Можно было бы заметить, как вжалась в подушки от его прикосновения Альвэри, желая, как минимум слиться воедино с постельным бельем, а то и вовсе проломить под собой доски и поздороваться с полом. Каким стеклянным стал ее взгляд, моментально прояснившийся и наполнившийся ужасом и страхом. Как переменилась и сама лоддроу, вытаращившись на Бэя во все глаза и не смея пошевелиться. Все это можно было бы заметить сразу же, вот только отчего-то приметил странное поведение девушки иштэ мгновениями позже, стоило той только открыть рот и затараторить похлеще самой певчей птахи или же Эбигейл спросонья.
- Жар? Какой жар? У кого жар? Какого Левифрона? Не знаю никакого...Вы кто?
Вопросы про собственное самочувствие мужчина прекрасно понимал, еще держа себя в руках и пытаясь разгадать природу невесть откуда взявшейся паники и загнанности ледышки. Даже ответить был готов, поясняя и успокаивая тем, что понятное дело она не знала, что происходило с ней во время пока снежное сознание витало где-то в царстве Нирдема, но осекся. Из последующей речи Аль было ясно, что не помнит она ни только того, чего и не должна… «Как ты его не пом… Я?». Слов и даже мыслей не находилось совершенно. В мгновение ока поменявшийся в лице мужчина теперь же наблюдал за эльфийкой с ответным ошеломлением, растерянностью и ступором. Казалось, что все сказанное и вовсе не было произнесено, являясь больной фантазией самого проклятого, как то случилось там, на поляне, однако… Однако сейчас кроме перепуганного голоса Альвэри Эйнохэил не слышал никого и ничего боле. Только лишь ее сбивчивые фразы, вопросы, требовавшие ответов и свое учащенное сердцебиение, молотом «бьющее» по вискам. Казалось бы, от внезапного понимания возможной плачевности ситуации вся краска с лица ушла, оставляя его бледным и в каком-то смысле слова безжизненным.
Все еще не представляя, что ему следовало делать и как себя вести, Бэйнар в след за Альвэри обвел комнату растерянным взором, будто бы и сам силился отыскать в помещении, где находился, что-то родное и знакомое.
- Не моей…Где я?.. Какого…?
Мужчина в ту же минуту перевел перепуганный взгляд на резко севшую в кровати лоддроу. Он было рыпнулся вперед, дабы, быть может, послужить опорой, если ледышка в той нуждалась, но замер в нескольких сантиметров от эльфийки.
- Какого хрена ты творишь?! Я же только что сказ… - не скрывая явного раздражения, начал иштэ, однако и в этом начинании оборвал себя. Кричать и выражать свое недовольство было явно не тем, что сейчас от него требовалось, - Вам, - подобное формальное обращение звучало до боли дико, дрогнувшим и неуверенным, хотя уже и более спокойным голосом срываясь с языка, - Тебе… повторюсь, не стоит так делать.
Бэй выпрямился, тяжело и неспешно выдохнув. Надежда на то, что это хоть как-то поможет восстановить ясный ход мыслей и успокоить, умирала последней. Он дождался пока Аль выговорится, предоставляя ему возможность ответа, и сделал несколько шагов от кровати. Проклятый еще раз посмотрел на девушку, «оборонительно» закутавшуюся в одеяло так, что почти один нос с глазами видно и было, и растерянно оглядывавшую комнатушку.
- Это тоже плохая идея, - произнес наконец Эйнохэил, заметив шевеления руки ледышки под одеялом. Не понятным было, хотела ли она всего-то ощупать себя или же попытаться стянуть повязку, так что предупредить – дело не лишнее, - Я не лекарь, - он выдержал небольшую паузу.
Бэйнар прекрасно понимал, что сейчас ему предстоит как следует приврать, ибо начни он выкладывать правду, то никоем образом это бы им всем не помогло. Ну а вам какого пришлось бы, узнайте вы леший пойми от кого, что давеча готовы были сложить голову ради какого-то своего знакомого, словили стрелу в бочину, и вообще, у вас почти прекрасные отношения с тем, кто втирает вам всю эту ересь, и к тому же вы беременна?
