Забота – это всегда прекрасно. Любое живое существо охотно принимало ее и воспринимало в качестве демонстрации расположения, невольно проникаюсь доверием к тому, кто эту самую заботу оказывал. Это правило, однако, не действовало на Ричарда, которому изначально полагалось совсем другое отношение, куда менее бережное и трепетное, и к чему он был готов, отдаваясь на милость лекарей лазарета под руководством Бриенны, одаренного врача, ненавидевшего его настолько сильно, как могла ненавидеть только женщина, в которой невольно проклевывался материнский инстинкт в сторону младшего поколения, пусть и не связанного с ней по крови. И пусть тело его расслабилось, а разум перестал искать лазейки и предугадывать непременно возникшую бы опасность, осторожность заставляла воспринимать все здраво, а не идеализировать собственное положение. Он терпеливо ждал, не пресекая и то, что Дезире подавалась все ближе, и ее попытки сгладить острую боль от касаний, которая больше всего походила на то мерзкое чувство, когда в рану попадал песок с пылью, и они при промывании обыкновенной водой доставляли воистину несоизмеримые масштабу трагедии мучения.  Он не воспринимал это все как должное, но цепкий взгляд все равно скользил по лазарету, пусть даже видел инквизитор лишь размытые пятна, отмечая расположение других медсестер и лекарей, редких в этот час. Их выдавала одежда, поведение, походка. Искатель вслушивался в происходящее, ловил обрывки фраз. Как бы ни старалась лоддроу окружить его вниманием, он не чувствовал себя здесь спокойно, и это накладывало отпечаток, принимая форму контроля над всем происходящим. Создавалось ощущение, что в лазарете существовало параллельно два мира – койка Ричарда, бережно очерченная незримой линией, и остальное помещение. Все было относительно хорошо лишь до тех пор, пока они друг друга не касались.
Нервное и неловкое движение пальцев ознаменовало, что слова о кольце были восприняты остро. Девушка вспыхнула, убрала руки вовсе, дабы резко сковавшая их неловкость не причинила ущерба, отсрочившего бы выздоровление кожных покровов. И в глазах мелькнуло нечто, что напомнило об инциденте на приеме у Триспа. Наверное, с таким же лицом Дезире топила конкурентку.
- Весьма сожалею, что оскорбляю ваше чувство прекрасного, - с нескрываемым холодом проговорила она, дождавшись, пока Ричард успокоит кашель и будет способен ее слушать. Он и слушал, не перебивая и демонстрируя не менее непроницаемое спокойствие в ответ на всплеск эмоций лоддроу. - Если вам так угодно лицезреть это украшение непременно в паре с вечерним платьем, то ничего не мешает вам его подарить мне, в противном случае, придется удовольствоваться имеющимся ансамблем.
И хотя она пыталась демонстрировать непоколебимую выдержку, пальцы ее продолжали дрожать, что немедленно отдавалось более ощутимой мерзкой болью. Если бы лицо Ричарда было способно на какие-либо выражения, брови бы неизбежно сошлись на переносице, но любое движение мышц заставляло кожу выть. Учитывая трепетность, с которой Дезире относилась к нему до этого, не оставалось сомнений, что она полностью осознает, каковы последствия ее неосторожных действий. И ее это, кажется, вполне устраивало. Она даже не заметила, что Ричард так и не свел с нее пронзительного взгляда.
Все это требовало осмысления. Во-первых, капризный ультиматум, выставленный, как казалось лоддроу, весьма категоричным тоном, неизбежно имел бы свои последствия. Ей казалось, что она поставила мужчину на место и очертила границы личного пространства, но вместо этого пригласила Ричарда их переступить. И он бы переступил, ибо за долгие годы жизни обзавелся приличными связями в Ацилотсе, которые начинались на пекарях и цветочницах и заканчивались на цирюльниках и портных, и столь явная провокация не могла не заставить его вспомнить о салоне, в котором для Дезире неизбежно нашлось бы подходящее платье.
