизвестной точке на карте и среди незнакомых людей. Бросили, не сказав ни слова, даже не предупредив ни о чем. Оставили умирать в гордом одиночестве от голода, холода и тоски! По крайней мере, именно так считал Шум, который восседал на крупе Ингрид и отбивался от конюших, которые пытались его успокоить. Искателю следовало подумать о том, что пушистый король драмы не оценит, что его оставили караулить кобылу, хотя сделано это было из лучших побуждений, уж больно жалко было будить крепко спящего горностая. Определенно следовало. Теперь же некоторые храмовники обзавелись модными царапинами от мелких коготков, а один самый ярый мальчишка, как-то затесавшийся в здешний штат и помогавший с лошадьми, даже мог похвастаться перед друзьями настоящим укусом дикого и необузданного лесного зверя.
И все бы ничего, но судя по звукам, Ингрид мало нравилась суматоха вокруг нее и скачущий по ее спине фамилиар. Она в свою очередь тоже металась по деннику и силилась сбросить с себя буйное создание.
Альден бросил последний взгляд на двери храма, а потом тяжко вздохнул, взял себя в руки и широким шагом ринулся в конюшню, нацепив на лицо суровое выражение истинного инквизитора. Растолкав локтями всех желающих укротить его зверинец, он очутился прямо перед мордой Ингрид и крепко вцепился в недоуздок. Лошадь не сразу признала хозяина, опешила, принялась сдавать назад и головой мотать из стороны в сторону, да и народ вокруг возмутился, что кто-то чужую лошадь трогает.
- Тихо всем, ирод уже здесь. Можете расходиться, господа, дальше я сам. У вас там служба началась, бежали бы быстрее, а то не успеете. А ты чего башкой крутишь? Успокойся!  - резкие слова были сказаны, впору возмутиться еще больше, да вот гладил искатель кобылу по шее куда мягче, и она потихоньку перестала свой норов демонстрировать. Чего не скажешь о ее седоке.
- Явился! Что, Аннуора своими делами занялась и тебя прочь отослала? Или ты монахам надоел? А может, нам домой уже надо ехать, раз ты решил сюда наведаться? Или, твою мать, ты вспомнил, что меня тут забыл, садист треклятый?
Единственное отличие Шума от Аннуоры в такие моменты заключалось, пожалуй, в том, что горностай не умел метать кружки. Злиться он мог не хуже драконицы, и, честно говоря, частенько у него было на то полное право. Вернее, оно было у него на фоне того, что раньше Лео все свое внимание отдавал ему и заботился только о нем, а теперь, когда Альдены решили пересмотреть свои приоритеты и жизненные ценности и начали пытаться строить нормальную семью, позиции горностая заметно ослабели. Конечно, никуда не делась привязка, которая связывала человека и зверя, и тот простой факт, что ради Шума Лео готов был вывернуться наизнанку и станцевать джигу-дрыгу, но все же все помыслы инквизитора больше не были полностью заняты фамилиаром. И Шум ревновал. Сильно. Особенно в те моменты, когда хозяин так безалаберно забивал на него ради приключений с женой.
Но зато Ингрид успокоилась и даже опустила голову, позволив Альдену гладить ее по бархатистому носу. Убедившись, что благосклонность кобылы завоевана, Лео спросил у мальчишки, куда унесли амуницию и вещи, а также где расположили Карла. Инквизитору все показали и рассказали, позволили забрать из закрывающейся на ключ кладовой необходимые для ночевки сумки и убедили, что ничего никуда не денется, он может не волноваться. Только после этого он, увешанный весь, как мул, вернулся к Шуму и соизволил на него посмотреть. Молча. Тот настолько поразился наглостью хозяина, который никак не среагировал на его угрозы, ругань и ядовитые высказывания, а потом еще и по делам пошел, что новая порция сарказма застряла на подступах и не выразилась в словах. Несколько секунд так и стояли.
- Ты что, совсем ничего не скажешь?
- Пошли искать, где тут еда есть, - с серьезным видом выдал Лео. 
Шум ничего на это не ответил, но вид у него был такой, что будь он побольше размером, то с радостью сожрал бы самого инквизитора. Бесполезно было ждать извинений от этого типа, но менее неприятным его поступок все равно не становился. Обида фамилиара никуда не делась, но и прожигая друг в друге дырки, стоя в конюшне, они каши не сварят.
- Ладно.
Служба еще не кончилась к тому моменту, когда они вышли во двор, Аннуоры тоже не было видно. Альден сомневался, что они найдут друг друга, если он пойдет исследовать храм один, и уж тем более у него не было никакого желания ужинать в одиночку, если время ужина вообще уже настало, а потому было решено остаться где-нибудь в зоне видимости. Покрутились по двору, посидели на лавочке, Шум съел сухарик, который Лео нашел не то в своей сумке, не то в вещах Анн. А после совершенно внезапно обнаружили среди кустов и деревцев монаха, который с лицом художника наблюдал за закатом. Почему-то искатель был более чем уверен, что этот человек должен идти в комплекте с мольбертом, и в данный момент ему наверняка не хватает своего инструмента.
«Как там говорила Аннуора? Сюда приходят, пережив многое и поборов соблазняющее? Ну да, богема – та еще публика, там праведностью и не пахнет. Много дел можно наворотить».
И хотя отвлекать монаха совсем не хотелось, поскольку он был пока единственным человеком в монастыре, который проявлял какие-то человеческие признаки, а не купался в блаженной святости, но время было уже позднее, а некоторые насущные вопросы так и не были решены.
- Простите, уважаемый, можно вас спросить?
И хотя блаженной святости фанатика у этого монаха не было, он был столь же непробиваемо спокоен, как и остальные местные жители. То ли их всех накачивали лошадиной дозой лаванды на завтрак, обед и ужин, чтобы ничто не могло потревожить их душевное равновесие, то ли эти люди откровенно баловались анафэрисом, который давал отрешение от всех мирских забот и позволял возвыситься над суетой, но Лео искренне не понимал, как у них это получается.
- Конечно, я буду счастлив помочь.
- А где у вас тут… как это в монастырях называется… столовая? Место, где кормят, в общем. Ведь время уже к ужину подходит, я прав? Мы с женой решили остаться на ночь, так что неплохо было бы откушать, наконец.
Монах объяснил и едва ли не на пальцах показал, куда идти. Лео опять словил себя на уверенности, что перед ним бывший художник. Монах проявлял чудеса не только спокойствия, но и пространственного мышления. С такими инструкциями мог заблудиться только полный дурак.
