[ Здание стражи Таллема ]

27-ое число Новой Надежды.
1647 год от подписания Мирного Договора.
Вечер.

Адель была сломана. Дурацкое чувство беспомощности, когда бездействовать просто нет сил, но и разумных действий предпринять невозможно, всегда ее ужасно злило. Сейчас, однако же, желание сокрыть свои волнения и страх были сильней этой самонацеленной злобы. Не глядя под ноги, широкими летучими шагами она пропорхнула мимо Горгота, устремляясь куда-то в синие сумерки города.
Мнимое заблуждение, раскушенное словно вишневая косточка, на сей раз дало ядовитую горечь. Такая «доза яда» навряд ли бы могла оказаться смертельной – так только в песнях у бардов бывает – но все-таки, на этой весьма прозаической ноте, история жизни «несчастной возлюбенной» была обязана закончится, и началась бы другая – безыскусная жизнь ведьмы на страже закона, смирно ждущей кончины финальной. Вот только провидение богов, или какая-то иная сила, решили подвести черту иначе:
- Я тут, в общем, жил... – выдал Горгот глупо звучащие, «мятые» строки, - Вспоминал…
Стук каблучков в темноте оборвался. Адель встала вполоборота, усталым взглядом окинув того, кого отсель желала видеть каждую секунду и вместе с тем - не видеть больше никогда. Говорить ей совсем не хотелось. Однако, не выслушать те откровения, которые давались Горготу не без усилий, было бы слишком жестко по отношению... К ним обоим, наверное.
Адель вновь застыла в молчании, ощущая, как все ее тело дрожит под свободной одеждой. Хотелось что-нибудь сделать, но мысли отчего-то не увязывались, не складывались в определенное действие. Пальцы нервно крутили колечки кнута, она страдальчески сдвинула брови и, вклиниваясь в поток его слов, громко выкрикнула:
- Я ушла потому, что хотела остаться! – слова о любви, обожгли ее разум, заставив задохнуться на вдохе. Приберегаемые Аделью пожитки, вновь оброненные хозяйкой под ноги, эффектно звякнули и пестрым ворохом рассыпались из раскрывшейся сумки: какие-то скляночки и побрякушки, украшения сомнительной ценности, заветный ежедневник в потертой дорожной обложке, жестяная коробочка с алхимическим воском для губ, использование которого так осуждалось - вся она…
Чтобы уверится в сказанном, в тех выводах, что методично шлифовались годами, Адели было достаточно только мгновения, потребовавшегося для возврашенья назад – пути в пару-тройку шагов, которые она успела сделать. Самой суккубии, впрочем, в тот момент показалось, что она перепрыгнула пропасть, прежде чем вновь ухватиться за любимые плечи и крепко обнять того, кого она сознательно и так упорно отталкивала.
- Не могу! - суетливо зашептала она, ласково прижимаясь к любимому, осыпая короткими поцелуями его щеки и нос, - Не могу я уйти, хоть убей… - губы Адель улыбались, а в глазах блестели влажные звезды, - И пусть, что хотят говорят, пускай сумасшедшей зовут… Я с тобой остаюсь.
Красавчик, от столь бурного развития событий опешивший и проявившийся в нелепой позе рядом с брошенными хозяйкой вещами, сорвался на аплодисменты. Действительно – картина стоила зрителя!

