«И только бы они не вылупились…» - последний взгляд Рогнеды на погребённую кладку был преисполнен опаски. Если в этом мире и была женщина вреднее неё, это определённо – ирония судьбы. Она подкалывала жестоко, в самый неподходящий из неподходящих моментов  и неизменно с размахом. Но вроде как камень и не подумал сдвигаться, а земля расползаться под 10-ком маленьких ножек новорождённых голодных монстриков. Потому ллайто позволила себе вздох. На выходе парочку классически встретила толпа жаждущих видеть, либо слышать, исход битвы. Если бы с прохода выползла бы тварь, селяне бы с воплями разбежались, и, те кто уцелел, горестно поставили бы свечку павшему в неравной битве паладину. И утерев скупую мужскую слезу, на следующее утро послали бы за следующим. Неизменный цикл человеческих традиций по изображению скорби. Что так же неизменно прерывается бытовухой. Но сегодня герой вышел на свет божий. Как и полагается – весь в крови, грязи, даж кусочек кишки вроде к кольчуге прилип… И как то полагается – его встретили бурными овациями. Рогнеда намеревалась под шумок юркнуть в рощу, к Кромвелю, но вдруг…
- …Благодарите Рогнеду, это она прикончила тварь.
…поперхнулась. Брови взлетели вверх, так что переключения оваций на новую героиню дня, она даже не заметила. Просто пялилась на грёбаного через меру благородного паладина во все свои жёлто-серые глаза. Но потом чуть улыбнулась. «Спасибо». Не сказала. Но он, наверное, понял.
Она быстро сбегала за Кромвелем в рощу. Конь справедливо шарахнулся от разящей дохлой нежитью дамы. Дальнейшая сцена напоминала жертвоприношение Красавицы немыслимому Чудовищу. В роли Красавицы – Кромвель, привязанный к тонкому стволу дерева. В роли чудовища – звереющая на глазах Рогнеда. Они описали круги почёта вплоть до тех пор, пока повод не кончился. Вот тогда коню пришлось смириться и с запахом, и с подзатыльником. Но садиться верхом Берг таки не стала. Потом ещё седло мыть…
Они пересеклись с Хьёрвином как раз в Таверне.
- … А лучше - протопить баню.
- Поддерживаю баню. В простой бадье тут не ототрёшься, - брезгливо оттягивая ворот двумя пальцами, посетовала женщина.
Забавно было смотреть, как быстро менялось настроение в корчме. Ещё утром здесь сидело всего пара угрюмых рудокопов, не проронивших и слова за всю их с Хьёрвином перепалку. А сейчас гвал стоял, как в потревоженном улье. Охали женщины суетился хозяин, громко поздравляли их, друг друга и себя со смертью монстра мужики. Пожалуй, им бы сейчас поставили все три бочонка пива, но хорошо, если в местной забегаловке хоть один сыщется, А ведь после того, как Герои свои чарки опустошат, надо ж и народу отметить! Отвести душу, сбросить стресс… «Мдааа… .утро здесь будет весёлым… видимо начнётся с многоголосых стонов. Буду ли я оставаться? Хммм пожалуй нет. Помоюсь, выпью чарочку, перекинусь парой слов с… коллегой… и потом за яйцами и сразу домой в ночь. Сейчас они мне рады. А завтра могут опять начать коситься. Уж лучше мне запомнить это поселение таким».
Им принесли еду, им принесли выпивку и через час даже пригласили в баню. Рогнеда пропустила мужчину париться вперёд, по причине того, что кровь твари у него под ногтями уже засохла, а сама осталась в предбаннике, запахнувшись в простой льняной халат, милостиво поданый какой-то женщиной. Минут пятнадцать стояла тишина. За стенкой раздавалось плесканье воды из бадьи. Жар щедро растопленной бани проходил даже сюда, так что волосы моментально облепили мокрую от пота шею. Заныла и рука. Перелому не понравилась прихлынувшая к кисти кровь. Что поделаешь, эту руку тоже требовалось отмыть. Но волчица не реагировала на все капризы тела. Лёгкий ступор накатил, как только они покинули галдящую корчму. Не отпускал. Вот так и сидишь, уставившись в одну точку, не решаясь задать глупый вопрос. Потому что знаешь,  что получишь на него благородный и пафосный ответ, лишённый логики. И фыркнешь, оставив без дальнейших комментариев. Но, как-то, блин!...
- Мы убили эту тварь вместе. – чётко и громко проговорила Рогнеда, зная, что Хьёрвин услышит. Что там, между парилкой и предбанником одна бревенчатая кладка. – Заслуги равные… почему ты сказал крестьянам, что тварь убила я?