Добравшись до Таллема вечером, девочка не решилась заходить в город. Те часы, которые она провела в Рахене, казались ей кошмаром. Тесные каменные коробки с мощеными улицами между ними, вечно спешащие жители, которые ничего не замечают вокруг себя, пьяницы возле таверн. Все это давило на привыкшую к просторным и чистым лесам Каэрис. И это не учитывая запахов помета и отходов, сливаемых на улицу. «И как они там только живут? Неужели они никогда не выходили за свои стены, неужели никогда не видели настоящую живую природу?» Находясь неподалеку от городских стен, маленькой эльфийке бросилось в глаза необычное дерево. Оно было значительно больше и старше остальных деревьев, стоявших неподалеку, но выглядело совсем одиноко, будто оно осталось одно, среди новых, молодых, незнакомых ему. Подойдя поближе, девочка увидела дом, находящийся прямо в дереве, а над входом висела табличка. «Что там написано? Это не эльфийский, а на других я читать не умею. Кто же тут живет? И что это за запах?». Обойдя дом, Каэрис увидела озерцо, воды которого питали корни дерева. Дерево, дом, озеро… все это напоминало о доме. Точнее о стоянке, где каждый год племя останавливалось на зиму.
Подойдя к озерцу, девочка сняла пулены, села на камень и опустила ножки в воду. Было уже темно и прохладно, но она привыкла к таким условиям. Болтая ножками в воде, она держала в руках амулет, тот самый, который подарила ей Иша.
«Вот я и пришла. Завтра утром пойду в город и буду искать, чем заняться. Говорят, тут есть школа магов, может туда пойти? Ты многому меня научила, гляди возьмут. Хотя со временем они могут заметить, что я не росту и выгонят. А если не заметят? Но тогда придется жить в их каменных коробках, которые они называют домами. Ужас! Да и в городе не лучше. А озерцо тут красивое, чистенькое. Тот, кто здесь живет, наверное, ухаживает за лесом. Хотя в другом городе такого не было, они вообще не обращали внимания на окружающую их природу, как будто среди этой грязи и вони им комфортно. Уже стало совсем темно, зато на небе появились звезды. Тут они другие, не такие как у нас дома. Зато Ундомиэль отсюда тоже видно! Ее всегда было видно из окошка, напротив моей кровати. А перед сном ты рассказывала мне древние легенды о тех временах, когда наш народ жил вместе с Матерью-природой. А иногда ты пела мне колыбельную об этой звезде, когда я не могла уснуть. А я лежала и смотрела на нее. Я ее запомнила. Правда-правда. А давай теперь я тебе спою? А потом сама пойду спать».
Повесив амулет на шею, Каэрис облокотилась руками о камень и, глядя на звезды, начала петь.

[ Таллем, таверна «Золотой феникс» ]
Вечер-ночь 31 Плачущей Сирены 1645 года.

  Да что ж творится с ним сегодня? Деваха рыжая, суккубии подобно, все словно рок какой небесный, что ни встреча. Шутить изволит так Ванеса? Иль Ильга козни таррэ строит, чтоб жизнь пыльцы продуктом не казалась? Как будто стоит.
- Что вижу? - гаркнул молодец, смущенный больно, даже будучи хмельным дурманом опьянен. - Дииитяяяя мое! - «Когда успел, о, боги?» - А, нет, извольте, моих и черт-то тут по пальцам левой, левой.. - «ого, опять - как, знать, их много» - рук и перечесть.
  И выставил «начальник» все шесть - ну, сколько насчитал - имеющихся дланей.
- Василий, честно, он не мой, - прищурился легонько: - А может быть, она?
  «Кто же, интересно, подарочек сей милый подсуропил?» Додумался взглянуть в лицо умолкнувшей подруге - ни слова от нее, вот невидаль иль даже чудо. Причина, впрочем, была не мудрена - прекрасна песнь лилась со стороны макушки белой - уж это не отнять. Дурман как будто стал немного опадать, и Гектор привычкой лишь одной уже цеплялся, желаньем не горя с суровою реальностью встречаться. Прямо. Признаться честно, смотрел бы, сколько мог - и даже уши острые торчком - эльфийской крови признак - не портили картину. Хотя при чем здесь уши, ведь смотрит он на Лису. А вот запали в душу и вылезти пред взором внутренним все так и норовят. Что ж, верно говорят, перипетия памяти уму не постижимы.
- Не стой столбом, Василий. Я вижу «это», не вижу лишь своих штанов? Вернулась бы из мира снов и лучше б подсобила - просмотр не бесплатен, чай. А там, нехай - уж как-нибудь да доберусь до дома, коль в завтраке сурово отказала. Злыдня.
И что-то бормоча себе про женские капризы, пополз отменный маг, глава гильдийной половины и просто - считал он - милый таррэ на поиски родной тряпицы по колющим кустам. Нашлась пропажа скоро, дырявая немного, но срам прикрыть и этого вполне - не вспомнить бы потом, что не во сне все это приключилось. Мечтать не вредно, но это не отнять, да и не Гектору менять богами издревле заложенные истины души.
- Ну, все, пляши. То есть пиши, - язык дурацкий, пусть будет он неладен. - Коль буду не в аврале, смогу и подсобить. И ты.. бельчонок, не хворай.
[ Таллем, дом Гектора ]