На тот момент ехидству моськи Красавчика стоило даже завидовать – давно он так не радовался глупому виду и видимой слабости своей покровительницы… Однако же, на сей раз радость призрака не порождалась циничностью и вредным характером оного. Эта радость была непритворной - Джей только лишь правильно выразить ее не умел, продолжая хохмить и кривляться, и то - лишь по причине своего полоумия.
В ответ на недовольства Горгота «полосатое облачко» загадочно шаркнуло ножкой по воздуху и с философской интонацией выдало: - Любовь... Одним достаются розы, другим — гнилушки... – сказано было неплохо, а потому показавшая зубки Адель тотчас же осадила Красавчика, заставив его вспомнить о субординации.
- Чего-о? Пш-шел вон! – она сделала какое-то магическое па, красиво очертив запястьем окружность, чем убедила подопечного убраться восвояси, - К Тейаровой матери…
Джей мерзко хихикнул, но все же послушался, исчезнув с театральным хлопком и оставив пятно эктоплазмы на мостовой. Пространство, куда невидимка планировал направиться в ближайшее время, рогатую ведьму не сильно заботило – не имеющий привязки к определенному месту этот призрак был довольно удобен. Он нередко блуждал в одиночестве, после чего каждый раз беспрепятственно возвращался к хозяйке, за которую, собственно, и держался в мире живых до сих пор...
Картинка у Адель перед глазами еще рассыпалась, плыла в связи с приливом нежной слабости, а взгляд, не сочетаясь с выражением лица, казался бархатным. Однако же, практичность Горгота, решившего взять ситуацию под свой контроль и экстренно заняться сбором ее оброненных вещей, заставила суккубию на минуточку вытряхнуть «розовые сопли» из мыслей.
- А? – растерянно взглянув на объект своего обожания, Адель зависла, фокусируя взгляд на последнем предмете, который Горгот, не особо приглядываясь, планировал запихнуть к себе в сумку, - Нет! Она может обидеться… - подскочив к ильзару в мгновение ока, Адель плавным жестом вынула у него из ладони маленький осколок кости с парочкой торчащих в ней зубов (о, пресветлый Ильтар, сколько еще гадости носила при себе эта сумасшедшая женщина?!) и только затем, оценив налипшую грязь у себя на ладонях, поморщилась, согласно кивая:
- Гнилушки…? Или как там этот паршивец сказал? – она премило улыбнулась, пытаясь выкопать из памяти события сегодняшнего утра.
Про «похавать» и отмыться, как бы тривиально не звучало все это, Горгот был исключительно прав. Сейчас Адель бы оценила иначе и ту тарелку похлебки, которой так неумно швырялась за завтраком, и тот ушат воды на голову, который нынче был бы очень кстати… Все эти мысли навели ее на правильный вывод:
- Пошли скорей! Потом решим - кто кого, и на которой помойке отрыл… - осмотревшись по сторонам и вспомнив, какая дорога ведет к «Паладину», суккубия уверенно прибавила шагу.

[ Таверна «Пьяный Паладин» ] Адель и Горгот

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-03-16 03:38:37)

[ Городские улицы Таллема ]

27-ое число Новой Надежды.
1647 год от подписания Мирного Договора.
Вечер/ночь на 28-е.

