Глава четвертая.
Дом, милый дом.

Два дня спустя.

Эти два дня Гвендолин провела в яростной битве с самой собой. Бой шел непрерывно, даже во сне. В качестве конфликтующих сторон выступали разум и сердце. А из-за недостатка логики – возникала масса противоречий даже на одной стороне баррикад. Что уже рассуждать о дипломатии? Это состояние сильно выматывало валькирию, но, к её великому сожалению – посещало довольно часто.
Время тянулось мучительно долго. Гвен всегда начинала неуютно чувствовать, когда вокруг ничего не происходит. Но теперь случай был особый, усугубляло его то, что сердце требовало действовать. Немедленно! Сию секунду!
Голос разума упорно отвечал, что Освальд сказал ждать его, сердце парировало: «Это был не приказ!» - разум тут же начинал сеять сомнения, - «Но ведь воля убийцы - это и воля отца, в какой то мере. Нет, не так. Это определенно воля отца! Он отдал меня добровольно. Сам выбрал этого человека. Значит, что-то в Освальде есть? Не может не быть. Что же случилось за то время, пока я спала? И не получится ли так, что отец будет зол, если я нарушу запрет и вернусь?»
«Но кольцо – это дело всей его жизни, я просто обязана его отдать!» - не уставало повторять сердце.
Примерно таким образом сомнения и ходили по кругу, как баран привязанный к своему столбику, и все никак не понимали, почему пейзаж вокруг не меняется, в какую из двух сторон не ходи.
Мюрис, что не отходила от Гвен ни на шаг, встала на сторону разума:
- Госпожа, как же вы собираетесь попасть в Инцедиос? Телепортировать вам нельзя, вас считают мертвой в городе, и стоит вам появиться – все дело кончится казнью. Да еще и у Хевлира проблемы будут. Горные цепи вокруг неприступны. А те немногие тропы, что ведут через них – используют отрекшиеся Лувииры… Говорят, для них вообще ничего святого нет. Варвары. Вам не пройти, госпожа! И вернуться сюда вы не сможете, в этих лесах только Освальд и ориентируется… Не удивительно, что замок этот до сих пор не нашли.
В очередной раз выслушав увещевания Мюрис, валькирия с тяжелым сердцем понимала, что слова эти не лишены смысла. Но сердце девушки одерживало победу над разумом, посему разум - да и служанка вместе с ним – в конце концов, капитулировали оставив все свои позиции.
Решено было, что Гвен полетит в Инцедиос с первым же южным ветром. В случае, если валькирия не сможет запомнить дорогу с воздуха – Хевлир наверняка сможет изготовить еще одну карту со стрелочкой, указывающей направление. Как выяснилось, тот лоскуток, который получила Мюрис, со временем пришел в негодность, и уже не показывал никакого направления. Вся сложность заключалась в том, что крылья, вызванные магией копья девы-воительницы, не были приспособлены для долгого полета, по большей части - для планирования. Лететь на дальние можно было лишь при наличии встречного ветра, или же в горах, где восходящие потоки значительно упрощают эту задачу. Теперь же стояла задача добраться до гор, если верить словам Мюрис, и собственным глазам, вокруг была лишь степь, и для перелета Гвендолин пришлось томительно ждать южного ветра.
Ветер, разумеется, не спешил.
Гвен боялась, что Освальд вернется и вся прогулка в Инцедиос накроется медным тазом. Так же девушку терзал страх, что её захватчик – а именно так сейчас воспринимала Гвендолин Освальда – вернется во время её отсутствия, а там кто его знает, как он отреагирует? Обойдется ли все простым выговором? Быть может Освальд поднимет руку на валькирию? Однажды он уже сделал это. Или изнасилует? Может быть, и вовсе убьет. За ним не заржавеет.
Но пока что Гвен везло. Убийца, он же подлый захватчик, он же хозяин-рабовладелец и вообще – редиска, так и не вернулся, когда, наконец, ветер соизволил подуть с юго-востока.
- И все таки, еще не поздно передумать. Освальд будет волноваться, если не найдет вас на месте, вернувшись.
- Мюрис… - Гвен укоризненно посмотрела на служанку. Та тяжело вздохнула.
Валькирия как раз одевала свои «доспехи» которые, не смотря на свое гордое название, скорее напоминали нижнее белье. Были на них и части, откровенно говоря лишние. Гвендолин часто спрашивала у Хевлира, зачем нужен пристегивающийся сзади кусок прозрачной ткани, напоминающий юбку, с тремя павлиньими перьями. В бою эта вещь не приносила никакой пользы, да и практически… Не прикрывала, не грела, только притягивала любопытные взгляды. Отец всегда строго грозил пальцем и повторял, что любая валькирия, это не только опасный противник, но прежде всего – чарующее, прекрасное зрелище. Как её техника, так и она сама. В этом вопросе старый маг был непреклонен.
Одевшись, Гвендолин направилась назад, на террасу, Мюрис семенила следом.
- Выход в другой стороне, - робко вставила девушка, - Я могу проводить вас.
Но Гвен шагала стремительно, и, кажется, вовсе не услышала служанку. Взяла копье, стоявшее в углу, взмахнула им, и сделав прощальный жест рукой ничего не понимающей Мюрис, с разбегу перепрыгнула мраморную оградку террасы. Мюрис вскрикнула и подбежала к краю, лишь через несколько томительных мгновений с облегчением вспоминая о способности Гвендолин летать.
Гвен вытянулась стрелой и камнем летела вниз, к верхушкам деревьев, стремясь набрать скорость и разогнать кровь притоком адреналина. Жизнь скучна без риска, и валькирия была ярым сторонником этой идеи.
Копье сработало как часы, откликаясь на мысленный призыв своей хозяйки, кристалл, являющийся сердцем наконечника вспыхнул ярко-синим светом, выпуская прозрачные струйки дыма, которые не подчинялись бьющему в лицо ветру, а скользнули к спине девушки, преобразовавшись в четыре сияющих, полупрозрачных крыла. Встречный ветер упруго толкнул в расправленные крылья, и валькирия резко изменила траекторию полета, едва не задев кроны деревьев, снова начала подниматься в воздух, и устремилась на юг. Мюрис, видевшая все это представление, сползла на пол, держась за сердце и тяжело дыша. Это зрелище явно было ей не по нутру.