Казалось, биение сердца пушечными выстрелами разносилось по всему лесу, пробуждая ото сна даже самые далекие уголки сокровищниц природы.
«Коль сном окажешься, не уходи, останься!», - любовно заклинала Василиса столь неожиданно нагрянувшее напоминание о посмертном пороке. Подобно чудовищной твари, взбирающейся по скалистому утесу, карабкался испещренный уродливыми шрамами последний силуэт надежды. Той самой надежды – опаснейшей западни – коя пышущей агонической болью вскрытой старой раны заныла, заставляя крепко стиснуть зубы, а душу – взвыть в молитвах прекратить издевки. Беспощадной волной накрыла она Сказочницу, бросая тело в колющую дрожь от накатившего волненья.
«Аль забери меня с собой».
И песнь, столь пылко полюбившаяся, прервалась. Неужто не было ее и вовсе? Ресниц пушистый веер кверху взмыл, глаза словно спросонья заметались.
«Смотри-ка, нет, не показалось».
Гармонией сиял ребенок. «Девочка», - мелькнула мысль в голове. Настолько нежным оказалось существо, что в мыслях отмечала Торвальд: «Словно здешняя». Она как будто бы и впрямь пришла из лесу – лишь пряталась у озера, ночами выбираясь из уютного укрытия от посторонних, чуждых глаз. Все было необычным в ней: и мягонькие пяточки, что миг назад игриво в чистых водах бултыхались, и личико – украшено узором. Не видела таких, как не прискорбно – хотя бы знала, где же дом ее.
«Отколь же ты, мой лучик света?»
Раздумья прервалось таррэ. Метнулся вслед начальства взгляд суровый, лишь в мыслях проклиная тролля, что шума юбки стелил неугомонно: одну за другой, да новую за новой.
– Да тише ты! – на Геку грозно зашипела. – Спугнешь еще!
Но не спугнул, хвала Ильтару. Лишь нес какую-то пургу, а после вовсе – в сторону отпрянув, исчез. Исчез, оставив Торвальд с крохой, что так внимательно взирала на нее. «Какие дивные глаза», - немного шатко пару шагов сделав, подметила, что чудное дитя совсем одно. «Ты здесь сама?», - забыла, что не слышит – в лесу привыкла говорить лишь только так. «Куда же ты? Ты подойди поближе, не бойся, я не трону». Но она, уже поднявшись с места, что-то молвила в ответ.
- Quel undome, - на незнакомом языке пролепетала. «Эльфийский», - только сейчас заметила края ушей дитя. И тут-то ступор наскочил. «А вдруг, мы не поймем друг друга?» Как домик карточный рассыпались все ожиданья. Судьба, чертовка – как пить дать – не ценила твердолобости иштэ, что так напористо боролась с мерзкой правдой. Спустилась ниже по ступеням каменным, что много лет назад наворожила. А изнутри сочилась горечь болью пламенной – и бисеринки счастья по сей день не заслужила. Рукой к себе малышку поманила, по-матерински улыбнувшись, сокрыв грусть. Ступила в воду, вниз слеза скатилась. Вновь не сложилось.
«Ну и пусть…»
– Быть может, - последний проблеск веры, - понимаешь? – в глазах мелькнул надежды огонек. Ладошку бережно рукой накрыла, подушечками пальцев проведя. – Я – Василиса, стражник леса. А как тебя зовут, дитя?
По телу отдало прохладой, тянулся шлейф одежд за ней. Коса промокла, расплетаясь и в легком танце развиваясь в объятьях вод родных стезей. «А ты мне снилась», - с десятилетия назад, когда случайно уяснилось, что быть ей матерью лишь в снах. Кружилось все перед глазами – передал приветы эль. «К Тейару», - в сумку рукою заползла, слоняясь в поисках лекарств от страстных спирта дуновений. «Нашла!» - рванула резко пузырек*, буквально за один глоток все содержимое приняв. Прошла секунда, может, пару. И полегчало.
Полегчало…

Отредактировано Василиса (2012-11-10 14:07:50)