- Спасибо. А вы можете передать, кому следует, что мы остаемся? Моя жена – Аннуора Альден, паладин, помогает с проверкой сэру Важ… Файервинду. Полагаю, он тоже должен был решить переночевать.
- Разумеется, я сообщу настоятелю. Он, к слову говоря, тоже посетит обеденную залу, так что если у вас будут еще вопросы, то рекомендую обращаться сразу к нему.
На том и распрощались. Как раз в этот момент инквизитор услышал скрип тяжелых дверей, знаменующий, что люди начали покидать храм. Бодрым шагом Лео прорвался сквозь кусты и клумбы обратно на утоптанный двор, придерживая висящие сумки, и всмотрелся. Фигурку жены он заметил почти сразу, она озиралась, наверняка выискивая Альдена, и потому Лео поспешил нарисоваться рядом. Мгновенно он вынул из своей сумки плащ и накинул на плечи жены. Он знал, что она не любит холод.
- Ты уже все? Тогда пошли есть, я такой голодный, что скоро начну жевать траву. Мне указали дорогу, - слова у него не расходились с делом, а потому он подхватил девушку под локоть и пошел по указанному художником маршруту. – Я договорился с одним монахом, чтобы он договорился с настоятелем, чтобы нам подготовили келью. И вообще, он сказал, что настоятель, оказывается, тоже человек, который ужинает, как и все живые существа, а не питается святым духом и солнечной энергией. Как я понял, со всеми паладинскими вопросами нужно обращаться к нему. В общем, ему в ту же сторону, что и нам, а потому я не вижу смысла ждать его здесь, если он все равно догонит, и уж тем более негоже вести разговоры на улице, если это можно делать с большим, сочным и поджаристым куском мяса в руке и в теплой и светлой обители снеди. 
Шум по некой своей непостижимой логике залез на плечи к Аннуоре. Видимо, его не смущало, что именно к ней он ревновал Лео, что именно она была причиной всех его бед с хозяином. Он просто считал, что они с девушкой в одной лодке, а дружить против кого-то всегда веселее. Не говоря уж о том, что в отличие от бесчувственного Альдена, который не ведал жалости и чувства вины, драконица была доброй. И ей можно было нажаловаться.
А художник тем временем не наврал, уже через минуту-другую послышали вкусные запахи еды. До обеденной залы оказалось рукой подать.

13 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, поздний вечер.

Обеденная зала монастыря разительно отличалась от таковой в Ордене Инквизиторов и уж тем более в какой-нибудь городской таверне. Нет, тут тоже стояли длинные столы и лавки к ним, факелы и свечи разгоняли тьму от угла до угла, а посуда как не блистала роскошью, так и не указывала на бедствующий аскетизм монахов, оставаясь в пределах того, что можно увидеть в любом обычном доме у обычной семьи. Все было простенько, уютненько и без изысков. Но на этом обыкновенность заканчивалась, потому что обитатели помещения, все как один одетые в рясы или доспехи, являли собой образец добродетели, воспитанности и культуры. Никто не ел стоя, не пинал соседа, не отбирал еду, не швырялся ею через весь зал, не хлестал вино прямо из горла, проливая половину себе в бороду, и не гоготал так, что аж стены тряслись. Не велись жаркие диспуты, не стучали кулаки по столам из-за приступов несогласия и гнева, не слышались грубые оскорбления и даже не начинался мордобой. В зале было так спокойно и мирно, что Лео еще раз невольно задумался о том, как проходит дрессировка монахов в храмах. Ну разве можно было есть молча или ведя праведные беседы полушепотом? А как же байки и анекдоты? Как же рассказы, которые накопились у тех, кто давно не был среди собратьев? Это же ужин, леший вас побери! Почему так тихо?
На фоне этой непривычной умиротворенности инквизитор ощутил себя очень громким и неповоротливым. Забыл он спросить, как тут с правилами рассадки, а потому пришлось импровизировать, протискиваясь между лавками и задевая баулами монахов. Разумеется, Альден лучился доброжелательной улыбкой и послушно извинялся, если вдруг кто-то решал смерить его укоризненным взглядом, но чем дальше в лес, тем больше ему хотелось упасть и хоть как-то утвердиться в пространстве. На горизонте замаячил свободный пятачок стола, никем не занятый, и Лео настоял, чтобы они остановились именно там. Не хотелось ему трапезничать в слишком близком обществе местных жителей, ибо пришлось бы уткнуться носом в тарелку и молча делать вид, что он приличный и крайне сознательный человек, который уважает чужие правила и традиции. Молча, потому что первое же предложение напрочь бы разрушило этот образ и заставило бы Аннуору свирепо стрелять глазами в адрес мужа.
Но они все же уселись так, чтобы никого не беспокоить и не быть побеспокоенными самим, инквизитор затолкал вещи под стол, чтоб не путались под ногами. На повестке дня была похлебка с хлебом, а для почетных гостей из внешнего мира – еще и ароматная, золотистая, прекрасная жареная курица, так и манившая к себе, звавшая съесть ее быстро и с упоением. Лео так и хотел наброситься на снедь, но его крайне озадачило вино, которое массово подали к столу всем. В свое время Альден предпочел почти полностью отказаться от алкоголя, особенно в незнакомых местах и среди незнакомых людей. Такова уж работа инквизитора, что всегда нужно тщательно думать, что именно говоришь, а хмель, как известно, здорово развязывает язык. Искатель себя знал, и если какой-нибудь пьяный дебош ничуть его не смущал, то вот возможные разговоры о том, о чем говорить не стоило, и бахвальство – очень даже. Порой было проще предотвратить неизбежное, чем лихорадочно искать слетевшие тормоза, когда уже слишком поздно.
Персонально для Альдена из кухни доставили богатырскую кружку молока. Инквизитор не мог не отметить, что на лице монаха, подсобившего с этим делом, на секунду промелькнуло непонимание. Действительно, кто в здравом уме станет верить одноглазому взъерошенному пройдохе, когда он отказывается от вина и просит «что-нибудь попроще». Видимо, не только Лео в тот день ломал стереотипы для себя.
Остальное искателя уже никоим образом не волновало, он накинулся на похлебку, стремительно опустошая тарелку и попутно макая туда хлеб. Последний, к слову, был вкусный, свежий. Иного от монастырских хлебов и не ожидалось, для себя ведь готовили, а к себе спустя рукава ни одно живое существо не относится. Закончив с супом, Лео потянулся к ножке курицы и принялся ее отламывать.
- Ну вот, настоятель здесь, главное - не упустить его из виду. Думаю, лучше всего обратиться к нему сегодня же, не тянуть горностая за хвост.