Уже привычная Гвендолин радость полета, всегда накрывающая волной эйфории, продлилась не дольше десяти минут. После чего холодный, ночной воздух своими резкими пощечинами высек из глаз девушки слезу. Руки и ноги одеревенели, тело била мелкая дрожь. Копье теперь казалось жуткой обузой, и всю дорогу, девушка испытывала острое желание избавиться от лишнего груза. Однако она прекрасно понимала, что выкинув копье – разобьется в лепешку. И сжимала его еще крепче, проклиная отца за то, что у «доспехов» нет более теплого варианта, для подобных случаев. Хотя, кто знает, может и есть. Но по ночам Гвен летать еще не приходилось. Обучение полетам проходило под строгим контролем Хевлира, подниматься в воздух без его ведома было строго запрещено… До сих пор.
Прошло около двух часов, показавшихся Гвен вечностью, прежде чем её подхватили ободряющие, теплые от нагревающихся в первых лучах утреннего солнца скал, восходящие потоки ветра.
Девушка немного взбодрилась, но не пустилась сразу к городу, немного покружив на месте. Сомнения снова одолевали Гвендолин, но поворачивать было поздно, и сейчас валькирия просто вглядывалась вдаль, опасаясь наткнуться в воздухе на дракона или на кого-либо из Лувииров.
Небо было свободно, но Гвен не стала пренебрегать безопасностью и поднялась чуть выше облаков, утопая в них как во влажной вате. Отличное прикрытие. В этот момент Гвендолин как никогда радовалась тому, что дом её отца расположен в «Туманном кольце»
***
Странные и противоречивые чувства испытывает человек, возвращаясь в места, до боли знакомые. Так чувствует себя успешный, взрослый человек, приводящий в школу сына. В ту самую школу, в которой вырос сам, а потом и впервые повстречал свою нынешнюю жену. И горько человеку, и обидно, что в стенах, столь родных, и так горячо ненавидимых – его больше не ждут. А как хотелось поскорее оттуда выбраться в детстве. Парадокс.
Примерно так же чувствовала себя и Гвендолин, плавно замедляя полет и осторожно влетая в привычно распахнутое окно четвертого этажа. Разве что, желание покинуть отчий дом посещало девушку не так часто, как школьника вандальско-террористический порыв. Стоит признать, Гвен вообще никогда не думала о том, что покинет дом отца. И ни капли не горевала по этому поводу. Но сути это не меняет.
В столовой, расположенной на четвертом этаже, было пусто, и как то подозрительно чисто.
Сначала Гвен не понимала, чем вызвано странное чувство. Но потом осознала – слишком живо еще было воспоминание о случившемся в этой комнате. Валькирия знала, что провела в магическом сне целый месяц, но ощущала все так, словно прошло лишь несколько дней. И сейчас, стоя у распахнутого окна, видела лужу крови, растекающуюся по полу, холодный взгляд убийцы, ныне ставшего девушке хозяином.
Гвен слышала тихую возню этажом выше – Хевлир был у себя. Но девушка не спешила подниматься. Размышляла. Что скажет она отцу? Как задаст вопрос, больше всего волнующий её вопрос – почему?
Когда она в очередной раз вспоминала, что именно отец решил судьбу валькирии подобным образом, слезы обиды подступали к горлу, но усилием воли Гвендолин заставила самолюбие замолчать, и вспомнила о любимом биче, которым с остервенением порола сама себя последние дни: «Ты сама убийца, ты заслужила эту судьбу, ты ни чем не лучше Освальда» - работало безотказно.
Убивая всякую жалость к себе этой малоприятной мыслью Гвен поднялась на верхний этаж, и забыв даже постучаться толкнула дверь в комнату волшебника.
Дверь оказалась не заперта, и с готовностью распахнулась. В отцовской комнате ничего не изменилось: пол по прежнему был усыпан «чрезвычайно важными» записями, убирать, перемещать и даже просто трогать которые никому не позволялось. Большой письменный стол с несколькими огрызками свечей на блюдце, был завален необозримым количеством хлама. Разумеется, хлам тоже был «чрезвычайно важен». С низкого потолка свисали кучи всевозможных амулетов, приборов, побрякушек, со значением и без, магических и не очень. Все это свистело, тикало, щелкало, бряцало, создавая равномерный гул, который переставал слышаться после десяти минут проведенных в этой комнате и воспринимался как должное. Больше всего жилище старого мага напоминало барахолку.
Хозяин всего этого безобразия вдохновенно метался по комнате, поднимая с пола бумаги, читая их, снова поднимая и при этом, небрежно разбрасывая те, что уже прочитал.
Сердитый взгляд Хевлира остановился на распахнувшейся двери. Маг не любил когда ему мешают. Но, осознав, кто явился незваным гостем, старик картинно выронил все свои драгоценные бумажки, и театрально всплеснул руками:
- Гвендолин! Что ты здесь делаешь?! – удивленно воскликнул он, - Тебе нельзя здесь находиться!
Валькирия была немало удивлена. Входя сюда, она ожидала куда более резкой реакции отца, никак не эту клоунаду. И не могла понять, что все это значит, не последует ли за показным весельем – буря?
От Хевлира не укрылось недоумение дочери и он пояснил:
- Город постепенно успокаивается. Вместе с тобой исчез и Освальд, нападения прекратились, темные эльфы ушли…
Гвендолин долго молчала, глядя на Хевлира, прежде чем задать самый главный вопрос…
На пути в Инцедиос валькирия множество раз прокручивала вопрос в голове, подбирала слова, интонацию с которой их скажет. Но теперь, все слова разбежались по голове, как шумная стайка перепуганных тушканчиков.
- Почему, отец? Почему из всех на свете именно он?! Не говори мне, что ты не знал, кто это…
Очень информативно, нечего сказать. Но Хевлир понял, что имела в веду Гвендолин.
- Именно потому, что знал, - жестко ответил он, начисто утратив свой веселый образ, - Уверена ли ты, что хочешь знать всю правду? Но прежде чем я начну свой рассказ, поведай мне об истинной цели визита сюда. Я знаю, что ты прилетела вовсе не ради того, чтоб пожаловаться на свою судьбу. Не такой я воспитывал тебя, Гвендолин.