Во-вторых, интересна была сама реакция на кольцо. Перстня однозначно не было раньше, равно как Верол не замечал за девушкой особой любви к какой-либо атрибутике или одежде, она являла собой типичного подростка, которого еще не настолько заботит внешний вид, чтобы уделять ему больше десяти минут по утрам. Теперь же она была готова загрызть любого, кто посягнул бы на украшение, а от ее скрытой за холодом ярости и без всякой магии могло что-нибудь вспыхнуть. Подарок кого-нибудь еще? Желторотики Ордена не могли похвастать способностью заработать, но зато их богатые родители, готовые ублажить любое желание обожаемого чада – вполне. Семейная реликвия? Как показывала практика, дети-беспризорники в Инквизиции, которые не щеголяли родительским добром, не участвовали в выстраивании внутренней иерархии в рядах послушников и учеников и не стремились самоутвердиться, мало интересовали семью и мало интересовались ей в ответ. Кольца, опять же, ранее не было. Выслуга за что-либо или подарок наставника? Собственный опыт прошлого спорил со здравым смыслом и пытался убедить, что наставники не станут демонстрировать личное расположение, но нельзя было отрицать и того простого факта, что из множества выпускников академического корпуса Инквизиции искалеченными, как Ричард, выходили единицы. Исключение, не правило.
Как бы то ни было, но кольцо скорее занимало, чем тревожило, вызывая лишь небольшое раздражение, более походившее на зуд. Ричард, который привык брать то, что ему было нужно, чувствовал власть над девочкой, и как бы она ни щерила зубы, как бы ни кидалась и ни пыталась оттолкнуть, она уже слишком явно дала понять, чего хочет. Когда-нибудь бы его утомила эта ее суета и мельтешение в неспособности осознать, что именно было желанно ей, но пока он был готов терпеть ее, как и всякие прочие проявления подросткового непостоянства. Сейчас, в нынешней ситуации – тем более. Пока он лежал в лазарете и не мог даже попить воды самостоятельно, ему оставалось лишь смотреть своим птичьим взглядом и ждать, пока силы вернутся. Разумеется, если бы девушка в своих порывах переступила грань, позволила бы себе ответить на его слова болью – он бы не стал размениваться на собственную слабость и спускать подобное, послушно принимая агрессию девушки. Как и ее коту, акт открытого противостояния обошелся бы ей дорого. Ричард был готов поступить чем-то ради того, что пришлось ему по вкусу и казалось красивым, но нарушенные границы дозволенного не прощались, кем бы человек Веролу ни приходился. Когда Дезире уходила, ее тень, темным пятном маячившая на полу, податливо задрожала под взглядом Ричарда. Пожалуй, еще более податливо, чем хозяйка. Ее тень – это его тень, и как бы она ни пыталась отстраниться, он всегда будет ближе, чем она думает. Было ли кольцо способно на такое?
Ричард не знал точно, сколько уже времени провел в этом проклятом лазарете, но знал совершенно точно, что его светлые стены ему опостылели. Пока что спасал сон, но что было бы дальше? Дальше началось бы тянущее и невыносимое ожидание, ему пришлось бы смотреть в стену и развлекать себя счетом секунд. С каждым днем плотная пружина раздражения накапливала бы в себе давление, и в один прекрасный день он бы не сдержал обещания, данного лоддроу, ушел бы, лишь бы только не видеть этих стен и этих людей. А еще невыносимо хотелось наружу, на воздух, подальше от плотного запаха спирта, болезни и крови – и больничных обедов днем на других койках, пахнущих мясом. Наружу просились перья – удивительное и малообъяснимое последствие глубокого изучения магии и общей усталости от окружающей обстановки. Слишком много напряжения, слишком утомительна необходимость контролировать все.
- Если хотите, мы можем немного прогуляться.
Будто ничего и не было, только опущенный взгляд выдает вновь вернувшуюся натянутость между ними. Это тоже утомляло. Очень потихоньку Ричард отбросил простыню, сел на постели, а после и вовсе поднялся. И хотя лазарет ночью погрузился в относительные тишину и покой, это было далеко не то пространство, по которому Ричарду хотелось бы гулять. Другое дело, что выйти на улицу с такими ранами ему никто и не предлагал, самый максимум, которого Веролу удалось добиться – добраться до самого дальнего от коек окна и открыть его нараспашку.
Говорить было все еще слишком тяжело, но он все же сделал над собой усилие. На девочку при этом не смотрел.
- Ваша агрессия не имеет никакого основания. Я могу сделать вам любой подарок, который вы только пожелаете, но вам придется его принять. Отказа я не приемлю.