Инквизитор кивнул в ответ на слова жены, хотя на самом деле бессовестно все прослушал. Нога все никак не желала отделяться от туловища, прицепилась какой-то одной связочкой - и хоть ты что хочешь делай. Пришлось тянуться за ножом, ибо терпения на сражения не было. Поборов непослушную конечность, инквизитор вцепился в мясо зубами.
- Как по-твоему, Лео, если меня не спасло зелье Фриды, меня можно вообще спасти, существует что-нибудь более действенное?
Ох уж эти женщины. Ну зачем прерывать трапезу беседами о высоком и начинать давить на мозг фатализмом бытия, неужели именно момент, когда искатель начинал полноценно ужинать, был самым идеальным для попыток поговорить с ним? Еда – отдельно, конец света и разговоры – отдельно, таково было понимание Лео, и он твердо его придерживался всю свою сознательную жизнь. Только вот в этот раз его не особенно спрашивали, а укоризненный взгляд полностью обошли вниманием, попросту не заметив. Аннуора продолжила говорить, Альден продолжил жевать.
Нельзя сказать, что слова жены его порадовали. Напротив, чем больше она развивала мысль, тем больше у Альдена пропадал аппетит. Ему казалось, что они пережили инцидент с Вирой, и хотя он все равно бы незримо продолжал напоминать о себе еще очень долго, а неосознанные страхи прочно укоренились бы в сознании обоих, решение проблемы было найдено, все закончилось, длань богини отпустила их, можно было начинать жить. Но нет, Анн продолжала стоять на месте и ждать, пока проклятие даст о себе знать. «Вот сейчас мне станет больно. Да-да, вот прямо сейчас! Нет? Ну тогда через пять минут точно!». И хотя девушка говорила, что сейчас ее это не гнетет и она вовсе не ждет приступов, ее слова поведали совершенно об обратном.
- Тебе нужно взять себя в руки. Ты уже боишься и уже ждешь. Ничего не происходит, но ты все равно зовешь Виру и ее проклятие, потому что если оно проявится, то тебе не придется мариноваться в тревожном ожидании. Ты не веришь, что тебе помогли. Если продолжишь в том же духе, единственное, что тебе посоветуют – лечь в могилу и закопаться самостоятельно.
Лео не знал, услышала ли его вообще Аннуора, потому что она уже поднялась со скамьи, высматривая настоятеля. Лео не нравился ее настрой. Он понимал ее страх и разделял его, но не носился с ним как с писаной торбой, ибо это было равноценно тому, чтобы перечеркнуть всю свою жизнь, забиться в угол и до конца своих дней молиться на удачу, чтобы Вира о драконице не вспомнила. И если Аннуора как-то и могла умудриться стать для Альдена обузой, то именно так – уподобившись загнанному и запуганному зверьку, который полностью потерял связь с реальностью и утонул в своих страхах, отказавшись видеть что-то кроме них. Таких спасти уже было нельзя.
Инквизитор потянулся и отломил себе куриное крылышко. До сего момента он считал, что их беседа с настоятелем будет носить консультационный характер, мол, что бы вы еще нам посоветовали для профилактики и обеспечения безопасности от подобных инцидентов. Теперь же он видел, что это крик о помощи.
«Я тоже могу начать паниковать, что Тейар прямо сейчас пронзит меня молнией из ниоткуда за всех шадосов, которых я сгубил или помог уничтожить. Или, скажем, что кинжал поработит мой разум, и я пойду потрошить всех монахов на своем пути. Только вот я не паникую, делать мне больше нечего», - думал искатель, разделывая мясо и через раз подавая кусочки Шуму, который тоже за день оголодал.
Настоятель действительно обратил внимание на призыв Аннуоры и даже обратился к ней в ответ. Узрев что-то в лицах супругов, он позвал их проследовать за ним. Альден переполошился. Лично он бы с радостью посидел еще пару часиков, добил бы курицу, попил бы какого-нибудь расслабляющего ромашкового чайку с сыром, попросил бы чего-нибудь успокаивающего для Анн. И старичку бы место нашлось, ему ведь, поди, тоже одиноко по вечерам в своей келье сидеть, а тут такая компания! И незачем было бы куда-то идти. Когда настоятель уже двинулся вперед, Лео встал вслед за женой, но какая жаба его душила при виде почти целой курицы! Сколько мяса пропадало зря. Не говоря уж о том, что инквизитор банально не наелся. Может, монахам и Аннуоре хватало похлебки с хлебушком, чтобы восполнить свои силы, но для нормального полноценного мужчины, который весь день носился по гробницам в поисках приключений, это был просто аперитив. Но ничего не поделаешь, Анн все равно уже слишком разошлась, чтобы ее успокаивать и взывать к разуму, да и настоятеля уже дернули, так что пришлось идти следом. И снова коридоры, уже высвеченные огнем, а не солнцем, льющимся сквозь окошки. Дорога была пустынна, большинство монахов либо были еще в обеденном зале, либо уже разошлись по комнатам. Альден не был точно уверен, ложатся ли служители спать сразу после заката, но ему казалось, что особых альтернатив у них нет. Работать на улице уже холодно и темно, посетителей нет, разве что на кухне и конюшне может быть нужна помощь. Потому и тихо было в коридорах.
Лео уже не знал, о чем конкретно они будут говорить с настоятелем. Все, что он решил наверняка, – это не лезть в диалог первым. На данный момент если Аннуора кого-то и послушалась бы, то только умудренного старца, который имел для нее вес в качестве служителя Ильтара. Вот успокоит ее, сорвет пелену страха с глаз драконицы – тогда можно будет вести конструктивную беседу без параноидальных ноток.
«Лишь бы он только не начал поддакивать ей и не двинул нам идею поста в течение трех лет, жизни в землянке посреди девственной природы и молитвам Ильтара в течение восемнадцати часов в день, в то время как остальные часы мы должны тратить на самобичевание во славу очищения от того, что привлекло к нам Виру. Сразу уедем из этой шарашки, если чем-то таким ей будут голову морочить».

А привел длинный каменный коридор, совершенно пустующий в это время, отнюдь не в чертоги сектантов и не тайную лабораторию, в которой отче предавал садистическому очищению самых заправских грешников, которым Аннуора, если смотреть с этой точки зрения, могла и показаться, ведь не каждого отмечала своим взором Вира. Перед Альденами в один прекрасный момент возникла самая обыкновенная дубовая дверь, десятки подобных на которую они уже миновали, и вела она в самый обычный кабинет самого обычного монастырского настоятеля. Никакого тебе переносного алтаря, стен, изрисованных фресками Ильтара и других представителей светлого пантеона, и прочей атрибутики духовенства в самой крайней его степени. Ничего специфического в помещении не наблюдалось, разве что выдавало оно в своем хозяине пытливый ум и жажду знаний, передав сие сквозь книги, свитки и всевозможные бумаги, которые лежали везде и всюду, где еще находилось горизонтальное пустующее пространство. Подобный поворот событий немало порадовал Лео и даже заставил несколько иначе взглянуть на настоятеля, что доселе виделся исключительно в образе чрезмерно увлекшегося религией старика. Теперь же в нем все больше проступал ученый муж, которого можно было бы и послушать.