Девушка резко, утвердительно кивнула и немного поколебавшись, подошла к отцу, снимая с пальца древнее кольцо, покрытое загадочными символами:
- Это кольцо дал мне Освальд… Он сказал, что получил его от дракона по имени Вагнер, дракона из легенд, которые ты рассказывал нам с сестрой, отец. Я подумала, - девушка замялась на миг, - Подумала, вдруг это и есть то, что ты искал все эти годы, вдруг это и есть то самое кольцо, кольцо Титрэл… Я долго думала и пришла отдать его тебе, - с этими словами Гвен уверенно и без колебаний протянула Хевлиру кольцо.
Старый маг внимательно осмотрел его, и остался доволен. Впрочем, удивления и восторга, которые ожидала увидеть Гвендолин, он не проявил. Это слегка озадачило валькирию.
- Значит, он действительно справился. Ты сделала все правильно, дитя. Теперь же ответь: Готова ли ты слышать правду? – девушка нервно кивнула, - Хорошо. Месяц назад, когда я пленил твой разум и тело магическим сном, наемник выследил меня. Но вместо того, чтоб напасть, поведал мне свою историю, что не мало меня удивило. От Освальда я узнал, что заказ состоял не в убийстве, а в получении некоторых сведений, с которыми мне все же пришлось расстаться… Но это еще не все.
- О чем расспрашивал тебя Освальд? – не вытерпев перебила Гвен.
- Это не имеет значения, дитя, - своим привычно-таинственным голосом заявил волшебник, - Освальд слышал о том, что случилось с тобой, спрашивал о тебе. Он уже собирался уходить, когда мне в голову пришла блестящая идея. Я предложил ему обмен. Безопасность города, на кое что ценное… То что ему очень нужно, - Хевлир пристально вгляделся в глаза дочери и улыбнулся, - Я предложил ему тебя, при условии, что он покинет Инцедиос и больше никогда не вернется. И я не ошибся, решив, что он не случайно оставил тебя в живых. Освальд согласился, и принял условие. Кроме того, я сказал ему, что чары сна, наложенные на тебя, разрушатся лишь с последним ударом сердца дракона, по имени Вагнер. Очевидно, парень преуспел.
Гвендолин терзали противоречивые чувства. Одновременно ей было неприятно, что её использовали как вещь, как разменную монету. И в то же время она осознавала, что жертва эта спасла город от нападений. Но больше всего девушку удивила история с драконом. Выходит, если бы Освальд не смог...
«Он бился с драконом ради меня? Но как, как, черт возьми, он остался в живых?!»
- Неужели это правда? На счет заклинания? Я имею ввиду… Ты рисковал моей жизнью, и жизнью Освальда, – с надрывом спросила валькирия, но осеклась, - Да, конечно. Ты был прав. Мы оба заслуживаем смерти.
Хевлир же лукаво улыбнулся в ответ:
- На самом деле нет. Я соврал. Заклятие рушилось от веры, истинной веры в то, что Освальд имеет право разбудить тебя. Заклинание чувствовало именно уверенность сердца, а не лживого разума. И это вернуло тебя к жизни. На то и рассчитывал я, доверяя твою жизнь Освальду. Меня  очень удивило то, как сильно чтит данное слово этот наемник. И я смело доверил тебя ему... И вот, цель достигнута. Кольцо у меня. Я очень доволен тобой, дитя. Вами обоими.
Гвендолин с трудом следила за мыслью отца, хотела задать еще вопросы, но язык перестал слушаться, в горле встал ком, от услышанной правды. То была особенность Хевлира: хочешь правду? Получай. Все, без прикрас. Не нравится? Сама виновата.
Девушку шатало, и она оперлась на копье, поставив его наконечником в пол, и проткнув при этом несколько «чрезвычайно важных» записей. Старик поморщился, глядя на это:
- Я предупреждал, что правда не обрадует тебя. Но есть у меня и приятная новость. Теперь, когда кольцо у меня, остается лишь вопрос времени… Скоро Инцедиос изменится, волнения окончательно улягутся и тебе не придется больше прятаться. Ты можешь остаться здесь, забыть об этом наемнике. Со временем, возможно, твоя честь будет восстановлена, и ты сможешь вернуться на службу.
Гвендолин стояла опираясь на свое копье, и мучительно пыталась навести в своих мыслях порядок. Времени на это ушло достаточно много, но Хевлир не торопил, и терпеливо ожидал решения валькирии, с любопытством глядя на свою дочь.
Наконец, взвесив все «за» и «против», Гвен приняла свое решение, пожалуй самое странное и глупое решение в своей жизни, которое так и не смогла объяснить себе после:
- Нет, отец… Судьба моя и этого города больше не связаны. Ты отдал меня, продал. Заклятием сковал сердце, заставляя любить человека, которого я ненавижу. Мое место теперь там. И это уже не изменится.
Голос девушки звучал глухо и тихо, но в то же время уверенно. Как говорят люди, смирившиеся со своей судьбой, какой бы жестокой она ни была.
Хевлир загадочно усмехнулся, как это умел только он:
- Я предполагал, что ты примешь именно такое решение. Что ж, ступай, дочь моя и будь счастлива.
Гвендолин хотела уже открыть рот, чтоб сказать о карте, но волшебник опередил её, приложив свой смуглый палец к губам Гвендолин. Сама собой поднялась с пола и поплыла по воздуху одна из «чрезвычайно важных» бумажек, на ней отчетливо виднелась чернильная стрелка, указывающая на север. Бумажка была совсем небольшой, примерно с ладонь девушки, очень старой и замызганной.
- Возьми этот листок, и никогда не теряй. Помни, дочь моя, что это не простой указатель. Этот листок покажет то место, где ты должна быть. То место, куда рвется твое сердце, даже если ты там никогда не бывала.
С этими словами Хевлир плавно провел ладонью вдоль линии горизонта, тучи сгустились, и подул северный ветер.
- Ступай. Кажется, погода благоволит твоему возвращению.
Поклонившись, Гвендолин взяла карту, больше напоминающую маленький клочок туалетной бумаги, и сильно усомнилась в её реальной ценности. Однако направление этот жалкий клочок показывал стабильно, как ни крути его.
И не желая задерживаться в родном доме ни минутой дольше, Гвен спустилась, минуя  свою комнату, в которой до сих пор оставались почти все вещи девушки, и ловко выпрыгнула в окно, ловя встречный ветер, наполнивший крылья и с упругим толчком подхвативший валькирию…