- Я его помощник. Мы рядом проходили, когда наткнулись на тебя в лесу. Ты на ветку упала, пропорола себе бок. Может быть и головой об чего саданулась, отчего теперь и не помнишь, но Левифрон – ОН лекарь, ничего вроде бы больше не обнаружил. И да, как сама понимаешь, мы далеко не в городе, и даже не на окраине. Нам пришлось искать хоть какое-то поселение, чтобы ты не скончалась прямо посреди леса, - мужчина отвел хмурый и тяжелый взгляд от Альвэри, уставившись в окно, - ближайший город находится за горами. Я пойду, позову Леви.
Проклятый прошел к двери, задержавшись в проходе.
- И да, пожалуйста, не пытайся подняться. Воды и поесть я принесу.
Он вышел, только теперь сбрасывая с плеч напускное спокойствие, кое пытался сдержать в последние минуты своего пребывания около лоддроу, и почти бегом зашагал на кухню, где уповал застать хотя бы того же алхимика.

Шумно распахнув дверь, мужчина влетел в помещение. За вновь охватившей его паникой и волнением он и не заметил, помешал ли своим появлением шадосу и Эби, да и то мало волновало в сей час.
- Она ничего не помнит! – С порога выпалил иштэ, более с места и не сдвинувшись, - И никого из нас. Это вообще «нормально» в ее состоянии или нет? – Вопрос был адресован, разумеется, Леви, невесть почему излишне пристально смотрящим за тем, что проделывала Эби, - Я ей такой чепухи наговорил, но… Это же лучше, чем правду сказать, да?
Последняя реплика так и пестрела неуверенностью в только что содеянном, а сам Бэй пытался сыскать хоть какой-нибудь поддержки со стороны, ибо страх за то, что потеря памяти Альвэри была многим хуже, чем простое осложнение после бессознательного состояния и высокого жара, брала верх, накрывая с головой.
Однако, то были самые первые и, пожалуй, самые сильные эмоции, служащие реакцией на «новость дня», а в закоулках сознания отчаянно билась надежда на то, что правду говорить было не за чем ни только сейчас, но и вообще теперь.
- Это же лучше, чем правда, - уже многим тише, но и отстраненнее повторился проклятый.

Отредактировано Бэй (2016-08-12 15:34:27)

В ее глазах плескался страх. Он отражался у нее на лице, в нервных движениях, наполнял собой комнату. Этот страх ощущался столь же отчетливо, сколь очевидным было чертовски шаткое положение Левифрона между здравомыслием и неким чудовищным безумием, уже даже не стучавшимся в двери с порога – ломившемся в них, будто взявший след инквизитор. Девушка тяжело дышала, и это был единственный звук во всей комнате. Казалось, что даже кудахтанье кур и веселые перекрикивания баб на улице, доносившиеся через окошко, исчезли, растворились в солнечном свете. И даже тот свет более не мог попасть в комнату, ибо все пространство заняла тень Герхена. Огромная тень огромного Герхена.
Но вопреки панике, которая захлестывала девушку, рыжая не двинула и пальцем в сторону печи, даже не взглянула на нее. Будто бы искала любой другой вариант разрешения этой дилеммы, но только не выполнение приказа алхимика. И он видел, что она не собирается следовать его словам.
- Мне не хватает пространства, - внезапно сказала Эби, разрывая монолог Филина, и смело взглянула прямо ему в глаза. На ее лице читался уже не страх, но уверенность, а вот в чем – осталось тайной. Левифрон напрягся от такой смены настроений, ожидая какого-то подвоха, застыл, не говоря более не слова. Но с каждой секундой уверенность с лица рыжей все более отчетливо сползала, как восковая маска.
- Тьяррэ куэд’амро, - Левифрон не понял, что именно было ему сказано, ибо языки были одной из немногих областей, которой он не очень интересовался, пока не встречал алхимический трактат на неизвестном наречии, но очередная смена расстановки сил была очевидна. Опустив глаза, девушка змеей вылезла из-под напирающего Герхена и вернулась к печи, послушно подкинув в нее поленьев. Филин тенью следовал за ней, молча стоя за спиной и созерцая вторую попытку выполнить приказание. И когда на ее ладони вспыхнул огонек, появившийся явно не из зажженной лучины или ветоши, с его плеч будто рухнул невозможно тяжелый груз. Даже силы покинули шадоса, и он поспешил отступить к столу, тут же осев на стул. Опершись локтями о столешницу, он закрыл лицо ладонями.