«Лицо потерять» – пожалуй, это было наиболее точным определением к тому чувству, которое испытала Адель на пороге таверны, детально оценив свой внешний вид в глазах присутствующих. Насыщенность событий, поглотивших ее с головой, была слишком плотной, чтобы суккубия так озаботилась этим вопросом ранее – а тут, в почти родных стенах и в непосредственной близости к благам цивилизации, возможность смыть с себя грязь и нормально поесть кружила ей голову. Или, может быть, голова у нее кружилась от предельной усталости? И тело ныло. Нет, не привыкла она к столь активному образу жизни. Так что ужин в виде запеченного мяса - «…вот чтобы медовые капельки на подрумяненой корочке… И аромат пряных специй на весь обеденный зал!» - был очень даже актуальным пунктом в ее списке желаний.
Затем, после короткого осмотра номера (на придирки с капризами ни сил уже, ни настроения не было), недолгих споров на тему приведения одежды в ильтаровский вид, и одержания малюсенькой победы в виде официального согласия Горгота заплатить за ремонт ее платья, Адель занялась самым девичьим делом – разборкой багажа и размышлением о завтрашнем наряде. В процессе было найдено колье Брунилы, забытое за красками событий, а также расческа: «Не думаю, что этого будет достаточно…» - скептически скривившись,  Адель еще раз глянула на неуступчивого в плане расходов Горгота и обреченно выдохнула, - «Ну ладно, ты прав… Масло холодянки и лепестки лисинты – уже излишество и ненужная роскошь! Просто грязь, что ли, смою…»
Вскоре в дверь постучали, и скромная девица из обслуги объявила, что ванна готова. Это была ужасно приятная новость, и потому Адель, забыв про усталость, с энтузиазмом ломанулась в сторону помывочного здания… Обрадованная горячей и чистой воде, словно дикий зверь из пустыни Сонора, дождавшийся сезонного дождя, она занырнула в купальню и даже погрузилась в воду с рогами – дабы густая шевелюра намокла как следует. Отмыть полуторометровую гриву при помощи одной только воды (спасибо, что теплой) было и правда не просто, поэтому Адель, с типично женской придирчивостью, мочалила свою прическу старательно, пока не убедилась окончательно, что волосы действительно чисты. 
От долгого сидения в горячей воде, которая за это время успела остыть, Адель разомлела, едва не заснув прямо в бочке. Зато кожа вновь стала приятно мягкой на ощупь, а на бледных щеках появился здоровый румянец. Расслабленные руки, ноги и хвост двигаться совсем уже не хотели, но надо было еще как-то доползти до кровати.
«Горгот наверняка уже заснул…» - лениво улыбнувшись теплым мыслям она совершила последний рывок и, наплескав на полу целое море, выбралась наконец из купальни, - «…забавно, я ведь никогда не наблюдала его спящим…» - она мечтательно закрыла глаза и, нежно отжимая мокрые волосы, изобразила в мыслях развалившегося по диагонали кровати возлюбленного, - «Ох, нет! Спать на полу не хотелось бы…» - бодро встряхнувшись, она уронила взгляд вниз, не без порочного довольства оценив изгибы молодого суккубьего тела, – «Все же – это лучшее из моих платьев…» - и, нехотя, обернула себя полотенцем.
Бесшумно прошагав на полупальцах по коридорам давно уснувшей гостиницы, Адель в раздумьи застряла у двери их номера и даже занесла кисть руки, чтоб скромно постучаться, но вовремя одернула саму себя, осознавая, что это нелепость. Дверь скрипнула, и, уронив на порог бледное пятно от освещающих коридор тусклых светильников, затворилась за ней.
- Неужели не спишь? – ласковый шепот едва колыхнул тишину, - Я… Уже… - говорить не хотелось, поэтому о том, что «уже», и что «дальше» Адель поведала, отпустив полотенце. Мокрая ткань легко проскользила по стройному стану и с тихим шорохом шлепнулась на пол. Кончик хвоста суккубии выделывал широкие восьмерки. Быстрой тенью шмыгнув по направленью к кровати, Адель погладила большое черное крыло и осторожно приютилась рядом, на краешке. Глаза уже привыкли к отсутствию света, и лунного сияния в окне было достаточно, чтобы беззастенчиво рассматривать тело ильзара. Адель, закусив губу по своей старой привычке, игриво улыбнулась а затем, развернувшись с невиданной ловкостью, зависла над Горготом, наблюдая как прохладные капельки, падая с ее мокрых волос, стекают ровными дорожками по его животу. Скрывать свои желания она не видела ни смысла, ни причин. Наверное, не стоило рушить момент болтовней, но важные слова так и рвались с языка, и потому, шепнув ему на ушко короткое: - Милый, прошу, будь моим! - Адель отпустила свой разум, исступленно лаская любимые губы, шею и плечи…

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-04-12 08:01:04)

Приходит мужик в библиотеку и спрашивает:
— Где тут у вас книга «Мужчина—повелитель женщин»?
Библиотекарь: — Фантастика на третьем этаже.