Отредактировано Лукас (2012-05-04 17:23:37)

Глава шестая.
Судьба.
Две недели спустя.

Вскоре Гвендолин поняла, что за все свои силы и невероятную выносливость в бою – Освальд расплачивается с лихвой. Две недели назад, когда валькирия привела его из похода (сам Ос едва ли соображал, куда и зачем идет) он рухнул, едва добравшись до кровати, и целую неделю тревожный сон его чередовался с горячим бредом. Лишь в редкие минуты проблеск разума сверкал на дне его глаз. Тогда Освальд спрашивал тихим, слабым голосом:
- Где я?
- Ты дома, в безопасности, - терпеливо отвечала Гвендолин, меняя влажную тряпку на его лбу.
Напряженное выражение на его лице смягчалось, и в такие моменты Освальд обычно забывался сном.
Только в начале второй недели парень начал постепенно приходить в себя, и вспоминать что случилось. Так, на утро, Гвендолин очень удивилась, увидев Освальда полусидящим, а не мечущимся в бреду.
Он пристально вгляделся в девушку, на лице его выражение беспомощности сменилось привычно-хмурым. Гвен поймала себя на мысли, что пока Ос не хмурился – был намного симпатичнее. Но что поделаешь? Эти парни всегда хотят казаться более роковыми, чем есть на самом деле. И попробуй только скажи, что во сне он сворачивается калачиком и сосет большой палец. Не поверит, да еще и голову откусит за такие дела…
- Зачем ты пошла за мной? – первым нарушил неловкое молчание парень.
Гвен не сразу нашлась что ответить. Слишком велико было удивление видеть Освальда в сознании.
- Освальд! Ты очнулся?! – задала девушка самый глупый и очевидный вопрос. С тем же успехом можно было спросить ночью, предварительно разбудив - «ты спишь?».
Но как бы Гвендолин ни было стыдно, изменить она уже ничего не могла. Сказанного не воротишь. Впрочем, Освальд пропустил сказанное мимо ушей, оставив без комментариев и ожидая ответа на свой вопрос. Под его строгим взглядом, Гвендолин неожиданно для самой себя смутилась еще больше:
- Я… Прости, я хотела как лучше. Тебя долго не было, ты не сказал куда идешь, и я… Волновалась.
Валькирия залилась краской, но Освальд сделал вид, что не заметил и этого. Девушка была ему безумно благодарна за такое чувство такта.
В общем и целом, отношения Оса и Гвен значительно потеплели после того дня, когда они вернулись из разбойничьего лагеря, перемазанные кровью и грязью. Во всяком случае, на столько, на сколько это вообще было возможно.

