“Наглец…” – Удовлетворенно думала Мелиса, млея от его невесомых прикосновений и ощутимых покусываний. – “Грубиян”.
О, как же была не права она, пытаясь навязать ему свою волю. Такая порода никогда не подчинится чужой воле. Ему нужно только самому разделять и властвовать, а ей сейчас невыносимо нравилось быть побежденной. Легко быть стервой, когда тебя окружают слабаки, но как приятно быть женственной и беззащитной перед сильным, волевым мужчиной.
Когда на её тоненьком запястье сомкнулись острые клыки, Лисе показалось, что хрустнули кости. Она испуганно вскрикнула и попыталась вырваться, но почти сразу на смену дикой боли пришло сладостное ощущение эйфории. Кровавый поцелуй вампира был смесью наслаждения и принуждения. Тело как то сразу обмякло в его руках, ресницы затрепетали, на глазах появились слезы. Она охнула, застонала тихонько и жалобно. Но это действо было настолько же противоестественным, насколько и приятным. Боли не было. Только какое-то дикое желание принадлежать ему полностью и опьяняющая радость от этого. Боли не было. Даже когда он отстранился, чтобы наполнить её кровью свой бокал с вином и ранки стали затягиваться буквально на глазах.
“Шрамы?” – Рассеянно, немного отстранено и как в тумане подумала Лиса. Она мало знала про вампиров, но слышала где-то, что представители этой расы пьянеют только от алкоголя, содержащегося в крови их жертв. Что-же, сегодня в её крови этого добра было предостаточно.
Своевольная таррэ теперь была как кукла в его руках. Маленькая, податливая, фарфоровая игрушка. И это было… ново и приятно. Девушка с трепетом и восторгом принимала его жадные поцелуи, чувствовала сильные руки, которые подняли её вверх, раздвинули бедра и усадили на колени, обхватывая талию. Лицом к лицу. Она почти инстинктивно обвила ногами его спину, прижимаясь плотнее. Из под полуопущенных ресниц Лиса хорошо видела лицо Медерика. Спокойное и сосредоточенное, в отличие от неё, вздрагивающей и возбужденной. Несомненно, уже излишне раскрасневшейся и растрепанной.
Она откинулась назад, сдерживаемая лишь его рукой, изогнулась. Укусы в шею и грудь уже не приносили никакого огорчения. Осталась только эйфория и неясное для неё самой, мучительное вожделение. Пальцы на ногах задрожали, а следом задрожала и вся Мелиса, внутренней, нестерпимой, приятной дрожью. Она снова тихо застонала, не сдерживаясь, на выдохе. Задышала часто и торопливо. Устремилась к нему, желая оказаться ближе, ещё ближе, впилась ногтями в кожу на его спине, глубоко вдохнула запах волос, который кружил голову, и снова откинулась назад. Девушка не могла уже ни говорить, ни думать, а просто не противилась своей натуре и его природе.