Каким представляется счастье? Сложно сказать объективно... Но, совершенно точно, первоисточник любого желания - это мечта. Мечта порождает желание, а то, в свою очередь, стремится придти к обладанию... И что же в итоге? Нет мечты и нет цели. Обладание - угроза утраты само по себе. Адель всегда придерживалась мнения, что утрата не угрожает тому, кто самовольно от всего отказался и ничего не имеет... И только время доказало ей, что это - лишь способ напрямую окунуться в утрату, избегая приятных мгновений, ценных самих по себе.
Накинув кольцо нежных пут на плечи любимого, она обнимала его, смотрелась в зеркало блестящих глаз, и крепко держала своё. Он был - её, и ни на йоту боле!
  Судьба носительниц суккубьей крови такова, что им не за миром приходится гнаться - мир здесь, весь он, у ног - но лишь учиться ответственности и осознанию цены за обладание им. Пожалуй, это было благородно - не требовать от мира всего, но и делиться избранной ею частицей этого огромного мира Адели отнюдь не хотелось! Бледная в серебристом свеченьи луны суккубия казалась мраморной статуей в темном алькове какого-то храма, для коего, впрочем, она была слишком жива, слишком реальна для божества или его изваяния.
 
Адель улыбалась, и в этой улыбке не было страха, смущения. Только лишь что-то безумное, дикое - ночная хищница, схватившая добычу. Горгот, похоже сбитый с толку её пылкостью, нерешительно замер. Она прильнула вплотную к нему, обхватывая по-паучьи его тело руками, ногами...
Всё ещё влажная кожа Адели, казалось приобретшая особую чувствительность, обменивалась жаром с разгорячившимся телом возлюбленного, и этого уже хватало для того, чтобы её дыхание стало чуть глубже, а мир начал качаться в сладкой дымке желания... Она замерла, задавая молчаливый вопрос, вскинула голову, отбрасывая за спину шлейф шелковистых волос.
- Что-то не так, дорогой? - её голос дрогнул и, не разжимая объятий, она освободила только правую руку, сбегая осторожно вниз по его плечу коготками. Горячий поцелуй застыл у него на губах, - А ты об этом не думай... - суккубия потерлась щекою о щеку Горгота, игриво хмыкнула возле его остроконечного уха.
Она определенно нравилась сама себе, подчас стыдясь того, что наслаждается этим. Слишком незримой в этом мгновении была граница между бесстыдством и смелостью. В то время как Горгот, зависший в странной нерешительности, был самым что ни на есть настоящим - без оболочки язвительной грубости, так глубоко понятной для Адели, скрывавшейся под похожей личиной. И оттого естественность казалась неестественной, что он слишком умело мог прятать взаимность.
«Виновна, виновна, виновна!» - кричали ей призраки памяти, - «Ты… Это ты была искусительницей, ведомой только лишь собственной прихотью! Как воплощение Ильги, как влюбленная бордельная девка...» - перед глазами, как бы она не старалась того избежать, всплывали картинки из прошлого: он, только он - как первый, так и последний! Всё остальное - не важно. Однако та же злодейски справедливая память услужливо подсовывала неоспоримые факты. Адель, хотела она того или нет, тогда воспользовалась врожденным талантом, сведя с ума дорогого кузена... Дурацкий «синдром неудобства» опять прогрессировал. Она не знала, как подчинить себе свою дикую страстность, и не желала властвовать над ним, скорее ожидая обратного... Но словно лёд и пламя они не походили друг на друга, вместе с тем оставаясь пронзительно сходными.
Язык Адели беглым жестом лизнул её искусанные при пережитом волнении губы, она звучно выдохнула, вдруг задрожав: - Я... - не без душевных страданий разжимая объятья, Адель откинулась на бок, придавив Горготу крыло, и подтянула колени к груди. Суккубий хвост в промежутке между их телами метался, бился по бедру ильзара, выдавая смятенье своей обладательницы, - ...не хочу, чтобы это выглядело словно насилие...

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-05-28 01:45:17)

28-ое число Новой Надежды.
1647 год от подписания Мирного Договора.
Позднее утро, ближе к обеду.

Дверь с тихим стуком растворилась, впуская в сонную замкнутость номера звуки шумного дня. Адель, похожая на распустившийся бутон камелии – такая же свежая и столь же наивно влюбленная в жизнь – пересекла порог, постукивая каблучками, и нежно погладила взглядом бледный профиль Горгота, страдальчески разглядывающего потолок. Издавши жалобный урчащий звук, суккубия метнулась к возлюбленному, которого к неудовольствию оставила досматривать сны в одиночестве…
Причины на то у суккубии были. И, как считала Аделия, даже довольно серьезные, ведь будучи истинной женщиной, она не могла оставаться без полной уверенности в своей красоте! Тем более, в столь важный момент ее жизни.