Просто так стоять по струнке смирно во время разговора с настоятелем Лео не мог, больно уж это напоминало ему славные дни его детства и юношества, когда сначала приходилось держать ответ перед отцом за любое свое действие и бездействие, а потом перед наставниками – за каждый чих не по команде. У него до сих пор оставалось острое нежелание давать кому-либо заведомое преимущество и возможность ощутить себя хозяином положения, пусть даже это и без того подразумевалось. Паладины пусть внимают, как восторженные дети, опустив глаза в пол и страшась поднять взор на мудреца. А Альден этой ерундой заниматься не будет.
Когда все немного осмотрелись, а разговор начался, инквизитор совершенно непринужденно завернул к стеллажам. Грубостью от его поведения даже не веяло, он действительно слушал, хотя и рассматривал попутно книги, которые оказались почти у него в руках по воле судьбы. Все равно ситуацию могла полностью объяснить только Аннуора, ведь ее же прокляли, а вот все эти фолианты, к которым инквизитор питал огромную страсть, без него обойтись не могли. Трогать, впрочем, он ничего не стал без разрешения настоятеля, ибо понимал, что такие ценности далеко не всякому хочется дать рассмотреть. Были в этом мире вещи, которые носили на себе слишком личный отпечаток хозяина.
- Я проклята, отец мой.
Просто и ясно. Девушка подтвердила, что все, сказанное ею до этого, было бредом сивой кобылы, а она ни на секунду не поверила, что проклятие куда-то исчезло и более не проявится. Удивительно даже, что она несколько недель умудрялась успокаивать мужа, батю и Фриду, радоваться чему-то другому и совершенно не подавать виду.
«Искренность – это явно не про нашу семью».
Но вслух ничего не сказал, продолжил разглядывать библиотеку и гладить по макушке Шума, которого нес на руках. Аннуора и так уже знает, что он думает по поводу ее обостренных страхов, а их сегодняшнему консультанту об их личных делах и несогласиях знать совершенно не нужно.
- Ей было нужно что-то от моего отца, что-то, чего он не сделал бы под страхом собственной смерти, на что согласился под страхом моей. Она прокляла меня, чтобы держать в подчинении отца. Я не хочу этого, я хочу освободить командора от ее прихотей, а себя - от этой боли.
Наверное, хорошо даже, что Лео не стал стоять солдатиком посреди комнаты на глазах у остальных, иначе драконица бы увидела, как он нахмурился. Нехорошие подозрения закрались в его голову, а строчки названий книг и авторов перестали восприниматься, только взгляд впустую скользил по корешкам. А если она не сказала и про боль? Если проклятие и правда никуда не ушло, но она делала вид, что все хорошо, чтобы он успокоился и более не поднимал тяжелых тем, ибо подобных обсуждений им и так хватило на следующие лет пять совместной жизни? Аннуора говорила именно так, будто ничего не закончилось, будто только Альдена убедили в некоем благополучном исходе, а он охотно послушался, обрадованный.
«Ну я же не мог быть настолько слепым, правильно? Но тогда к чему эта драма, которой и не пахло до нашего приезда в этом проклятый храм».
А разговор тем временем продолжался, хотя Лео вновь прислушался только к концу диалога жены и настоятеля.
- Умно и тонко. Отвлечь богиню, изобразив смерть. Вот только... Проклятие настроено дергать тебя, если командор нарушает волю Виры. Иллюзия смерти на время обманет магию, даже такую сильную, но не саму богиню. Как только ей в действительности потребуется повиновение, она раскроет обман, и гнев ее будет ужасен.
«Ляг в могилу и закопайся самостоятельно», - перевел для себя инквизитор и вздохнул, повторяя свой недавний диагноз.
Если бы он только мог, то разорвал бы Виру на части и заставил сожрать собственные органы. Наверное, это как-нибудь сравнилось бы с теми страданиями, которые пережила и, возможно, переживает ныне Анн. А еще не мешало бы «по-дружески» поговорить с графом Хельтемхоком. Лео по-прежнему винил отца Аннуоры в произошедшем, хотя, конечно, и в меньшей степени, чем жестокую богиню.
- Что вы знаете о граале, юноша?
А вот это было внезапно. Настоятель так резко перескочил на другую тему и переключил внимание с Аннуоры на Лео, что тот даже вздрогнул, настолько неожиданным оказалось то, что теперь обращались к нему. А учитывая, что его оторвали от невеселых раздумий, в которых он колесовал Виру и готовился намазать ее медом, чтобы ее искореженные останки сожрали насекомые, замешательство искателя усилилось вдвое.
- Я? – задал самый идиотский в мире вопрос инквизитор, с крайним удивлением указав себе большим пальцем в грудь. На лице Аннуоры виднелись признаки веселья, хоть она и никак этого не показала. А вот в глазах ее был смех. Альдену показалось, что он что-то пропустил, раз настоятель резко сменил свою жертву, а жену что-то развеселило. Будто ученик, который случайно уснул на уроке, сам того не заметив, а наставник это заметил и громогласно вызвал отвечать.
- Нууу… – протянул мужчина, отчаянно пытаясь понять, в чем подвох. Подвоха будто бы не было. Настоятель ждал ответа. – Грааль – это цветок, который может излечить любой недуг, рану или проклятие. Всякое о нем говорят, как бабок-знахарок послушать, так он и воскрешает, и молодит, и непорочное зачатие устроить может, и бессмертие дает, а особые фантазеры даже предполагают, что человек, нашедший это растение, станет посланником Ильтара на земле, а после, когда случится конец света, займет его место.
Шум, доселе безвольной сосиской болтавшийся в руках мужчины, укусил того за палец. Лео мгновенно заткнулся, сделав самое невозмутимое лицо, которое только мог в данной ситуации. Ну откуда обычный помощник аптекаря, который даже скорее ближе к обыкновенному разнорабочему, в курсе верований, встречающихся в сектах? Скажете, на досуге он внедряется в их ряды и читает им морали? Или, может, сектанты сами все приходят и рассказывают ему о своих делах за кружечкой пива вечерком в таверне? Или ему Инквизиция отчеты дает почитать в качестве развлечения?