«Кто б ущипнул».
Будучи виртуозом со стажем по части заливания горя добротной выпивкой, кому как не Василисе знать, насколько внезапно может нагрянуть просветление. Стоило ей только на секунду прочувствовать всю прелесть нахлынувшего спокойствия, дарованного принятым на душу бальзамом, как то самое варево решило вернуть пройдоху с небес на землю резким ударом под дых. Зацепившийся за грудки воображаемый крюк тотчас вздернул рыжевласую обратно в пышущую неожиданностями реальность. Два торчащих ушка, лохматый ежик пушистых белоснежный волос и глаза – столь глубоки, что можно утонуть. На сегодня реальность для Василисы была именно такой. Крошечной, нежной, безмерно долгожданной. Порыв иллюзии заставил сжать ладошку гостьи крепче, страшась упустить этот затянувшийся сладкий сон.
– Каэрис… - зачаровано имя полуночной сказки прошептала, словно молитву. Замечтавшись, она и не заметила, сколь усердно и напористо тянуло Лису прочь из вод дитя.
– Красивое имя, - столь тонок голосочек, будто дрожащая на ветру струна лютни.
«Твое красивше, мой маленький сверчок», - взглядом нежным по кукольному личику скользнула, не пропустив ни миллиметра так скоро полюбившегося создания.
– Ух ты! Какая бутылочка! А что там? А можно мне посмотреть? А понюхать? А попробовать?
По лесу ласковым эхом пронесся приглушенный смех. Волной рокочущей нахлынули воспоминания о беззаботном детстве, когда иштэ сыпала такой же горсткой вопросов каждому, кто удосужился хотя бы на минуту задержаться подле нее. Сказать, что была рада сему полночному приключению – не сказать ничего. Вот и повод похвалить себя, любимую, появился. Ведь не затей она всей той перебранки в таверне или же выйди они с начальником парой-тройкой минутами позже – и она бы уже могла не застать своего юного гостя. Про себя отметила, что пускай Энвенэль явно зажала извилин при рождении Василисы, но вот интуиции воздала ей сполна. Слушай сердце. Сердце, что бешено металось в груди от каждого нового прикосновения дитя. Сердце, что впервые за последние несколько недель с трепетом в каждом новом стуке разливало по долине мелодичное «Спасибо» всему, причастному к их встрече.
– Не стоит, милая, - на макушку пушистую длань опустила. «Какие мягонькие». Поближе подойдя и наклонившись, сгримасничала, картинно носом покрутив: – Это лишь невкусное лекарство. Тебе давай поищем что-нибудь поинтереснее.
И будь подарок сей доселе неизведан, отказываться от него уж слишком тяжко было. Промокла ткань насквозь и впрямь, узором беспорядочным прикосновенья озерца оттеняя. Мерзлячкой страшной будучи, иштэ отнюдь ветры не холодили – близ стана лучик солнца взглядом преданным грел душу, а она – и тело. 
– Пойдем, наверно, в лес, поищем хворост, погреемся и посушим твои вещи. Вот заболеешь, кто лес тогда будет сторожить? А ты только лес сторожишь?
– Нет-нет, зачем? – выкручивая юбки, встрепенулась. – Пускай мне домом служит лес, живу не в гущах, а вот здесь, - рукою повела куда-то в сторону, на «Пектораль» взор обращая. – Ее я тоже сторожу, «От живности, что обитает в ней», - с улыбкой молвила, а следом с верхних ставней окон чердака мохнатый высунулся нос. – Смотри-ка, кто там, - нависла над плечом эльфиечки, шепча и усмехаясь любопытству белефа. – Не может просидеть на месте и минуты, ничто мимо него спокойно не пройдет.
В объятьях молодого ветра листва желтеющих дерев кольцом окутала двоих, любовно волосы лаская. Лицом подавшись дуновенью, вздохнула тихо, ресницы мерно опуская.
«Дом».
«Пектораль» не походила ни на одно из сооружений разумных. Водруженный в крону могучего старого дерева, насильно вплетенный в его жизнь домик разбавлял тишь опушки Безымянного леса уже долгих тридцать шесть лет. За это время и «Пектораль», и сама Василиса стали его неотъемлемой частью, у людей зовущейся семьей. Семьей, которая не осудит и не выгонит, которая не заставит сердце сжиматься в томных муках оттого, что боле ты не нужен ей. За это Лиса была ей безгранично благодарна. За время, за заботу, за любовь.
[float=right]Появление Банджо
[mymp3]http://www.fileden.com/files/2012/10/9/3355439/20-conociendose%20%28my-hit.ru%29.mp3|Conociendose - Varios[/mymp3][/float]Спокойствие раздумий нарушил скрип петель. Каким-то чудом проказник Банджо ухитрился из «Пекторали» сунуться наружу. Быстро-быстро, словно в далеком барабанном марше, застучали мохнатые лапки зверька по ветвям рослого древа. Бурый комочек шерсти то и дело перескакивал с одной ветки на другую, при этом издавая  игривое побулькивание и мягкое рычание. Еще секунда, может, две – и в молниеносном прыжке лохматое чудо приземлилось прямо Василисе на плечи.
– Банджо! – от неожиданности заворчала иштэ, непроизвольно согнувшись под весом порождения природы, уже вовсю принявшегося за исследование новых лиц. Переползая с плеч на руки, белеф рвался к Каэрис, норовя обнюхать ее всю. Выскочив из цепких рук Василисы, тот бесцеремонно оперся лапами о плечи маленькой эльфийки, мокрым носом прохаживаясь по мягкой коже личика неизвестного ему существа. Без внимания не осталось равным счетом ничего: за доли секунды он хозяйственно обнюхал губки, залез носом в острые ушки, и даже ухитрился одной из лап покопошиться в пушистой шапке волос Каэрис. Ребенок Банджо явно приглянулся, и уже через пару мгновений тот, все так же невнятно порыкивая, преданно носился вокруг ног девочки, периодически теребя ее за пулены и сюрко.
– Не бойся, он не обидит. Обслюнявит, но не обидит, - улыбнулась она ребенку с блестящим от атаки белефа лицом.
Казалось, все на миг застыло, да только тишь прогнал желудка стон.
«Плешива дура! - себя за глупости корила. – Ребенок хочет яств, а ты тут шапито устроила!»
– Пойдем, пойдем со мной. Готовлю плохо, но, думаю, тебе мы что-нибудь найдем.
[float=left]Вход в «Пектораль»
[mymp3]http://www.fileden.com/files/2012/10/9/3355439/7-abuela-sauce%20%28my-hit.ru%29.mp3|Banda Sonora - Abuela Sauce[/mymp3][/float]И пошагала к «Пекторали», невольно ручку вновь в ладонь беря. «Такая теплая», - отметила та про себя, по каменным ступеням поднимаясь. Другой рукой скользнула в мох, чтоб просыпался дом – гостей ведем! Вокруг порога наперегонки носилась стайка светлячков. Завидев Торвальд, вверх взметнулись, кружа теперь над головой хозяйки. А Банджо, даром времени не тратя, уже вскарабкался на плечи Лисы, размахивая лапами вовсю.
– Эй, Банджо, перестань. Веди себя прилично хотя бы перед гостьей! – с укором молвила она, косу на место возвращая, что пару секунд назад использовалась в качестве совка для ловли бабочек и прочей живности летучей. 
Дверь отворилась, внутрь кубарем влетел зверек, погрязнув во мраке «Пекторали». И вот он рвется вновь наружу, но подхватила вовремя его иштэ.
– Скорее заходи, он темноты боится. Сейчас рванет из дому, потом вернется лишь под утро, - как только внутрь ступила ножка эльфа, захлопнула за нею дверь. – Сейчас все будет! – во мраке суетиться начал Банджо, поскуливая где-то под ногами. Еще секунда – свет! На пальце Лисы взвился огонек, вспорхнув к карнизам потолков высоких. Тянулись те вдоль стен по всему залу, что лавкой был назначен много лет назад. И только он коснулся каменных полов карнизов, огонь понесся по залитому в те веществу. Из-за стекла, что рамкою служил для них, выглядывали игривые язычки пламени, осветив широкий коридор «Пекторали». Свет зажигался медленно, позволив оку адаптироваться. Не дожидаясь полного освещения, Василиса сделала пару шагов, поманив с улыбкой за собой Каэрис.
– Идем, - игриво подмигнув удивленной эльфиечке, она дождалась, пока та протянет ей свою ручонку в ответ. Почувствовав вновь мягкое тепло ладошки, шагнула вслед за радующимся белефом. Его воодушевленные побулькивания разносились по залу эхом. А зал! Пестрящий разнообразием красок и форм, он зачаровывал своей яркой необычностью. Чего здесь только не было: и высокие деревянные стеллажи со стеклянными, расписанными узорами, бутылочками; и различного рода занятные приспособления, издающие сонаты целой уймы позвякивающих звуков; и стопки пергамента, испещренного неизвестными символами и рунами; и всяческие сосуды, пыхтящие клубами разноцветного душистого пара! «Пектораль» была не просто лавкой – она дышала ароматной свежестью алхимических смесей, наигрывала звонкие струящиеся по всему коридору мелодии бесконечных од о величии наук. Она жила! Жила наравне с Василисой и Банджо. Последний же с детским восторгом пронесся по одному из стеллажей вслед за проскользнувшим внутрь каким-то образом светляком, который, в свою очередь, нагло дразнил лохматое существо своими хитроумными пилотажами по одному из залов «Пекторали». Вот они и миновали длинный коридор, добравшись до широкой арки, которая выходила на лестничный пролет. Каменные ступени шли как вверх, так и вниз. Сейчас же Василиса провела рукой, приглашая Каэрис спуститься.
– Нам вниз – жилое помещенье наверху, внизу же - кухня, - и пошагала по ступенькам шустро, чтоб накормить дитя скорее. Вот только чем кормить-то? Готовить, право, Василиса почти что не умеет – по мелочи похлебку сварганить может, да только есть ее потом, считай – лекарство от похмелья принимать. Отчаиваться? Фе, какая глупость! Не первый день в Фатарии живем. Спустившись наконец, шагнула зал просторный. Пол каменный, а стены – пустые кроны древа. Метнулась ко столу, отодвигая стул.
– Присаживайся, поищем, что б тебе покушать. Урчанье живота не радует ничуть, - и отступила в сторону печи. Открыв чугуну дверцу, нырнула носом внутрь съестного в поисках. Хвала Акалу! Котелок стряпни. Не самой вкусной, может, зато свежей. С секунду разожгла огонь. По залу вновь пронесся вой желудка крохи. Стало жалко. – Сейчас-сейчас, еще чуть-чуть!
Рукой схватила полотенце, выуживая яство изнутри. На стол со стуком взгромоздила, порхнув к посуде и соленьям. – Ты любишь хлеб? Надеюсь, любишь! – спросила вдохновлено, ведь сама жить без него просто не могла. Ножом пырнув буханку резво, резнула по горбушке, верхушку с той снимая. Корпя над мякотью подсушенной в руке огнем, что послужила позже начинкой сытной, внутрь трэнчера похлебку густую да сырную влила. Слегка приправив пряностями, что над печкой связкою висели, схватилась за соленья баночку. Подрагивали пальцы от урчанья, спеша скорее снасть подать. Рывком – чуть банку не разбила – выуживала на тарелки все, что было: огурчики нарезала скорее, капустку квашену, опята прыгнули из рук. Подав все это ко столу, вручила крохе ложку, сама изнеможенно плюхнувшись на стул напротив.
– Да ниспошлет Ванеса аппетиту.
И хрустнул огурец у той во рту.