Чуть раньше…

Для этого проснувшейся «чуть свет» и с болью в сердце покидающей объятия любимого рогатой красотке пришлось потрудиться… Ведь даже то единственное платье, что было у Адели при себе, сейчас находилось в починке, и это ставило суккубию в неловкую позицию – спуститься вниз, дабы найти там обслугу, было буквальным образом не в чем!
Но Делия не растерялась, припоминая щекотливые моменты своей биографии, использовав дорожный плащ, как идеальное средство сокрытия своей наготы... Плотно запахнутые полы мягкого бархата, струящегося до самого пола  - и все, ее тайна осталась таковою для всех навсегда.
А после, отыскав таким хитрым маневром свое отреставрированное платье, Адель направилась проведать утренний Таллем. Наличности у нее при себе было, мягко скажем, немного, но дабы восстановить справедливость отсутствия косметических средств, она была готова извести последнее. Причина того стоила – любимому Адель хотела представать лишь в идеальном, отшлифованном виде! И, сколь бы  легкомысленным то ни казалось, беря в расчет горготно-искреннее безразличие к подобным условностям, переубедить затуманенный разум влюбленной суккубии было нельзя.
И вот, крема из лепестков лисинты и лории, баночки с помадой и ароматными зельями – все идет в ход! Все нужно настоящей женщине для затмевания света небесных светил! Обегав знакомые парфюмерные лавочки и умудрившись устать, Адель сама того не ожидая пересекла порог магазинчика Безумного Токка. Зачем она туда завернула? Мариса только и ведает. Но, сердце знало, что оно ищет – диковинная вещь под стеклом на прилавке зачаровала глаза глубоким рубиновым светом.
- Что это здесь у вас, позвольте уточнить? – не глядя на уткнувшегося в книжку и словно даже не следящего за покупательницей мутноглазого парня, уточнила Адель, тыча пальцем в увесистый рубин в причудливой серебристой оправе кольца*. Токк улыбнулся половинкой рта, неожиданно впившись взглядом в лицо Адели:
- То, что вам нужно, сударыня! - следя за движением взгляда растрепанного владельца магической лавочки, Адель уловила в его интонации знакомые нотки, присущие обычно Красавчику, и, выгибая бровь, недоверчиво покосилась на собственное белое плечико, ничем не прикрытое. Красивым ровным «забором» у нее на плече лежали четыре большие царапины. Это смутило суккубию, но отыскав в себе беспристрастность законника, она постаралась припрятать эмоции. – О, неужели? – развернутая тонкая ладонь с заостренными коготками уверенно легла на поверхность стекла. - Чем же это кольцо примечательно??
Токк, ничего не ответив, сделал руками витьеватое «па» и, нырнув под прилавок, вернулся оттуда еще более взлохмаченным и с еще более ехидной улыбкой: - Вот! – в коробочке у него на ладони красовалось второе кольцо, точно такое же, как виденное Адель на прилавке. – Вещичка парная... – Токк сделал паузу, чтобы придать своим словам весомости, - …для пары, как вы понимаете. Стоит их только примерить, и камни будут пульсировать в такт сердцу того, кому предназначено второе кольцо… До тех пор, пока жизнь в нем течет! Существует легенда… - далее поток хитрого словосплетения был методично направлен в безащитные уши Адели, но та была слишком погружена уже в свои размышления, дабы что-либо еще воспринимать, поэтому долго думать не стала, ссыпав оставшиеся деньги на прилавок. – А? Я беру… Беру. Этого будет достаточно?