- А еще я могу вам рассказать, что пишут про грааль в детских сказках, только это совсем уж надолго. Но мне нравится версия того, что он умеет вызывать крылатых розовых пони с рогом и разноцветными звездочками на крупе.
Наверное, к этому моменту настоятель уже пять раз пожалел, что спросил мужа своей гостьи, а не ее саму. Но это было еще не все, раз уж Альдену дали слово, то он собирался им воспользоваться в полной мере.
- Отче, вы же не хотите мне намекнуть, что нам нужно идти искать грааль, чтобы спасти Аннуору, я надеюсь? – только вот лицо старика именно такие намерения и выдавало. – Слушайте, при всем моем уважении, но может мы лучше сядем в кружок, зажжем всякие там свечки и благовония, коллективно помолимся Ильтару и станем уповать на его милость, как вы это обычно и делаете? Ей-богу, толку будет абсолютно столько же. Грааль реален примерно в той же мере, в какой богам есть дело до смертных.

- То есть полностью реален, раз уж Вира прокляла вашу жену, юноша, и чего-то требует от командора.
Лео не сдержался и издевательски усмехнулся. Надо же, каков мудрец! Слова глупого инквизитора переиначил, использовав в качестве собственного преимущества! Много ума для это требуется, несомненно, но еще больше – просвещенности. Пять минут назад Лео начал думать куда лучше о старике, что сейчас стоял перед ним и безмятежно улыбался, но теперь его мнение вновь упало куда-то в район плинтуса, а может и того глубже - унеслось в гости к Пипу Рыжебороду, что покоился под землей и ждал очередного искателя приключений и сокровищ. Альден прекрасно уловил стратегию святого отца: он бил на слабые места, говорил то, что от него желали услышать. Аннуора, порой действительно бывшая весьма впечатлительной девочкой, а в контексте проклятия и перманентной паники – и того пуще, могла слушать любую его проповедь с открытым ртом, а после благополучно расплакаться у того на груди, благодаря на ответ и гениальное решение всех ее проблем. А потом, конечно же, побежит искать любые чудеса, на которые ей укажут служители Ильтара, причем с таким отчаянием, что проклятие Виры меньше ущерба принесет, чем такой вот подход к делу. Лео уже видел этот конец и ощущал, что теряет свои позиции. Здесь, в этом храме, у него не было никакого веса, а его мнение стремительно теряло свою важность. Можно посмотреть хотя бы на то, как жена глядела на настоятеля и как морщилась при словах мужа. Инквизитору казалось, что он может прочитать ее мысли.
«Наверняка думает, что я несу еретическую ерунду, а этот милый человек - единственное наше спасение, а потому мне нужно немедленно заткнуться и начать почтительно слушать. Чудно. Не дождешься».
Если Аннуора и готова была поддаться импульсу и поверить любому старику, который претендует на великого мудреца, то Лео – нет. Он таких видел много раз, многих таких он успешно пережил вопреки их словам. Одного такого убил собственноручно. У него был богатый опыт.
- А молитва Ильтару... Вы ее ежедневно и еженощно возносить должны и без меня за то, что ваша жена еще жива и относительно здорова, не по вашей вере вам эта милость отпущена.
Это было то, что настоятель сказал очень и очень зря, перечеркнув саму возможность адекватного диалога с искателем. Он наступил на очень личное и очень больное. Правду говорят, что легки на помине люди, только подумаешь о призраке из прошлого, который долгие-долгие годы ярмом висел на шее, не позволяя разогнуться и вздохнуть полной грудью, как снова его голос начинает говорить чужими устами, снова знакомые черты и сталь взгляда проявляются в совершенно чужом лике. Что-то щелкнуло в инквизиторе, лицо его приобрело какое-то совсем уж страшное выражение, казалось, что бросится на старика в каком-то непонятном порыве. Только вот ничего такого делать Альден не собирался, не настолько у него еще слетели тормоза. Но они непременно не выдержали бы напора, продолжи настоятель сыпать своими высокомерными заявлениями. Лео их уже слышал, лицезрел, как тыкают его носом в собственную мелочность и несостоятельность. С упоением.
«Милость, значит… Выходит, Ильтар мою жену спас и ныне уберегает от смерти. А я так, мимо проходил».
Ох как хотелось Лео высказать все, что сейчас в нем бушевало, рассказать, куда настоятель может засунуть и молитвы, и свое высокомерие, и даже самого Ильтара. Но инквизитор знал, что делать этого нельзя, поддержки не будет, а вреда можно набраться столько, что никогда не разгребешься. И еще он знал, что если сейчас начнет что-то говорить, то сорвется окончательно, а там достанется всем, потому что такой пожар уже ничем не затушишь. Надо было молчать. Надо было сцепить зубы, как в далеком детстве, и ни в коем случае не говорить. Потом можно будет попинать камень на улице, но сейчас нужно было взять себя в руки. Или хотя бы сделать вид.
Потому упрекающие слова старика остались без ответа, а в комнате стало в разы неуютнее.
- Грааль есть, и я знал видевших его, - не стал продолжать начатую тему настоятель, переключился обратно на легенду. Не иначе как Ильтар направил. Альден ответил не сразу, сначала подумал, что собирается сказать. Да, иногда он применял эту секретную способность.
- Я аптекарь. К нам приходят больные люди. Разные. Я могу назвать вам имена тех, кто видел грааль, обнимал Ильтара, здоровался за руку с Фортилом и играл в кости с Акалом. И знаете, что? Из всего перечисленного я готов поверить только последнему парню, - инквизитор прервался на мгновение, чтобы пересадить Шума на плечи. – Я пришел сюда за помощью. За решением, которое существует, которое можно попробовать и получить некий результат, неважно, какой. Вы мне предлагаете молиться и уповать на чью-то милость. Просить чудес. Только вот до сих пор я сам сделал больше, чем весь ваш светлый пантеон вместе взятый.
Если Аннуора имела в виду такую мудрость, то Лео не собирался на нее полагаться. И без советов этого настоятеля он мог надеяться на чье-то милосердие, хоть даже той же Виры. Если это все, что мог предложить им этот монастырь, то он совершенно бесполезен. На такой яркой ноте инквизитор развернулся и пошел к выходу из кабинета, бросив по дороге только одну фразу.
- Я скорее Тейару душу продам, раз в нашем мире нам помочь никто не может. Шансов больше, чем с вашей конторой.