- Как ты нашла лагерь? Откуда знала, что я буду там? – спросил Освальд уже на следующий день.
- Отец помог мне… Он сильный волшебник.
- Да. Я имел сомнительное счастье довольно близко познакомиться с твоим отцом, - проворчал парень.
- Кто бы говорил! Можно подумать твой отец лучше.
- Справедливое замечание.
- Освальд… Могу я спросить?
Он глубоко вздохнул, заглядывая валькирии в глаза:
- Ты могла бы и не спрашивать разрешения на это. Дерзай.
Гвен коротко кивнула, и, набравшись храбрости, решилась на неприятный разговор:
- Это на счет твоего отца… - начала девушка осторожно. Освальд вновь нахмурился.
- Хочешь знать, правда ли он мой отец? Что ж, твое право. Как видишь, я вовсе не эльф. Он не является моим биологическим родителем, но он действительно вырастил меня. Все остальное, что он говорил – правда. Все до единого слова.
- Но как так получилось? – удивилась Гвен.
- Очень просто. Я родился человеком. В обычной человеческой семье. На дом моих родителей напали темные эльфы. Да, те самые, - увидев вопросительное выражение лица собеседницы, пояснил Освальд.
- В этом не было никакого высшего смысла, банальный грабеж. Родителей убили, а меня… Грубо говоря, мне повезло. Хотя, это было, несомненно, очень сомнительное везение. Из меня решили воспитать вора и убийцу…
И пускай история Освальда была не самой радужной, Гвендолин показалось, что голос Оса дрожит не из-за этого. Он что-то скрывал, и девушка не решилась докапываться до истины. По крайней мере, сейчас.
- Почему же они напали на тебя там? – Гвен поспешно сменила тему. Освальд тяжело вздохнул, и, запустив руку под рубашку, ощупал свою грудь.
- Бинты? – удивился он, валькирия кивнула, - Да. Я перевязала твои раны, все. И оставшиеся после боя с отшельником тоже.
Освальд напрягся:
- Значит, ты видела, - тихо сказал он, и Гвендолин вопросительно изогнула бровь.
- Неважно. Что касается моего отца – не пытайся понять его по своей логике. Ты выросла в городе, на законах и порядках строились твои моральные устои. Представь на миг, что всего этого нет. Эти эльфы не привыкли считаться с чужими чувствами или правами. Отец считает тебя красивой игрушкой, и ему обидно, что ты теперь в моей песочнице. Вот и все. Именно поэтому он решил ударить меня совочком. Вот только эльф уже не маленький, и совочком предпочитает не просто ударить, а прихлопнуть совсем. Там, где я вырос, такие дела – в порядке вещей. И причина – более чем достойная.
- Почему же они не вернулись, чтобы добивать тебя?
Освальд вновь тяжело вздохнул.
- Как тебе объяснить? Они не воины. И о чести не имеют никакого понятия, даже смутного. Я и сам ничего этого не знал, пока не стал сбегать в города, не по заданиям, а просто изучая людей. Так вот, эти эльфы, все и каждый, очень трусливы, и в случае опасности предпочитают спасти свою шкурку, чем биться до победного конца и выручать товарищей. Ты и сама видела, как быстро они бежали.
Гвендолин кивнула, хотя на самом деле видела только красный огонек, мечущийся в непроглядной тьме. Присев на край кровати, и посмотрев на грудь Освальда, валькирия задала последний тревожащий её вопрос:
- Твоя татуировка не обычная, так ведь? Я никогда не видела ничего подобного, и…
Девушка не договорила, поняв, что вопрос был ошибкой. Освальд повернулся к стене лицом, и до следующего дня не проронил ни слова.
Больше Гвен старалась не затрагивать этой темы, хотя любопытство мучило её едва ли не круглые сутки напролет. Но и не удавалось особо поговорить. Ос спал как убитый добрых двадцать часов в сутки. Еще часа два он раскачивался и в тишине поедал то, что ему предлагала Мюрис, а за тем и сама Гвендолин, от нечего делать, начавшая помогать служанке на кухне. В оставшиеся два часа разговоры шли на сторонние темы.
- Как ты нашел это место? – спросила как-то валькирия.
- Замок? – парень усмехнулся, мечтательно глядя на закат, окрасивший террасу старого замка алым светом.
- Ты, наверное, мне не поверишь, но у меня есть такое чувство, что это замок сам пожелал, чтоб я его нашел. Я бродил по лесу, мне было тогда лет десять, не больше. Бродил безо всякой цели, как это часто бывало со мной в те годы. В разбойничьем лагере я был единственным ребенком, поэтому мне часто бывало там очень скучно. Так вот, однажды я зашел намного дальше, чем эльфы выбирались на охоту, с абсолютной уверенностью, что мне сюда надо. Вот так просто, просто следуя некой внутренней уверенности, я и набрел на этот замок. Хотя, быть может, это мне только кажется, и ведущая меня высшая сила – не более чем мое воображение, приукрасившее старую историю. А еще мне сразу понравился вид отсюда, не правда ли вдохновляет?
Гвендолин улыбнулась, кивнула и тоже вгляделась в закат. Освальд начинал ей нравиться, во всяком случае, сейчас - пока лежал и никого не убивал и не грабил. Все остальные колебания души Гвен безжалостно задавливала в себе, списывая на магическое вредительство отца.