- Извини. Мне показалось… - и он оборвал себя на полуслове. Ему не хотелось ни говорить, ни даже думать о том, что ему показалось. Призрак Ракшасы отпустил его горло, этого было достаточно. Девушка могла делать какие угодно выводы самостоятельно.
Ему дали всего пару минут времени, чтобы хоть как-то прийти в себя и суметь снова посмотреть на окружающую действительность и рыжую в частности, уже не ощущая порывов ненависти и желания как минимум сломать ей шею. Пожалуй, подожди Бэй еще немного, и Левифрон был бы готов принять нехорошие новости стоически, но как говорится, пришла беда – отворяй ворота, а потому времени на подготовку, как и следовало ожидать, Филину и Эби никто не дал.
- Она ничего не помнит! – едва успев закрыть за собой дверь, выпалил иштэ, ввалившись в кухню. На лице его плясала такая смесь эмоций, что именно проклятому следовало уступить стул и принести водички. - И никого из нас. Это вообще «нормально» в ее состоянии или нет?
Герхен дернулся, окончательно убирая руки от лица и воззрившись на Бэя с не меньшим удивлением, с каким на него в ответ глядел иштэ. Алхимик свято верил, что все самое страшное уже миновало, здоровье и тем более разум Альвэри давно вне опасности. Но такой поворот событий оказался даже далеко за пределами всех вероятностей, которые Левифрон мог предположить.
- Как не помнит? – только и выдал мужчина в ответ.
- Я ей такой чепухи наговорил, но… Это же лучше, чем правду сказать, да?
Но это уже не имело значения. Герхен отвернулся от проклятого и уставился в стол, запустив руку в волосы и вновь опершись локтем о стол.
«Где?! Где я ошибся в этот раз, чтоб вас всех?! Каким вообще образом дыра в боку может вызвать амнезию? Ее мозги были в голове, как и у всех, а не в желудке!»
Цепочка идей и возможностей проносилась в голове у Герхена, но через них упорно пробивалась совсем другая мысль, несвоевременная и далеко не врачебная: Альвэри забыла про все, за что он хотел ее убить. Она более не подлежала суду, а раз так, то он больше не мог ее тронуть, даже если допустить, что зародыша в ее утробе нет и никогда не было. И из этого следовало, что пусть на малую часть, но его возвращение в стан живых, продажа себя со всеми потрохами Тейару и «болезнь», ныне выедающая его изнутри, стали более бессмысленными, чем были до этого. Откуда-то взялась обида, и она была такой силы, что внезапно захотелось развернуть стол вместе со всей посудой и просто сожрать душу Альвэри в качестве компенсации за моральный ущерб, без оглядки на мораль и принципы. На Герхена нахлынуло отвратительное чувство чего-то потерянного, чего-то очень-очень важного, что ускользнуло сквозь пальцы, когда он уже готовился это схватить. Что-то действительно важное. Как правая рука, например, или даже сердце. Или легкое. Пожалуй, легкое было лучшим сравнение, ибо Филину стало как-то странно тяжело дышать.
«Они продолжают надо мной издеваться».
Как дотянуться до недосягаемого? Сколь легко смотреть на нечто желанное до такой степени, что ты продал ради этого душу темному богу, и понимать, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможешь это получить? Даже в теории. Левифрон мог бы жить, зная, что однажды, когда терпеть станет невмоготу, когда Аль перейдет все возможные границы, он утолит свою жажду мести. Теперь это стало невозможно. Только вот ненависть никуда от этого не делась.
- Мне нужно пройтись. В комнату без меня никто не заходит, ждите здесь, - совсем бесцветным голосом промолвил Герхен, поднимаясь на ноги, и действительно вышел из хаты. Едва ли бы он услышал какие-то возражения, даже если кто и пытался воззвать к его разуму и указать на срочность ситуации.