Пузатый стеклянный кувшин, наполненный прозрачно-алым брусничным морсом, опустился на прикроватную тумбочку у изголовья кровати. Адель, не жалея свой пышный подол, устроилась рядышком на пол и, улыбаясь совершенно блаженной улыбкой, погладила бережно взлохмаченную бирюзовую гриву. 
- Доброе утро, любимый… - пальчик суккубии меленно сполз по лбу, переносице, губам, до аккуратной бородки, - …выспался? – Адель утомленно вздохнула и потянулась до хруста корсетных завязок, неожиданно выдав: - Вот уж не знаю как ты, а мне так жрать хочется, что Тейар берегись! - ее глаза блестели хищно. Адель не намеривалась упускать своего, и сам этот день, как казалось суккубии, должен был стать самым лучшим днем в ее жизни!

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-09-17 23:52:29)

[♫]
Расслабиться Адели не дали. Впрочем, ждать от Горгота чего-то иного ей не приходилось. Насколько далеко Адель могла помнить их общее детство - замедленной реакцией брат никогда не страдал… Однако повода, чтобы выказать все свое возмущение, для суккубии это не отменяло. Пусть даже в шутку:
- Ну ты и мерза-а-авец! – брыкаясь в тесных объятьях, Адель попыталась куснуть его за ухо, но не дотянулась. – Ведь я целое утро старалась! - она улыбнулась, прижавшись к острому плечу возлюбленного мягкой щекой и отвечая ехидненьким смехом на его замечания: - Все-таки нравится? Хе-хе-хе! Значит стоит попробовать… - зажав лицо Горгота меж ладоней, Адель принялась покрывать его всего поцелуями. Блестящие следы от воска и алхимических масел заалели на лбу и щеках… - Эххе-хе! – наконец, победно провозгласила Адель, - Не, по-моему все же оттенок не твой… - легкий запах лисинты, беря в расчет суккубью обаятельность вкупе с позитивным эффектом от чудо-цветочка, буквальным образом делал из Адели «живой эликсир» эйфории. И она отнюдь не желала, чтобы это чувство заканчивалось. Но что-то, по закону мировой несправедливости, должно было подпортить их счастье. Обычная рутина просто обязана была напомнить о себе в этот самый момент!
- Купила пару полезных вещей. И даже кое-что для тебя... - сообщила Адель, помахивая кисточкой изогнутого высокой дугой хвоста, выглядывающего из-под короткого подола, - Я хотела бы… - осекшись на полуслове, она отстранилась на миг, заглядываясь на откинутую в сторону руку Горгота с клеймом, которое, как ей показалось, брат попытался скрыть от нее, и неуверенно спросила: …так все-таки, что ты делал в этой дурацкой тюрьме? – заранее предвидя встречный вопрос, она строго сдвинула брови, внимательно взглянув на возлюбленного. Не то, чтобы суккубии хотелось знать какое именно дело привело инквизицию в Таллем, но до конца поверить в то, что ее драгоценный Горгот может как-либо быть с этим связан, она до сих пор не могла. – И нет, не спрашивай! По-моему очевидно, что я была узницей… - не дожидаясь, пока Горгот собирается с мыслями (в конце-концов, уверенности в том, что он вообще ей ответит, Адель не испытывала), она освободилась из цепких объятий и закопалась в багаж. Коробочка с рубиновыми кольцами как назло оказалась на самом дне ее сумки. – Да вот же они! – раскрыв обтянутую мягкой тканью крышку, Адель извлекла из коробочки одно из колец, передавая коробку Горготу. - Красивые, правда? - зажав крупный рубин вертикально меж пальцами, Адель посмотрела через него напросвет, увидев возлюбленного внутри кровавой радуги многочисленных граней. - Они называются «Пульс жизни» из-за того, что повторяют пульсацию сердца того, кто носит второе кольцо. Я... - она смущенно опустила глаза, - ...устала терять тебя. Пусть твое сердце будет отныне со мной. А пока мое сердце в руках у тебя - мы всегда сможем оказаться рядом с друг другом в самый нужный момент. Помни, если рубин потемнеет - то со мною случилась беда...