Отредактировано Василиса (2012-11-15 23:31:55)

Нежно блеснула радужка ее светло-зеленых глаз в свете язычков низкого пламени, раскачивающегося внутри стеклянного карниза. «Пектораль» окончательно пробудилась ото сна и теперь с устрашающей точностью перенимала весь тот букет эмоций, которые переживала хозяйка, с зомбированным видом жующая огурец. То еще зрелище, скажу тебе, мой друг. Несмотря на то, что внутри сейчас упрямо буйствовала тошнота, борющаяся с зельем от похмелья, Василиса все тем же завороженным взглядом провожала ложку за ложкой, с дикой скоростью поглощаемые маленькой эльфиечкой. «Тейара мне в мужья! – продолжала удивляться она, - Когда же ела ты в последний раз?» На самом деле, это был не единственный вопрос, тревожащий Василису с момента их случайной встречи. Питая явную слабость к маленьким детям, Сказочница позволяла сладкой полудреме бдительности уволакивать ее прочь из любимого Таллема. Никогда ранее эта опрометчивость не доводила ни до чего хорошего. Но чувство то, что сердце заполняло до краев, нельзя было сравнить ни с чем. Оно было для нее тем роковым плодом, от которого просто невозможно отказаться, несмотря на каверзную участь, что плетется в хвосте за сим предметом вожделения. В один миг сплетались в тесный пульсирующий клубок тонкие ниточки радости, клочья простецкого бескорыстия и трепетной заботы, алые лоскуты пылкой любви и острые иглы сражающей наповал надежды. Напиток сей был самым хмельным из всех тех, что когда-либо доводилось смаковать Василисе. Но от него, к сожалению, не помогала даже тройная доза Слез Жен…
– ОХЕН ХУХНА, - от неожиданности подпрыгнула растяпа на табурете. – А Ы ЕО Е ЕХ?
– Я? – рассеянно переспросила Василиса, мечась глазами по столу в поисках ответа на вопрос, заставший ее врасплох – так глубоко ушла она в раздумья. Но стоило взгляду скользнуть по собственной руке, как все встало на свои места и Торвальд, по-детски выпрямившись на стульчике, распетушилась и тут же выпалила: - Почему? Я ем! – и выставила перед собой доказательство в виде криво надгрызенного огуречка. Будучи неисправимым мечтателем, Василиса очень часто погружалась в собственный уютный мирок, из которого чаще всего ее одергивали столь же внезапно, сколь мужчины зверски борются пинцетом с растительностью в ноздрях. И ушах. И прочих местах, о которых мы поговорим несколько позже. А сейчас же еще один представитель мужского полу бесцеремонно – как он, впрочем, привык делать всегда – ворвался на кухню с привычным набором звуков и повадок. Мигом попрятались по закуткам все светлячки, за что Василиса их мысленно поблагодарила. Со свойственной ему наглостью, Банджо перешел к главной своей тактике: «отдай мне всю свою еду, иначе я задавлю тебя миловидностью». Торвальд за свои пятнадцать лет знакомства с Банджо уже наизусть могла отчеканить все его любимые выходки, но вот Каэрис явно не относилась к числу посвященных в коварную природу этих пушистых зверьков, этих детишек Акала, как звала их Василиса. Уйдя слишком глубоко в себя, рыжая на миг дала слабину – и – вот она! Вот она, кара! – Банджо вцепился в ложку девочки мертвой хваткой крепких челюстей. – К-ку!… - приоткрыв рот с возмущенным видом, Василиса уже занесла руку в любимом жесте «пальчик кверху», как взгляд переметнулся с живности на ребенка. Столь непривычным для «Пекторали» было зрелище, что Сказочница, скрепя сердце, уговорила себя его не прерывать, а сохранить в памяти как еще одну диковину пережитков времен. И, подобно рыбе рот захлопнув, она упрямо поджала губы, сверля взглядом самодовольно облизывающегося Банджо, в карих бусинках глаз которого читался плохо скрываемый вызов. «Ладно-ладно, дождешься от меня ты рафинаду», - в мыслях гнусно захихикала, на деле мило улыбаясь.
– Спасибо, - от улыбки крохи едва не растаяла, - И зря ты говоришь, что готовишь плохо! Было очень даже вкусно. – Что ты, что ты! – Спасибо больше за гостеприём, - на этом моменте Василиса осеклась. «Гостиприём?» – ОЙ! Извините, не так уж и хорош мой всеобщий. К сожалению, mellonamin, сейчас мне нечем отплатить тебе за радушный прием. Но утром я обязательно зайду к тебе и чем-нибудь, но помогу. А сейчас уже поздно и надо мне искать место на ночлег. Aa’ lasser en lle coia orn n' omenta gurtha, - затарахтела маленькая гостья, но если бы в голове у Торвальд и впрямь водились тараканы, сейчас те устроили бы панику и громкую шумиху.
– Но куда же ты пойдешь? – первое, что пришло на ум Василисе, в ответ начавшей сыпать вопросами: - Ты правильно подметила, что поздний ныне час. Так, может быть, останешься у нас?
Сколько бы препираний не возникало у Сказочницы с белефом, а сейчас сработали они на редкость слажено: невинно распахнув глаза, уставились вдвоем на эльфа. Для пущего эффекту подкрался Банджо ближе к тонкой ножке, в коленку ткнувшись мокрым носом, и тихо заскулил. – Лес наш довольно тих, но кто знает, что нам сегодня ниспошлет Судьба. К тому же, - пойти решила обходным путем. – Ты можешь отплатить мне, рассказав хотя бы то, как сюда попала, - со стула встав, на корточки присела Василиса, смотря малютке в ясные глаза. – И почему ты здесь совсем одна? Где твоя мама? – съедаемый любопытством, Банджо ловко запрыгнул на спину Лисе, оперевшись мохнатыми лапками о макушку хозяйки. Взметнулась вверх коса, мягкой прядью волос ненароком пощекотав малышке носик. Послышался какой-то скрежет, заставивший Василису поднять глаза на зверя. Банджо, как и любой представитель этого вида, отличался чрезмерной прожорливостью. Неважно, хочет он есть или нет, а во рту постоянно должно находиться что-то, что можно пожевывать и перекатывать с зуба на зуб.
По «Пекторали» гневный рык пронесся, ведь оказалось этим «что-то» Василисина коса.