И вышел. Присутствие инквизитора в комнате с книгами не было необходимо от слова «совсем», а от самого настоятеля ныне воротило. Зато теперь Аннуора могла спросить обо всем, о чем только душа попросит, они с сим почтенным старцем могли закончить эту очень милую беседу двух просвещенных людей без колких выпадов темного Альдена. Пусть усладит свою наивную душу красивыми сказками, а потом они поедут домой, как рассветет. Дурное место.
- Гадкий старик! – выдал Шум, оказавшись удивительно созвучным с хозяином. – Священники все такие?
- Мой наставник говорил, что всякая одержимость от лукавого, тонка грань, когда вера становится уничтожающей все манией.
- Лео, но ведь вы там в Ордене…
- В отличие от нас там в Ордене, этот настоятель лицемерно просит Аннуору принести себя в жертву Ильтару. Получится найти грааль – славься бог, свершилось чудо, дева спасена милостью его! Не получится – мало старались или слишком грязные, молитесь об очищении и примите к сведению. Или, скажем, Ильтар призвал к себе за все мучения ее. И иных способов спасения Анн якобы не существует. Даже я с одним глазом вижу, как он ошибается.
Ноги сами донесли до обеденного зала, где уже было пусто, только несколько человек собирали тарелки и кружки. Альден рассудил, что раз все равно его выкинули за борт этой жизни, то стоит забрать то, что ему уже причитается по праву. Курица все еще стояла на месте, хотя монах уже тянул к ней свои руки. Бодрой трусцой инквизитор добежал до места похищения и решительным движением поставил блюдо обратно.
- Я еще не доел. Позволите? Спасибо вам большое.
Зал не радовал уютом, да и не нравилось Лео, когда на него пялятся, когда он ест, так что мужчина взял курицу и вышел в коридоры. Нехитрыми петляниями он вышел в открытую галерею, из которой можно было попасть во двор. Уселся на ступеньку, поставил блюдо на колени и принялся потихоньку доедать свою добычу. На воздухе Лео немного отпустило, он смог рассуждать более спокойно и здраво. Мнение его не изменилось, но уже хотя бы не хотелось привести карательный отряд в этот храм.
- Будешь? – спросил он у горностая, принюхивающегося с плеч, подавая ему кусочек белого мяса.
- Спрашиваешь, - притворно возмутился фамилиар, принимая угощение.
На улице было уже совсем темно, на небе высыпали звезды. Здесь их было очень хорошо видно, в освещенном фонарями и факелами городе такое было роскошью. Только вот холодный воздух пробирал до костей, а плащ остался у Аннуоры. Поколебавшись между комфортом и скрытностью, Альден все же выбрал первое, начаровав себе огонек, который висел чуть выше и сбоку, освещая и обогревая. Есть стало удобнее, а вот звезды немного померкли. Но зато больше не мерз.

Как оказалось, горностай был едва ли не голоднее Лео, курица, растерзанная на части, очень быстро исчезала. Славная она была, вкусная, домашняя, так и текли слюнки при виде ее, хотя зажаренная тушка уже давно остыла и малость потеряла в своей аппетитности. Только вот инквизиторы и их боевые товарищи – народ неприхотливый, особенно в еде, а уж против халявной снеди и вовсе язык не повернется что-то говорить. Тем более на блюде нашлась даже пара запеченных картофелинок.
- Слушай, Шум, а ты за Аннуорой ничего странного не замечал? Может, она жаловалась на что-то? Или ей плохо становилось, к примеру, - как бы между прочим спросил искатель, обрывая тишину, наполненную легким треском огонька и методичным жеванием. Шум, который как раз силился перегрызть маленькую косточку, прекратил свои старания и честно задумался.
- Вроде нет. Да и чего меня спрашивать, будто ты бы сам не заметил.
- Видимо, все же не заметил. Ты ведь слышал, что она в кабинете говорила. Аннуора могла умолчать о том, что проклятие вернулось, чтобы не раздувать новые споры и как можно дольше сохранить мир и всеобщее счастье. А я ведь, дурак, и не поднимал эту тему больше, не спрашивал. Решил, что понесло, а потому не поминал.
И даже курица уже не шла, стоило только вспомнить неприятную дискуссию на повышенных тонах к библиотеке настоятеля. Да и если в целом вернуться мыслями к вопросу Виры, проклятий и неминуемой смерти любимой жены, растолкать тот омут, то больше вообще ничего не хотелось, хоть ты прямо и правда иди звать Тейара, чтобы насильно затолкать ему душу в руки и попросить спасения. И будь что будет.
«Помяни лихо. И зачем меня только понесло в этот монастырь. Зачем ее отпустил», - Альден отбросил кость от крылышка, которое обгрызал, и отодвинул всю тарелку прочь. Аппетит пропал окончательно. Грудинка, до которой никто добраться не успел, должна была достаться Анн.
Паршиво все было, если смотреть без лишних прикрас. Лео претила сама мысль, что кто-то может у него забрать жену, и едва только у него получилось ее спасти, как он ухватился за эту возможность, решил, что будет в нее верить вопреки всему, и тогда все непременно наладится. Его пугала сама возможность того, что ничего не было исправлено. Мужчина попросту не знал, что делать дальше в таком случае. Если Аннуора не кривила душой, то нужно было что-то думать, что-то искать, пробовать другие способы. Но разве может помочь в этом деле Ильтар, который не пришел, когда Вира ступила в мир смертных, который никак не вмешался, хотя все законы мироздания того требовали?  Неужели нужно было доверить свою судьбу одному святоше, которому дела не было до людских проблем, и заранее смириться, что никакого чуда не будет? Лео так не мог. Не хотел. Нельзя было просто сидеть и ждать чей-то благосклонности, пока спасение само с неба упадет! Либо ты спасаешь себя сам, либо умираешь, и Альден предпочитал первое. А если даже способов нет, то лучше уж тогда провести оставшееся время с большим толком, чем подарить его спящему мужику на Небесах, восхваляя его якобы доброту ко всему сущему и понимание. Он и так получит Анн однажды, сейчас же ему придется подождать, ибо Альден свое отбирать никогда не позволял, за это наглецы получали по рукам и лишались нескольких зубов.
- Еще ничего не случилось, а ты уже раскис опять, - подметил горностай, щелкая хозяина своей маленькой когтистой лапкой по носу и выводя из задумчивого состояния. Лео даже дернулся от неожиданности, но возмущаться не стал: на морде зверька читалось беспокойство. Фамилиар, бывший сторонним свидетелем всего случившегося, лучше всех видел, что история с Вирой изматывала каждого участника, а не только жертву-драконицу.