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-09-19 02:06:06)

Пока Адель говорила о свойствах колец, вручала подарок любимому и даже тогда, когда довольный подарком Горгот примерил новую вещицу – они были вместе. Ощущая прикосновение пальцев Горгота волосками пушистого «навершия» хвостика, Аделия знала, что теперь она под защитой, и верила, что кончилась затяжная эпоха бессмысленного прожигания жизни, когда неважно ровным счетом ничего. Теперь эта жизнь уже не принадлежала Адели - она лежала в ладони Горгота рубиновой каплей, была подарена ему вместе с чудесным кольцом.
Взамен она получила дар не менее ценный – возможность быть с ним, следить неотлучно за каждым биением любимого сердца. Этот дар сопрягался с ежедневными переживаниями, безумным лунатичным слежением за состоянием камня, это был дар, зовущий безумие… Но, все-таки, если это безумие и могло стать проклятьем для них, то самым желанным на свете!
- Спасибо, малышка.  Жалко только, что камешек красный… - Горгот не выпускал ее хвост ни на секунду. - Зеленый мне бы больше подошел. - Парадоксально безразличный ко многим вещам и явлениям его окружающим в жизни, он придавал подчас великий смысл каким-то совершенно немыслимым мелким деталям. И самое паршивое, что предсказать его очередной каприз и придирку не представлялось возможным. Влезая в замызганный мятый рабочий наряд, он вместе с тем мог печься о красе ногтей и прически! – «Ну что за невыносимый характер?!» - иронично, но с глубокой любовь к этим знакомым особенностям проговорила Адель у себя в голове.
Сегодня Горгот мог позволить себе говорить все что хочет – растаявшая в крепких объятьях и опьяненная своей влюбленностью Адель вряд ли нашла в себе силы на препирательства с братом. Сегодня это были мысли вслух, или тайные мысли, но точно не пустые придирки…
Адель улыбнулась, отрывая завороженный взгляд от тонкой ладони с заблестевшим на указательном пальце рубином. – Ты прав, наверное. Ты не сильно изменился с годами… Я тоже, - задумчиво разглядывая его плечи и сильные крылья, Адель пыталась решить для себя, насколько правдива последняя произнесенная ей фраза: «Не изменился, может быть, но стал другим. Наверное, это лишь время. Его отпечаток лежит и на мне, и на всей нашей жизни».
Приглашение в родительский дом, прозвучавшее как бы меж делом, тронуло самые тонкие струны души. Адель звучно выдохнула, припоминая мрачный особняк ее дядюшки, где проходило их общее детство с Горготом, и ей до боли захотелось туда – в дикую юность, на коврик у камина в полутемной гостиной, в сумрачный день месяца самых высоких приливов: «Жаль все-таки, что время движется лишь в одном направлении… Сколько дней мы могли бы наслаждаться друг другом!» - решила она про себя, ответив лишь пространное: - Это не так уж и плохо. Ты всегда был способен справиться в одиночку с любыми проблемами… - Адель взяла брата за руку, внимательно заглянула в ядовитую зелень пронзительных глаз. – И я тоже люблю тебя, милый, - теперь она этих слов не боялась, не пыталась от них убежать.
Вместе они спустились в таверну, где разместились за свободным столом, которые в этот час были уже в дефиците, поскольку все нормальные постояльцы и посетители «Паладина» намеревались обедать, и раздражающее пение каких-то бесталанных менестрелей давило на мозг. Нет, «Пьяный Паладин» определенно не подходил для романтических завтраков...
Адель заказала телятины, натертой можжевеловыми листьями и базиликом, немного свежих фруктов и кувшин все того же брусничного морса, что пила поутру. Очень уж он ей понравился. Осталось лишь только дождаться готовности блюд, но в столь приятной компании это казалось несложным.
- А может ну ее, эту работу? – лениво протянула она, увлеченно наблюдая сквозь широкие окна за тем, как пытающийся снять свой багаж гном мучается со строптивой ослицей, служащей ему верным транспортным средством. – Забери меня с собою в Ацилотс! Заезжала домой накануне, на пороге застала отца. Так ведь даже толком расспросить ни о чем не успела... А как там дядя Горгот поживает?
Ей действительно не хотелось возвращаться в Хартад. Ну совсем не хотелось! Город, к которому Адель так продолжительно и тяжело привыкала, за десять лет стал для нее чуточку ближе, но так и остался чужим, не родным. Служба в Страже Харатада была для нее чем-то вроде изгнания, способного к тому удовлетворить все надежды Эйнара, желавшего видеть свою старшую дочь не на последних ролях. Звание инспектора ей не сложно далось – Адель просто была симпатична начальству - и потому-то особенной радости за свои достижения магесса никогда не испытывала. Все это было для папы…
Обслуга таверны, разрывавшаяся среди кучи гостей, как-то не торопилась с заказами. Адель, подпирев подбородок сложенными «в замочек» руками, чего-то ждала… И недобрые новости, которые когда-нибудь да должны были заявить о себе, прилетели к ней в форме письма от начальства: воздух перед ней колыхнулся, разрывая пространство магической «дыркой», а после схлопнулся дымно-черным пятом, и на дубовую добротную столешницу упало письмишко с кровавой сургучной печатью: «Магическая почта Харатада». Адреса на конверте не значилось – оно и понятно, начальство и знать не могло, где болтается их сотрудница третьи сутки подряд – зато красовался герб Стражи, поблескивая золотистой краской меча и щита.
Делия нервно сглотнула: «Ну, раз уж они разорились на кровавую почту, то крепко я им видно понадобилась… Тейар бы драл эту службу!» - разворачивать злосчастный конверт ей совсем не хотелось.