[ Здание стражи Таллема ]

На самом деле после того как обозначаешь атаку, а потом (совершенно по идиотски) её проваливаешь и вырываешься на улицу, желание возвращаться как-то отпадает. Почему и отчего - остается загадкой до сих пор. Одуваш решил не выбиваться из общего ряда и поспешил прочь от мрачной громады здания стражи. Повышенная скорость его движений объяснялось так же тем, что в полете, когда он кубарем проносился мимо сцепившихся мужчин, одно из щупальцев больше по привычке, чем целенаправленно успело изъять чей-то кошелек. Еще не успев подняться на ноги после далеко не мягкого приземления на брусчатку мостовой, он тут же сообразил, что с ним будет, если окажется, что этот мешочек ранее принадлежал не потенциальному мертвецу-заступнику маленькой девочки. Так быстро рядовой никогда еще не бросался выполнять приказ вышестоящего начальства.
Тайриат завершил марафон лишь оказавшись на противоположной стороне города, но в безопасности себя не чувствовал. В его покрытую щупальцами голову закралась мысль, что на этом свете он точно не обнаружит безопасного места. И тогда он решил задобрить инспектора, выполнив его задание, а так же по пути увеличив содержимое кошелька за счет проверок в подлинности денег простых граждан. Когда речь касалась валюты, рядовой Хаг становился очень щепетильным, так как и сам был заинтересован, чтобы у населения было как можно меньше низкокачественных подделок - только те, которые достаточно хорошо блестят.
Если с первым пунктом плана проблем не возникло по причине того, что щупальца, как и сам Одуваш, были в форме для того чтобы выполнять свои прямые обязанности, то вот со второй, побочной половиной задания (давайте посмотрим правде в глаза: деньги гораздо важнее всяких там посещений престарелых слепых и глухих старушек, чтобы сообщить что их любимая внучка находится в здании стражи и надо за ней зайти) возникли серьезные проблемы. Лавки "Пектораль" не существовало. Подозревая, что маленькая, невинная девочка (тейарова дикарская мерзавка, не способная толком говорить по человечьи!) оговорилась, он посетил другое заведение, с похожим названием: "Пёх в торец". Во время путешествия в это пользующееся сомнительной популярностью (зато настолько дешевое, что еще чуть-чуть опустись цена и каждому клиенту бы платили за то, что он пришел) заведение, он познакомился с уникальными достопримечательностями города, о которых раньше не подозревал вовсе. Например, он узнал, что самая старая проститутка Таллема (а возможно и мира) так же является обладательницей сразу нескольких рекордов: по стажу, по весу и, о ужас, ширине рта. Простому горожанину хватило бы этого для того чтобы всю оставшуюся жизнь пускать пузырьки и пугаться воздушных шаров, но Одуваш не просто сохранил рассудок, но и умудрился открутить у одной из предложенных ему на выбор "потерявших ребенка мамочек" какую-то зловеще поблескивающую деталь, при мыслях о происхождении которой мозг начинал судорожно агонизировать.
Чтобы привести Одуваша Хага к цели понадобилось целая цепочка рассуждений и задумок, которые можно было бы описать как : "способы изъятия у бабушки денег за сохранность её внучки". Все началось с того, что он наконец-то посмотрел в отобранный у крохи кошелек и его стопы, уже ступившие на путь возвращения в здание стражи, развернули тайриата в сторону. Мыслей как таковых не было, потому как их давно уже занимали более быстрые инстинкты, которые включались тут же, стоило рядовому почуять возможность нажиться. Конечно, чтобы затем обнаружить эту (самое мягкое и доброе прилагательное, которое Одуваш присваивал "Пекторалю" было способно расплавить лист железа) лавку, пришлось потратить несколько монет, но он твердо собирался восполнить все свои траты как минимум в десять раз.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Долго ли, коротко ли (на самом деле довольно быстро), стражник вышел к могучему, необъятному дереву, которое, похоже, являлось еще и чьим-то домом. Конечно, перед этим он порядком вывозился во всяких прелестях, которые поджидают городского жителя за пределами стен и цивилизованных домов, так что потраченные деньги он собирался уже окупить в огромном размере (не стоит забывать что рядовой так и не научился считать в привычном понимании смысла "счет").
- Ну и дыра - произнес стражник и первым же делом шибанул подкованным железом сапогом по двери. Наверное, такого удара не всякая крепость выдержала бы.
- А ну открывайте! Это стража! Принесли весть об останках вашего мальчика! - не дожидаясь больше не секунды порядком раздосадованный тайриат принялся колотить по ни в чем неповинной двери.