- А чего ты ожидал. Я боюсь. Умирать от проклятия не страшно, на самом-то деле, а вот оставаться одному, потеряв самое дорогое, – очень даже.
Шум только головой покачал поначалу, но когда начал говорить, Альден его уже не слушал. Перед его взором нарисовался дракон. Инквизитор готов был клясться, что еще секунду назад двор был совершенно пуст, а с неба ничего не спускалось и не приземлялось. Он просто… появился. Из пустоты. Соткался из самой темноты. На несколько секунд искатель полностью усомнился в своем душевном здоровье и решил, что окончательно потерял рассудок от волнений и усталости, потому что таким образом мог явиться только какой-нибудь Анем. Прекрасное дополнение к Вире, Ильтару и местному экзальтированному настоятелю.
Только вот повел себя ящер не так, как ему было положено: приблизился, все равно большей частью тела сливаясь со тьмой, и положил голову на колени Альдену, изрядно перепугав Шума и заставив того со скоростью дикой белки взобраться на плечи хозяину и спрятаться от страшного чудовища. А монстр тем временем распростер крыло и укрыл Лео, будто обнимая.
Дракон не был похож на Анема. Он был похож на Аннуору.
Инквизитор обернулся и заметил жену раньше, чем она раскрыла свое присутствие и подала голос.
- Ты поел, дорогой? Тогда пошли спать, завтра едем домой.
Она любила такие вещи, любила баловаться иллюзиями. Лео не был против, но его, как и любого разумного человека, они немного настораживали. Довольно странно было видеть, как нечто, вполне существующее в этом мире, оказывается подделкой и рассыпается, стоит только магической формуле разрушиться. Да и как тут знать, что реально, а что – нет, если рядом стоит маг иллюзий? Вот и дракон этот был таким натуральным, что становилось немного жутко. Лео даже погладил его по шее, чтобы ему было не так обидно, что он ненастоящий, а был сделан лишь для красивой встречи супругов.
- Иду.
Инквизитор осторожно отвел драконье крыло, встал с пола и поднял блюдо с курицей. В коридоры инквизитор уходил решительно и не оборачиваясь, ибо решил, что пусть сотканный магией ящер так и останется настоящим. До кельи шли молча, ибо нечего было сказать, инквизитору уж точно. Раз Анн обмолвилась, что утром их ждет дорога домой, то никаких стремительных действий по собственному излечению она предпринимать не намерена. Может, решила повременить и подготовиться. Может, планирует переубедить Лео. Так или иначе, но снова поднимать эту тему не хотелось, не время было и не место. Только вот не покидало чувство неправильности, будто осталась некая недосказанность и холодность после споров в кабинете. Будто бы не в тех местах были расставлены акценты. Неуютно становилось от этого ощущения, ведь какими бы ни были обстоятельства, по какую бы сторону баррикад они ни стояли в различных вопросах, но нельзя было терять то, чего они с таким трудом добились за последние пару недель. Альден ведь не этого хотел.
Поэтому когда они дошли до своей комнаты, инквизитор поставил несчастную курицу на стол и отослал Шума следить на конюшне за Ингрид и не мешать взрослым людям разговаривать. Огненный шарик метнулся к свече, стоящей на тумбочке, и погас, подпалив фитиль, - искателя напрягала темнота. После он не стал ходить вокруг да около, ухватился за предплечье жены, мягко, но решительно привлек к себе – и вот Аннуора уже у него в руках. Только этого было слишком мало, чтобы рассказать все, что он хотел. Искатель поцеловал жену за ушком, попутно шепча:
- Никому тебя не отдам. Не позволю убить ради чьих-то высоких идеалов и веры. Сам костьми лягу, но сберегу, так что пусть подавятся. Все.
Ему была отвратительна мысль, что кто-то мог протянуть руки к женщине, которую он сейчас обнимал, что могли толкать ее по направлению к собственной погибели в спину, которую он сейчас гладил. Руки скользили по талии, волосам, плечам. Пока он был жив, с ней все будет хорошо. Лео просто не мог себе позволить потерять ее сейчас, когда только по-настоящему нашел.

О да, Лео был тем еще собственником, что щедро сдабривалось львиной долей эгоизма и неисчерпаемыми океанами наглости. Все, что однажды попадало в поле его зрения и закреплялось там достаточно прочно, чтобы он даже обратил на это свое драгоценное внимание, а не воспринял в качестве фонового шума, зачастую прямым рейсом отправлялось в категорию «хочу», а после – в «мое». Разумеется, на деле процесс был далеко не так прост, по дороге встречались десятки иных подводных камней, вызванных тараканами любого параноидального инквизитора и просто осторожного современного человека, но если уж случалось этому «хочу» совершенно всерьез перекочевать в «мое», вырастая из желания попетушиться, покрасоваться и доказать, что нет, ему ничего в этом мире не слабо, то горе тому, кто пожелает рассказать или показать Альдену, что его права весьма ограничены или вообще призрачны, придуманы им самим под напором слепой гордыни. Все в категории «мое» должно было сидеть на положенном месте, тихо умирать от счастья, что инквизитор тратит на него свое время и внимание, и не предпринимать никаких попыток лихо сбежать. А что тут говорить о тех, чьи жадные лапы тянулись к этим дорогим сердцу вещам, людям и местам! Хорошо, если дело ограничится воткнутой вилкой аккурат посередке ладони, а то ведь можно и на что-то похуже нарваться. Лео, к слову говоря, не просто так был подмастерьем палача, воображение и опыт позволяли ему придумать тысячу и один способ издевательств над чужими наглыми руками. А на худой конец их можно просто отрезать, перемолоть фарш, нажарить из него котлеток и скормить их хозяину ладошек. Или заставить жрать сырой. Ну вот чем не вариант?
Знал бы настоятель, что в некоторых вопросах инквизиторы напрочь теряют чувства юмора, то точно бы попридержал свой язык и не торопился умничать, заключив, что физическое и душевное здоровье всяко дороже. Конечно, старик не ведал, что перед ним инквизитор, ведь в монастырь приехал всего-то какой-то никому не известный аптекарь, который, к слову, должен был быть тихим, смирным и покорным религии и ее служителям, но мог ведь по лицу и сопутствующим обстоятельствам догадаться, что тут пованивает зарытой собачкой далеко не первой свежести, верно? Или вот прям все аптекари ездят верхом на боевых конях, носят пиратскую повязку на один глаз и носятся по катакомбам, пугая монахов и дергая за носы трупы? И берут в жены паладинов. А отцы этих жен, приходящиеся местному ордену командорами, так и дают свое, пусть и вымоленное щенячьими глазами дочери, добро. Ну да, ну да.