Отредактировано Адель Кьюртен (2015-09-20 04:47:52)

Адель обреченно закатила глаза. Выслушивать нравоучения касательно работы и ее неотвратимого смысла ей совсем не хотелось. Особенно ту часть, что касалась отца. Ну, разумеется, она всю жизнь мечтала о том, чтобы ей подтирали сопельки, прощая огрешности папиной милость всю ближайшую сотню годков! Видать от этого Эйнар, до сей поры сохранявший свой здравый рассудок, обязан был начать ее уважать... Какая ирония! Тем временем дырка в кармане усугубляла картину, предательски заставляя себя пожалеть.
- О боги, Горгот… Упорная служба во благо отечества добавляет занудства?! - она скучающе подперла щеку ладонью и сокрушенно вздохнула. – Впрочем, для тебя все еще обратимо - шансы исправиться пока остаются… - под «шансами» Адель подразумевала открытый протест, выражавшийся в пренебрежении столовыми приборами и неприлично громком прихлебывании. Позволить себе быть «неизящной» Адель, одержимая идеей деталей и образов, позволить себе не могла, и потому ценила этот «навык» в брате.
Продолжать разговор на тему рационального устроения быта, невзирая на почтовый телепорт и конверт, эти двое могли еще очень долго – обслуга не торопилась со сложным заказом Адели, а миска Горгота давно опустела – но импульсивность ильзара, решившего расправиться с унылым почтовым конвертом немедленно, откинула временно поднятую тему:
- Инспектор. Это издевательство... – зачитал Горгот вслух. Логично было думать, что не комплименты касательно усердной работы Адели начальник прислал, неясным пока оставался лишь уровень накаливания его недовольства. Хотя уже сам факт того, что Шиллер был вынужден искать ее лично, заставил задуматься, что «отмыться» ей будет непросто. – Вот, Тейар… - прошипела сквозь зубы Адель.
- А еще тут нарисована виселица и... ну, наверно это ты. Непохожа… - добавил Горгот, и Делия флегматично пожала плечами. Настроение «с уклоном» катилось в Изнанку. Адель уже почти физически ощущала пронизывающий василисковый взгляд на себе.
- Вот то и значит – что там нарисовано... – заметила мрачно она, со злостью вонзив нож в телятину, которую наконец принесли. - Или сегодня в Хартаде, или «кирдык» и до свиданья карьера! -  зажав приборы в ладони, она рассержено долбанула кулаком по столу, - …вот как меня так угораздило? Наверное, я действительно проклята.