Неделя безмятежного спокойствия пролетела быстро, как один большой сон. Но, как известно, никакое перемирие не может длиться вечно.
Это было пасмурное утро. Всю ночь, и до сих пор шел мелкий моросящий дождь. Терраса, однако, оставалась сухой. Как выяснилось, помимо козырька над кроватью, открытую спальню защищает стихийная магия, заключенная в стенах старого замка. Удивительно было, что её заряд до сих пор не истощился.
Гвендолин стояла у самого края террасы, глядя в даль, и никак не могла понять: то ли от погоды в сердце закрадываются дурные предчувствия, то ли и впрямь что неладно…
Мюрис тихо подошла и молча встала рядом. Освальд спал.
- Послушай, Мюрис, - в пол голоса сказала валькирия, – Ты ведь говорила с Освальдом, пока я была под действием заклинания?
Служанка кивнула, не нарушая тишины.
- У меня все не выходит из головы его татуировка. И те силы, которыми он обладает. Я никогда даже не слышала о таком, и это заставляет меня волноваться. Может, с тобой он был откровеннее? – с надеждой в голосе спросила Гвендолин.
Мюрис посмотрела на хозяйку с тревогой, и уже открыла было рот, как сзади раздался уверенный голос Освальда:
- Эта сила – мое проклятье, - жестко сказал парень.
Он стоял, держась правой рукой за бок, и слегка покачивался. Но уже стоял.
- Освальд! Тебе нужно отдыхать! – заволновалась Гвен, и бросилась укладывать парня в постель, но тот остановил девушку властным жестом.
- У нас гости… Кто-то идет сюда. Не могу же я встречать гостей в постели. Но вернемся к моему проклятию, которое так тревожит тебя. Его суть - обмен с темным богом. Богу продал мою душу приемный отец, в обмен на проклятые силы тьмы. Моя душа должна была покинуть тело, а тело заклинателю служить големом, без эмоций и желаний. Но все пошло не так, быть может сделана была ошибка в сложных рунах… Душа осталась в теле, видел я… Как сердце из груди безумный вырвал эльф. Как тьма наполнила его. Тогда же тьма на мне оставила свой след, и кровь на веки стала ядом. Я умер, вновь вернувшись в этот мир, с душой разбитой на две части. Во мне начало светлое – мой разум, что не достался богу, и тьма, что демоническую сущность затаив, питается людскими страхами, которые всегда я чую… И запах этот чувствую сейчас.
Гвендолин жадно хватала ртом воздух, не зная, что сказать – так укоризненно и печально звучал голос рассказчика.
- Прости… - только и смогла сказать девушка, отводя взгляд в сторону.
Освальд невнятно, резко дернул головой, и отмахнулся, давая понять, что об инциденте можно забыть.
В этот момент на террасе появился четвертый человек. Маленький, бородатый, похожий на гнома, на террасу вышел Бром. Он быстро прошлепал грязными, хлюпающими ботинками мимо Освальда, даже не взглянув на него.
Вид у старичка был жутко важный и целеустремленный.
- Миледи! – Бром коротко поклонился, - Я по срочному поручению вашего отца. Сегодня ночью на наш дом напали темные эльфы! Хевлир жив, но серьезно ранен. Драгоценное кольцо, которое он получил от вас, было украдено!
Бром едва не срывался на визг. Каждое слово больно било по ушам испуганную девушку.
- Но эльфы же ушли! Они подчинялись Освальду! – с надеждой глядя на проклятого воскликнула Гвен.
Однако видно было, что во всем сказанном Оса больше заинтересовала вовсе не история о вернувшихся эльфах. С минуту он молчал, и выглядел шокированным, а после тихо сказал надломившимся голосом:
- Ты отдала кольцо, которое я подарил тебе? – не дожидаясь ответа, парень резко повернулся и, сделав несколько шагов к выходу, обреченно вздохнул.
- Это все был план Хевлира! С самого начала! И как я мог поверить тебе? Все это было слишком хорошо, что бы быть правдой…
Парень бросил быстрый взгляд в сторону Гвендолин, и неожиданно стремительным для своего состояния шагом ушел в неизвестном направлении.
- Освальд подожди! Я правда… - окликнула его валькирия, но замолчала, поняв что Ос уже не слушает.
Гвен сделала несколько шагов вслед за ним, и остановилась, в нерешительности оглянувшись на Мюрис и Брома. Сердце её разрывалось, между двумя важными делами.
И тут девушка ощутила тепло на груди, постепенно начинающее обжигать. Ловко выудив пальцами разогревшийся клочок бумаги, дарованный Хевлиром, Гвендолин развернула его.
Ожидаемой стрелки девушка не увидела. На темном от старости, мятом листке, подобно тучам на небе клубились чернила цвета засохшей крови. Гвен не исключала возможности что это и на самом деле была кровь. Похоже, даже этот артефакт, указывающий верный путь, был в замешательстве.
Но нет, вскоре листок определился, и указал на север. Стрелка была совсем короткой.
«Не далеко… На север? Освальд там, стало быть… Хочешь сказать что он мне важнее отца?! Глупая бумажка!!»
Гвендолин вспылила, и по природе своей сделала все наоборот.
- Есть лишь одно верное решение! – командирским голосом заявила валькирия, - Вас я не могу отправить в лагерь воров и убийц, посему, Мюрис, Бром – прошу вас, отыщите Освальда. Он пошел на север. Когда найдете – верните его в постель. Он еще слишком слаб. А я отправляюсь в лагерь.
Слуги молча кивнули и удалились. Гвен начала короткие сборы, взяв копье и сменив одежду на доспехи. Настроение было боевое, в своем успехе Гвендолин даже не сомневалась. От части то была заслуга Освальда.
«Тоже мне! Обидчивый какой выискался. Ну и наглый же он тип, если думает, что я буду себя виноватой чувствовать после всего, что он сделал сам! Ну да, щас! Держи карман шире!»
С этими мыслями Гвен ловко спрыгнула с террасы.