Отредактировано Одуваш Хаг (2013-01-23 20:26:16)

Всем известно, что стража это привилегия города, а всякие там леса, луга и что там еще у природы есть, обладает разве что санитарами. Не удивительным было то, что Одуваш чувствовал себя совсем не в своей тарелке, стоя перед закрытой дверью, ведущей в огромное дерево. Рядовой однозначно относился к мировому балансу добра и зла: когда лично ему было плохо, нужно было выплеснуть злость наружу, чтобы всем окружающим стало так же не очень хорошо. Уравнять потенциалы. Но при этом, инстинкт самосохранения подсказывал, что некоторые существа не разделяют его видения мира, а потому, когда Хага что-то не устраивало, он отыгрывался на первом же попавшемся предмете, достаточно смирном, чтобы не дать сдачи. В данном конкретном случае этим самым объектом оказалась дверь.
Рядовой лично изобрел несколько десятков ударов, каждый из которых имел свое назначение. Большинство из них обладало своим уникальным названием, которое объясняло весь принцип, а зачастую и смысл телодвижения. «Стряхни-грязь-в-ударе», «получай-по-шарам», «вот-тебе-за-обзывательство», «нечем-заняться», «какого-тейара-ты-тут-стоишь» и знаменитый «я-слышу-что-вы-идете-но-буду-колотить-в-дверь-потому-что-я-стражник». Оттачивал мастерство Одуваш практически постоянно, из-за вынужденно частого использования приемов в повседневной жизни. Но нельзя сказать, что рядовой бездумно применял свои таланты повсюду где только мог. Наоборот, он старался оценивать, а затем соизмерять силу удара для того, чтобы в конечном итоге ему не предъявили счет за разбитую вещь. Конечно, платить он все равно не платил, но удовольствия от процесса беззаботной охраны порядка становилось гораздо меньше, так как приходилось срочно менять место дислокации.
БАХ-ДЫЩ-ДЫЩ! БАХ-ДЫЩ-ДЫЩ!
Одуваш постепенно начал входить во вкус: не часто ему в последнее время удавалось попрактиковаться в своем любимом ударе, да еще от всей своей щупальценосной души, без необходимости прекратить экзекуцию из-за хлипкости конструкции. Голос, донесшийся из-за двери ничуть не смутил стражника, отвешивающего бессловесному куску дерева очередной пинок грязным ботинком, оставляя внушительный след на когда-то в сотни раз более ровной и чистой поверхности. Тайриат занес ногу для следующего удара, как дверь решительно распахнулась и на пороге появилась она.
Многие из знаний Одуваша Хага были почерпнуты из разговоров в тавернах, да кабаках, являя собой квинтэссенцию житейской мудрости простого люда. В данный момент на ум пришло высказывание: «Любовь с первого взгляда быва...буээээ! только...О чем я? Да, только в сказках, сопляк! Эй, принеси мне еще выпивки и вытри ту, что вылилась!...» И если раньше Одуваш не понимал что это за легендарная болезнь такая «любовь», которая еще и с первого взгляда передается, то теперь он, кажется, её почувствовал. Это коварное чувство затопило рядового и, кажется, полилось из ушей. Ощущения, которые он испытывал напоминали обратную тошноту, когда тебя выворачивает наизнанку, но не для того, чтобы исторгнуть из себя что-то, а вобрать как можно больше и никогда не отпускать. Тайриат замер на месте, с поднятой ногой и во все свои два разномастных глаза пялился, игнорируя абсолютно все внешние раздражители. Пойди сейчас дождь, он бы не сдвинулся с места в эти несколько секунд, когда мир для него замер, что уж говорить о какой-то там зеленой вязкой слизи на его лице. Он машинально облизнулся и признал, что в выпрыснутом на него составе явно не хватает перца. Затем закрыл рот, опустил ногу и откашлялся и...
- Какого Тейара так долго не открываете, бабуля?! – гаркнул донельзя деловой стражник и деловой походкой ввалился в дом, проскользнув мимо хозяйки, и затормозил только тогда, когда увидел здоровенного белого пса.
- Если он меня съест, это будет расцениваться как неуважение к закону, не говоря о том, что мне это не понравится – стараясь говорить как можно тише и не делать резких движений, прохрипел тайриат. Рост зверюги был устрашающ сам по себе, даже отдельно от всех остальных причиндалов в виде зубов, глазищ, да когтей переростка.
Но даже узрев этого пса, эйфория, захватившая рядового никуда не испарилась. Оказавшись в помещении, сверкающим изнутри миллиардом скляночек, колбочек и прочих блестящих вещей, Одуваш на мгновение ощутил, что у него от восторга подкашиваются ноги. Дыхание перехватывало, а щупальца, все еще скрытые под капюшоном возбужденно шевелились.
«Ради того, чтобы завладеть таким количеством блестяшек я, наверное, пойду на все!» - подумал Одуваш, едва не лопаясь от «любви» к этому месту. Ему было начихать на хозяйку этого дома, на её пса-переростка, на свою грязную обувь, оставившую след на чистом полу и даже на приказ инспектора. Золотая лихорадка, которую он принял за «любовь» безбрежным морем плескалась в его глазах.
- Кстати, а если вы, бабуль, умрете, кому достанется это место? – как бы невзначай спросил Одуваш, уже перебирая варианты того, как в свое время Роджер Соха расправлялся с неугодными ему элементами. Именно эти воспоминания сдвинули в переклинившем мозгу тайриата небольшую мыслишку, которая тут же продемонстрировала что с ним сделает инспектор, если рядовой Хаг не выполнит его поручение. В этом случае он не долго будет владеть раскинувшимся перед ним богатством, а это..не хорошо!
- Итак, к делу. С вас 100 золотых за спасение вашей внучки от бандита, 50 золотых за её содержание и тщательный уход самыми лучшими из наших людей, а так же конфискация оставшегося имущества в пользу государства за незаконное предпринимательство...посреди леса! – отчеканил рядовой, поглядывая на фигуру, столь неосмотрительно открывшую ему дверь.  Не на много ниже его ростом, худая, длинные волосы...Только сейчас Одуваш уделил относительно пристальное внимание предположительной хозяйке. Больше его интересовал пес. Или волк. Короче, эта здоровая зверюга.