Не только Альдена можно было упрекнуть в гордыне, не только он не видел ничего дальше собственных принципов и верований. В радиусе пары километров во всех направлениях и плоскостях был еще один такой же, только в рясе и ореолом вселенской мудрости вокруг.
Но в отличие от всяких религиозных фанатиков, Лео старался действовать для всеобщего блага и верил в свои благие намерения свято и упорно. И ему было все равно, кто и что об этом думает. Конечно, было бы замечательно найти отклик и понимание, чтобы пропало это отвратительное ощущение отчужденности, которое только пару недель покинуло искателя, а теперь снова вернулось. Но даже если ничего этого не будет, то ему все равно будет плевать. Пусть Аннуора придумывает себе сказки и ведется на чужие речи, он просто возьмет ее за руку покрепче и поведет туда, куда он считает нужным. А там и драконица сообразит, что к чему, свежий воздух необычайно прочищает сознание и собирает мысли воедино.     
«Только бы совсем не оттолкнула. Со всем остальным я справлюсь».
Пусть в первые мгновения было ясно, что собственнический жест застал девушку врасплох, она быстро взяла себя в руки и сориентировалась в ситуации. И не оттолкнула. Напротив, обвила руками шею и прижалась ближе, полностью отдаваясь в его объятия.
- Никто не защитит меня лучше, чем ты. Сегодня мы это выяснили - найденное тобой средство защитило меня не хуже, чем этот грааль, который если и существует, то, судя по описаниям в книгах, вряд ли покажется кому-то из нас - мы недостаточно чисты сердцем, чтобы его найти.
«Я уж точно».
Лео не имел ни малейшего представления о том, искренне ли говорила Аннуора. После беседы с настоятелем он уже не был уверен ни в чем, не знал, где правда, а где старательно вылизанная ложь, которую ему подавали, чтобы не буйствовал лишний раз и не распалял конфликты. Инквизитор не смог бы сказать, было ли счастье последнего времени таким же инкубированным, как то, что длилось со дня свадьбы, или все дело было в неосторожных словах жены, излишне приукрасившей действительность для пущей драматичности, и его личной инквизиторской привычке накручивать все и впадать в полнейшую паранойю, если ему давали для этого повод. Да он вообще ничего не мог сказать. Бился между всякими «а может», «если» и «вдруг» и не мог просто остановить этот вихрь, приказав себе успокоиться. Не мог снова поверить, что все хорошо. Даже если все и правда было хорошо.
Но если кто и мог успокоить метущуюся душу инквизитора, то только сама же Аннуора. Именно она сейчас была нужна Лео со всей своей нежностью и любовью, а не какой-нибудь еще мужик с нравоучениями. Альден был уверен, что жена это уже поняла, иначе не прильнула бы и не старалась бы успокоить речами и покорностью. И пока он целовал ее, спускаясь к шее, она сказала те слова, что Лео более всего хотел услышать.   
- Так что моя жизнь в твоих руках, как я сама сейчас.
После них говорить больше и не требовалось, потому что иное, более искреннее и честное, словами рассказать было невозможно. Инквизитор прекратил рукоблудство, совершенно в открытую и без всяких увиливаний поцеловал Аннуору в губы, попутно подхватив на руки. Ощутил, как она машинально сжала ногами его торс, чтобы не навернуться с высоты молодецкого инквизиторского роста, пусть даже Альден и держал крепко. Огонек свечи пришелся очень в тему – их сегодняшнее королевское ложе нашлось сразу и без спотыканий о тумбочки и табуретки, ибо как-то было не до скрупулезного разбирания дороги. И пусть вместо веселого развенчивания стереотипов и нахальной порчи атмосферы целибата, святости и непорочности получилась любовь с отчетливым привкусом примирения после очередной нехорошей ссоры, но кого это волнует? Все тревоги остались за дверью.

14 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, утро.

Ночью Лео действительно оценил, как же здорово бывает, когда за окном не горланят пьяные, не шепчутся всякие темные и нечистые на руку и не воют коты, а в окне в самый ответственный и очень неподходящий момент ни за что не появится нахально улыбающийся текка. Что нет бабули Фриды, которая тоже может заявиться, если вдруг случится важный повод. Что нет никаких шансов, что прилетит почтовый ворон с посланием из Ордена и будет стучать в окно до полного посинения. Тишина, благодать и тот самый покой, про который так старалась рассказывать Аннуора весь день – Альден наконец их уловил.
Иллюзия разрушилась на рассвете, когда взвыли непонятно откуда взявшиеся петухи и затопали десятки монашеских ног по коридорам. Потом началась какая-то деятельность во дворе, сопровождавшаяся голосами, все тем же топаньем и даже периодическими окриками. Еще через какое-то время ко всему предшествующему добавилось лязганье паладинских доспехов, лютый гогот бравых рыцарей и ржание коней. Апогеем всей этой утренней деятельности стал колокол, который возвещал о начале то ли завтрака, то ли какой-то очередной службы. Именно с того момента дремлющему Лео стало очень грустно, и он, отчаявшись поспать, накрыл голову подушкой. Стало легче, хотя воздуха не хватало. Так прошел еще час или два.
Последней каплей послужил чей-то очень зычный и громкий голос, который раздался по всей келье сквозь приоткрытое на ночь окно. Задуренный плохим сном и недостатком кислорода Лео уловил только имя драконицы, что-то там на тему проверки и очень длинное имя сухофрукта с серьезным лицом, начальника Аннуоры. Видимо, паладин-посыльный постеснялся идти прямо к двери, разумно смекнув, что супружеская пара – зверь очень непредсказуемый, живущий своей отдельной жизнью, далеко не всегда разрешенной для созерцания и подслушивания чужими, а потому предпочел горланить под окном, чтоб не нарушать чьи-нибудь границы. Толковый малый, как заключил про себя Лео. Искатель даже мысленно поблагодарил солдатика за то, что тот не стал вышибать дверь. Только вот сам факт послания от этого приятнее не становился.
- Как я люблю послания Сэра Важной Морды по утрам. Кто же в такую рань войско созывает, он что, садист? Может, ему стоит сообщить, что не все ложатся спать на закате, как куры, и к рассвету уже страдают от переизбытка энергии, - прокомментировал призыв сержанта инквизитор. Поскольку сделал он это из-под подушки, уткнувшись носом в матрас, то снаружи все его слова слились в одно невнятное страдальческое бормотание, по которому, впрочем, все равно было понятно, что искатель не выспался и очень желает послать глашатая и его отправителя в пень.  Альдена как-то не волновало, что солнце уже хорошо так поднялось, а рассвет давно остался позади.