***

Освальд медленно шел по скользкому камню, которым был вымощен ров вокруг замка. Ров представлял собой естественную речку, берущую начало в горах. Речка была совсем маленькой, и если и имела название, то Освальду оно было неизвестно.
На северной стороне рва, где огибающая замок, речка сливалась в одно русло и извилистой змейкой уходила дальше в лес. Освальд остановился, глядя на свое отражение в воде.
Мелкий дождь не прекращался, наводя на отражение рябь. Рубашка быстро промокла и прилипла к телу. Та же беда постигла брюки и волосы, с которых по лицу парня побежали струйки воды.
Дождь усиливался…
- Гвендолин… У меня был мимолетный проблеск надежды в сердце. Но сейчас он исчез.
Почувствовав что-то Освальд поднял голову, как раз вовремя, чтоб проводить взглядом улетающую валькирию. Девушка в небе казалась недосягаемой. Желанной и бесконечно далекой. Никогда не будет у него крыльев, чтоб летать вместе с валькирией…
- Безответная любовь – это больно, - тихо сказал Ос, вновь опуская глаза, - Но еще больнее быть марионеткой в руках того, к кому ничего не чувствуешь. Будь свободна, Гвендолин!
Бром первым заметил стоящего далеко впереди парня, и махнул рукой Мюрис, показывая на него.
Слуги подошли почти вплотную, когда волна неестественного, словно чужого страха захлестнула обоих, сковала тела, запрещая двигаться. Даже дышать им стало трудно.
Тьма сгущалась вокруг Освальда. Сам же он замер как каменное изваяние, не издавая ни звука. С опущенной головой, он стоял спиной к слугам, и казалось, не слышал их приближения.
Из пространства постепенно исчезли все звуки природы. Шум дождя, ветра, гомон лесных птиц, и мелких животных. Все признаки жизни сливающиеся в один радостный гул оживленного дня, исчезли в одночасье, оставив вместо себя ужасающую, сосущую пустоту, сразу начавшую наполняться совсем другими, потусторонними звуками. Шепотом тысяч голосов, давно умерших духов, потерявших свою сущность.
И в этот момент, та часть души, о которой говорил Освальд, обрела сущность и свой собственный разум, вышла из под контроля. Словно ожившая тень, отделился от Освальда двойник, сотканный из языков черного пламени. Ног его не было видно, лишь торс, голова и руки имели четкие очертания. Правый глаз ярко полыхал кроваво-красным. Двойник медленно плыл вокруг Освальда, скользя своими черными руками по его лицу, шее, груди, спине…
- В чем дело, Освальд? – сказало то, чему нет названия. Голос его сложился из тысяч других, звучал тихо и вкрадчиво, но в то же время громче любого крика. Казалось, он проникает внутрь, до самой души, - Я больше не чувствую в тебе тяги жить… Ты раздавлен, ты больше не можешь бороться со мной, ты лишь оболочка, тень человека, пустое место, заполнившееся абсолютным отчаянием.
Двойник говорил медленно и вкрадчиво, каждый раз начиная новую фразу, когда пролетал перед глазами у Освальда.
- Твое существование потеряло всякий смысл, ты не нужен ей, и никогда не был нужен, жалкий убийца. Но я дарую тебе избавление. Теперь идем, Освальд. Твоя душа принадлежит моему повелителю. Ты будешь служить ему вечно, и во служении познаешь забвение!
Последние слова ожившей тени громом прокатились по окрестностям замка, упругая незримая волна толкнула в грудь, и откинула слуг.
Черное пламя улеглось на землю, под ногами Освальда, где мгновенно разверзлась дыра. Ноги парня повисли над пропастью, но он не упал. Неведомая сила подняла его вверх, словно невидимый крюк мясника, поддевший под ребра…
Руки Освальда бессильно повисли, голова была запрокинута, глаза закатились. Казалось, жизнь уже покинула его тело, которое, медленно вращаясь, поднималось все выше… Дыра, прожженная черным пламенем в земле, медленно разрасталась, все происходило плавно и неспешно, как под водой. Двойник исчез, слившись с пламенем, но несколько мгновений спустя, все изменилось. Невидимый крюк перестал тянуть Освальда вверх, и его тело резко дернулось вниз, смялось как тряпичная кукла, в мгновение ока, исчезая в бездонной пропасти. Дыра мгновенно затянулась, черное пламя погасло, и звуки ободряющей волной вернулись в мир. Пришедшей в себя Мюрис показалось, что она видела страшный сон. Если бы не обрывки одежды и слегка дымящийся круг на земле, где всего пару минут назад стоял еще живой Освальд.

Рeйра, как понять "шрифтовую графику"? символами рисовала что-ли?