Если чему Одуваш и научился за время службы в страже славного города Таллема, так это не поддаваться на провокации. Конечно, все его поджилки тряслись и щупальца шевелились не столько от жажды заграбастать как можно больше всяких этих блестящих штучек, сколько от откровенного и вполне объяснимого страха их обладателя. Но тот, кто знавал Роджера Соху и даже выживал (не порезанным на мелкие кусочки), находясь рядом с ним более пяти минут, можно сказать, был подготовлен к подавляющему большинству стрессовых ситуаций. А потому, едва не обделавшись, когда зверюга зевнула и продемонстрировала ряд острейших зубов, рядовой твердо решил не терять инициативы.
- ...! - смело и мужественно промолчал Одуваш, пытаясь вернуть едва не проглоченный со страху язык на то место, где ему полагалось находиться. Когда псина оказалась поблизости от него, видимо намереваясь его проглотить, тайриат, чисто из уважения к размерам тейарового пса предпочел еще немного подождать и...собраться с мыслями, да! А то они, мерзавки, брызнули в стороны, словно стая головастиков - попробуй найди хоть одну. Щупальца, полностью солидарные с творящимся внутри головы, в один миг рванулись в разные стороны, собираясь, видимо, покинуть тонущий в пучине чистого страха корабль с неблагозвучным названием "Одуваш Хаг". Но единственное чего они достигли, так это то, что капюшон, натянутый на самый заляпанный склизкой зеленью нос, был откинут и рядовой явился во всем своем, скажем так, безусловно непередаваемом виде (непередаваемом цензурными словами, естественно, в то время как не цензурные в общем то практически все были направленны именно на определение этого самого лика). Он сощурился от бросившегося в глаза света и инстинктивно поднял руки, закрываясь от этого невесомого противника всех видящих в темноте существ. Именно в этот момент его лишили с таким трудом приобретенного кошелька, да с такой ловкостью, что щупальца , и без того заторможенные хаотичными гармониками страха, прыгающих по телу тайриата, не успели вернуть кошель на место. Часть мозга Одуваша, что составляла ядро его целостной личности, а значит, не подверженная всяким там никчемным чувствам и эмоциям, ехидно припомнила, что в изъятом кошельке денег не должно было остаться, так что злобная старушенция могла сколько угодно распаляться насчет хоть ПЯТЬ раз СВОЕГО кошелька. Жадность довольно потерла свои многочисленные рукчи и мощным пинком изнутри головы Одуваша вернула ему относительную способность к тому, чтобы продолжать священный поход в ЕЁ имя.
Одуваш смачно прочистил горло, с десятком клокотаний, хрипов и бульканий, которым позавидовал бы любой, самый причудливо изогнутый сток и сплюнул на пол, под ноги акулой вертящемуся вокруг него волку. Рядовой мысленно упал в обморок от собственной наглости, но уже ничего не мог поделать: когда кошка зажимает мышку, последней остается только засучить рукава и броситься в бой.
- Бабуль, этот пустой мешочек я принес именно в качестве доказательства того, что твоя внучка все еще жива. - разъяснил тайриат, в то время, как его головные щупальца медленно отросли на манер доходящих до плеч волос и свились вместе в подобие живой, шевелящейся косы. Кстати говоря, такой плетенкой было гораздо проще наносить мощные, валящие с ног удары.
- Что же касается инспектора, то... - рядовой напустил на себя скучающий вид (если не считать стучащие в не высказанной истерике зубы, подгибающиеся ватные ноги и обильный пот, струящийся по его зеленому телу, где то под одеждой) и двинулся между стелажами, оставляя за собой все уменьшающийся грязный след. В процессе этого маневра он преодолел круг, который все наматывал вокруг него гигантский пес и с некоторой маниакальной, мазохистской разочарованностью подумал, что животное оказалось далеко от него, чтобы можно было толкнуть или как-либо задеть смертоносного хищника. Почему-то ему было очень важно как можно большими способами так же задеть и эту непочтительную старуху.
- ...то именно он и руководил присмотром за вашей, надеюсь, не любимой внучки. - старательно менее дрожащим от волнения голосом произнес Одуваш и криво улыбнулся в тени очередного заполненного склянками шкафа, обнажая зубы в оскале, словно показывая что если она знает Соху, то должна понимать сколько шансов у капризного, нервного, плаксивого, не следящего за языком ребенка выжить рядом со стражником, отличающимся наиболее радикальным способом лишения проблем.
-Лучше, вы, бабуль, это...бегите в здание стражи...а я пока за вашим домиком присмотрю - произнес тайриат, как ему казалось, сочувственным, а не дрожащим от едва не воплощающейся Жадности. Зажмурился, скрывая золотой блеск в глазах и чихнул.
Мощная воздушная волна долетела до ближайщей полочки и толкнула колбочку.
Вуам-вуам-вуам
Она закачалась. И...

Отредактировано Одуваш Хаг (2013-02-23 21:24:09)

Одуваш Хаг не был самоубийцей, несмотря на то, что сейчас все его действия говорили об обратном. Стремление тайриата жить было настолько большим, что могло бы раздавить насмерть, как минимум, города три, будь оно хоть немного более материальным, чем являлось на данный момент. А когда что-то большое не находит воплощение в мире реальном, оно начинает воздействовать на более тонкий и хрупкий мир чужих умов. Так, не способный быть замеченным откат, видимо отрекошетил от стального, ощерившегося шипами разума волка и шарахнул по находящейся на некотором отдалении хозяйке магазина, заставив её начать бормотать сомнительного смысла стишок. Однако, это осталось вне зоны внимания тайриата. В данный момент, Одуваш заметил бы скорее единственный черный волосок на шерсти своего предполагаемого убийцы, чем обратил бы внимание на летающую стаю ярко фиолетовых искрящихся тараканов-магов, наряженных в разноцветные мантии и остроконечные шляпы. Возможно, именно поэтому это чрезвычайно редкое явление, с большой долей вероятности все-таки произошедшее за полкой, неподалеку от рядового Хага, так и не было осквернено взглядом смертного, что лишний раз продемонстрировало бы насколько более странен окружающий мир, чем принято считать на первый, невнимательный взгляд.
А вот что случилось с самим Одувашем. Во-первых, благодаря то ли генетической, то ли питейно-таверновой памяти он внезапно вспомнил, что волки совершенно не приспособлены к лазанью по стеллажам. Это открытие закоротило оставшиеся еще незараженными желанием жить участки мозга тайриата и он, распушив щупальца, рванул едва ли не вертикально вверх. Бывают моменты, когда законы вселенной, нерушимые и непробиваемые просто отступают в сторону, так как останься они на прежнем месте, их все равно снесли бы всякие невежды, которые даже не догадываются об их существовании. Щупальца мелькали с огромной скоростью, поддерживаемые руками и ногами, постепенно возносящие рядового к ранее таким далеким и манящим вершинам, полных блестящих склянок... Как не рекомендуется связываться с Роджером Сохой в приступе неконтролируемой ярости, так и следует постараться отойти на максимально далекое расстояние, чтобы желание жить Одуваша Хага не принесло еще больше бед, чем оно и так натворит. Что удивительно, как первое, так и последнее опасно именно тем, что обладает особым, называемым в особых кругах «эффектом колонны». Это когда первый предмет падает на предыдущий, тот валится на стоящий позади него и так до тех пор, пока не закончится то, что может быть повалено. Естественно, все уже поняли, что именно произошло в торговой лавке «Пектораль», но ждут не дождутся, когда все самые их ужасные подозрения подтвердятся. Но живописания произошедшего на самом деле не будет. Представим другое, нечто более яркое и красочное, от чего сердца запоют, а мир станет немного более приятным местом для жилья. Итак...Россыпь самых разных звездочек, наполнивших светлеющий небосвод, вот уже сверкают гораздо более тускло, нежели в разгар безраздельного властвования ночи, ибо марево рассвета оттеняет их свет, служивший едва ли не единственным маяком во тьме небесного мрака. Солнца еще не видно, но оно вот-вот готово появиться из-за тонкой полоски горизонта, словно кролик из шляпы ловкача-затейника и сам воздух, казалось бы, в предвкушении явления светила начинает нагреваться и едва заметно сверкать, искриться. Стройные ряды деревьев уже готовы встретить своего главнокомандующего, и в приветственном жесте наперегонки тянут в его сторону свои ветви...А теперь наложите получившуюся картинку на помещение лавки «Пектораль», замените деревья накренившимися стеллажами, бисер звезд разбитыми и еще целыми колбочками разнообразных зелий, а роль лучей самого солнца отведите белоснежному волку, который наверняка не стал бы ждать, когда на него свалится все то, что поднялось в воздух. Но во всей этой картине, пожалуй, не хватает еще пары элементов, которые имеют все шансы назваться главными действующими лицами: владелицы лавки, а так же доблестного стражника, слишком любившего жизнь. Первую, пожалуй, представьте себе где-нибудь рядом с исчезающим волоком, а второго, наверное будет правильнее всего поместить в верхних ярусах импровизированного «леса». Конечно, желание выжить во всем этом бедламе не просто не покинуло его, но и в данный момент усиленно подгоняло, заставляя с поразительной для нетренированного существа ловкостью покидать очередной, начавший немного крениться стеллаж. Степень разрушений, пожалуй, оставим на совесть самой владетельницы лавки «Пектораль», а сами обратимся застрявшему на одном из стеллажей тайриату. Зрелище то еще. Щупальца, торчащие в разные стороны, частично обмотали опустошенные после погрома полки, конечно же кровоточащие из-за многочисленных осколков, составляющих когда-то склянки, нос был подобен не спелой брюкве, ставшей жертвой кота, по странному стечению обстоятельств ненавидящего этот корнеплод. Кроме того, рядовой приземлился не самым удачным образом, успев, однако погасить инерцию сумасшедших кульбитов, которые адекватнее всего будет назвать прыжками. И теперь он висел вверх ногами, что было несовместимо с наполненностью его карманов, которые в данный момент были пусты, как никогда. И как бы сейчас не выглядело за неимением лучшего слова «лицо» тайриата, он, можно сказать, был относительно доволен, так как его взгляд был твердо зафиксирован на предмете, доставивший ему столь сильный заряд хорошего настроения. Одно из щупалец, обвившись вокруг ближайшей полки, по воле случая все еще держало ту самую нижнюю половинку разломанной статуэтки, в которой с упорностью куска дерева на поверхности моря, держался кусок пергамента. На нем  недвусмысленным крестиком было показано то, что именно в том, изображенном на карте месте, кто-то закопал что-то особенно ценное. Дело было за малым: каким то образом умудриться слезть со стеллажа, не утонуть в беспорядке, а потом и покинуть ставшее удушливо неприятным помещение заведения. Ах да, при этом нужно было умудриться: не разбиться, не превратиться во что-то, не задохнуться, не истечь кровью от порезов и т.д. и т.п.
Хкррррррр!!! - недовольно отозвался стеллаж, когда Одуваш аккуратно попытался переместить свое тело немного в сторону. Чтобы прервать этот предостерегающий и такой же опасный, как шипение гадюки звук, ему пришлось замереть и перестать дышать. Полка оказалась крайне негативно настроена к гораздо более тяжелому новому своему содержимому, так что выражало свое недовольство единственным известным образом, который грозил в конце-концов обернуться падением одного доблестного стража. По крайней мере, самого страшного, что могло случиться в этой ситуации тайриату можно было не беспокоиться - он мог дотянуться щупальцем и с огромным над существами без отростков превосходством, почесать нос.

Отредактировано Одуваш Хаг (2013-03-10 14:52:54)