Часть II

- А дальше, дальше что было? – раздались звонкие детские голоса. Дети не вытерпели долгой паузы, и торопили, требуя продолжения сказки.
Они сидели полукругом и с интересом слушали рассказ Мамы. Детей было много, никак не меньше трех десятков. Здесь были и толстые и худые, большие и маленькие, эльфы, люди и даже один маленький Лувиир. Тихий малый, его крылья еще не сформировались и не окрепли, и мальчугану приходилось терпеть постоянные насмешки сверстников, считавших это невероятно забавным. Однажды он попытался научиться летать, спрыгнув с высокой ветки, и сломал руку. После этого насмешки не прекратились, но дети слегка успокоились, находя поступок мальчика смелым, теперь на него смотрели совсем иначе. Ох уж эти дети. Стоит заметить, что по поводу сломанной руки гораздо больше переживала Мама, чем сам мальчуган.
Мама была женщиной лет пятидесяти на вид. С её лица не сходила улыбка, а от уголков глаз всегда разбегались веселые лучики морщин. Дети любили Маму, как любили старших братьев и сестер. Все они были едины, не смотря на разницу в возрасте и расу, не смотря на бывшее положение в обществе – все здесь были сиротами, и все нашли здесь свой дом. Под присмотром доброй Мамы и уже выросших в приюте детей. Война изменила все. Смешала все краски мира, и ушла, оставив после себя хаос, пепелища, и разрушенные судьбы.
Дети шумели все громче, но Мама легко успокоила их, лишь приподняв свою ладонь и улыбнувшись. Слушатели вновь притихли и расселись по местам – кто на камни, кто на поваленное ветром дерево, кто просто на землю.

- Гвендолин так и не смогла смириться. На некоторое время мне даже показалось, что случившееся сломало её. Она ходила по замку как призрак, всегда выглядела уставшей и очень много спала. Иногда я слышала, как Гвен звала во сне его. Иногда, проснувшись, она забывала, и спрашивала у меня, как скоро вернется Освальд. Потом я видела – и это было страшно – как надежда угасает в её глазах, когда она понимала, что Освальд теперь – только сон. Через некоторое время Гвендолин перестала говорить совсем. Она ходила задумчивой, и всегда вздрагивала, когда я окликала её.
Мама глубоко вздохнула, оборачиваясь и глядя на памятник, возле которого сидела. Здесь, выточенные из камня, стояли Освальд и Гвендолин. Они были запечатлены именно такими, какими покинули этот мир. На лицах легкие улыбки, взгляд устремлен в небеса. Здесь, как и в мечтах Мамы – Ос и Гвен всегда были вместе, держались за руки и встречали один рассвет за другим.
- А потом Гвендолин пропала. Совершенно внезапно, посреди ночи. Утром я нашла лишь записку, в которой было всего несколько слов: «Я иду за ним!». Жалкий клочок бумаги – вот и все, что осталось на память. Никто больше не видел валькирию.
- Это плохая сказка! Грустная! – раздался обиженный голосок девчачий голосок.
- Но это еще не конец, - Мама тепло улыбнулась, - Гвендолин нашла Освальда и вырвала из лап темного бога. И души их вознеслись на небеса. Теперь они будут вместе всегда. А еще они всегда следят за нами и помогают. Пока остаются в наших сердцах, пока мы благодарны им за то, что они дали нам дом и убежище.
- Откуда ты знаешь? – недоверчиво переспросила девочка.
- О, мне сказали феи, конечно же. Разве ты не знаешь, что феи ночью спят на облаках? Они встретили Освальда и Гвендолин там.
Девочка просияла. Но тут с земли вскочил мальчуган постарше.
- А вот и нет! Никаких фей не бывает!
- Бывают, бывают!
Шумная свора детворы двинулась в сторону лесной полянки, громко обсуждая сказку Мамы, а так же ее конец и факт существования фей.
- Сколько раз я ни слушала эту историю, постоянно узнаю что-то новое, - мягкий, приятный голос принадлежал вынырнувшей из-за дерева девушке, лет девятнадцати на вид. Она была одета в довольно неожиданное для леса роскошное красное платье, с не менее неожиданным поясом из крупной черной цепи, свободно лежащей на бедрах. Необычный образ дополняли очень длинные волосы, черные как безлунная ночь.
- Детям нужна надежда, Кэсси. Этот мир и без того полон жестокости.
- Так все это выдумка ради детей?
- Я этого не говорила.
- Ты постоянно что-то недоговариваешь, Мюрис. Особенно, когда речь заходит об этих каменных изваяниях.
- Бром говорит, ты собираешься в Миридиас, - резко переменила тему Мюрис, голос её звучал строго.
Кассандра огорченно вздохнула, поняв, что ответов на вопросы не получит, а взамен – порцию нравоучений.
- Я не буду тебя отговаривать, знаю – бесполезно. Но умоляю, будь осторожна. Иначе мне придется сочинять еще одну сказку…
- Про отважную, обворожительную леди, разбивающую сердца мужчин и отважно погибающую в битве…
- Про глупую, безрассудную, эгоистичную девчонку, наивно считающую себя взрослой, и сложившую свою буйную голову ради вообще непонятно чего, - отрезала Мюрис.
- Ну вот, даже умирать расхотелось ради такой скучной сказки, - огорчилась Кэсс.
- Просто будь осторожна. И почаще смотри в небо.
- Все будет хорошо, не переживай за меня. Все же это не в первый раз.
- И однажды ты попалась. Ты же знаешь, что…
- Не надо опять, я все прекрасно помню.
Мюрис тяжело вздохнула, и по её голосу было слышно, что она сдалась. Споры никогда не были её сильной стороной.
- Ты уверена, что это необходимо?
- Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным, твои слова. Но игра стоит свеч.
- Прошу…
- Буду! – перебила Кассандра, поцеловав Мюрис в щеку, и направилась вглубь леса, мимо детворы, - Не шалите тут без меня!
- Пока, сестренка!

К анкете, которую я уже с неделю мучаю.
http://i067.radikal.ru/1207/d7/4688b276bab6.jpg

Отредактировано Лукас (2012-07-09 10:42:20)

Тот, кто способен летать, никогда не забудет,
что за облаками всегда светит солнце.
- Лукас.