Никакого плана у Филина не было, он просто пошел вдоль домов, направляясь к выходу из деревни. Клейму, тут же подскочившему с места, он велел сидеть и дальше. Уходить далеко мужчина не собирался, но и стоять на месте, дыша свежим воздухом, не мог, ему уже не было никакого покоя после такого ряда потрясений. Сама прогулка немного сбрасывала нервозность, которая доводила алхимика до нервной дрожи в конечностях, а уж возможность не видеть лица товарищей и злосчастный дом Марьяны и вовсе имела воистину целебный эффект. Когда Филин дошел до плетня на краю села, он уже смог немного взять себя в руки и вновь обрести способность думать.
«С этим всем нужно что-то делать. Я не могу кидаться на каждого живого рядом со мной, а Альвэри не может жить без памяти. И я не могу жить без ее памяти. Да и Бэй, полагаю, тоже. Нужно какое-то фантастическое решение, которое решит все наши проблемы».
Алхимик не стал акцентировать собственное внимание на том, что их главной проблемой на данный момент был он. Разумеется, без него лоддроу не дожила бы до рассвета, а Бэй и Эби заблудились бы где-нибудь в горных лесах, пока не напоролись бы на медведя, но без него вся эта история вообще бы не началась. Возможно, даже изначально, когда Аль только искала спутников для похода на болота для спасения проклятой души Бэя. И это было бы к лучшему, ибо по итогу этой спасательной операции они имели несколько исчезнувших без вести, трех мертвых, одну чудом выжившую и потерявшую память, а также одного шадоса, который еще недавно был живым человеком с весьма крепкой волей и рассудком. Целым и здоровым остался только тот самый злосчастный Бэй, видимо, по закону подлости. Что касаемо рыжей, то Филин все еще придерживался мнения, что она в невредимом состоянии продержится весьма недолго.
«Наверное, это из-за высокой температуры. Слишком сильный жар запускает разрушения в организме, а мозг – одна из самых хрупких точек организма, его могут повредить даже токсины в пище. Так что помешало ей просто «сгореть»?»
Мужчина старался не думать о великой философии и вопросах своего смысла существования, который изрядно просел, вместо этого он усиленно заворачивал все мысли в медицинскую стезю, полностью концентрируясь на проблеме своей пациентки. Выходило так себе, но Левифрон просто не хотел давать своей недавно обретенной несдержанности вновь взять верх. Она слишком тяжело отступила в случае с Эбигейл.
«Но если ее мозг повредился из-за жара, я ничего не смогу сделать, это необратимо. Останется только ждать, вдруг здоровые части возьмут на себя функции погибших, воспоминания как-то вернутся, пусть и частично. Такое ведь бывало, трансмутации порождали и не таких чудовищ. Опыты наглядно показывают, что органы способны компенсировать друг друга в определенных пределах».
Погрузившись в раздумья, алхимик и не сразу заметил, что у плетня он далеко не один. Только спустя некоторое время отчетливое шебуршение в кустах у дорожки в лес привлекло его внимание, а странные звуки, похожие на чавканье и хруст, навели на мысли о неладном. Не спуская глаз с куста, Герхен медленно подошел к ближайшей хате, у входа в сени которой кто-то оставил покрытую травой и землей мотыгу, подхватил ее и ступил на тропинку за забором. С каждым шагом звуки становились все отвратнее, а в тени листвы вырисовывался силуэт крупного черного пятна. Почти такого же, что безмолвно преследовало путников от крепости Мернота. И только подойдя совсем близко, алхимик распознал, кому принадлежит огромная черная задница.
«Точно, ее же не было ни во дворе, ни у других сараев».
Сказать, что встретились они совсем не в тех обстоятельствах, – ничего не сказать. Кобыла Альвэри пожирала енота. Как и полагает всем хищникам-гурманам, в первую очередь она покусилась на печень и прочие потроха, кои находила особенно вкусными, но судя по драматическому хрусту, лошадь уже бросила привередничать и грызла все подряд, смачно перекусывая позвоночник бедного зверька. Наблюдая это зрелище, Герхен не сразу нашелся с тем, что следует делать. Напротив, открывшееся зрелище сказалось на его настроении не лучше образом. Он увидел в этом свой голод.
Кобыла все еще была экипирована, а потому алхимику не составило никакого труда перехватить телекинезом поводья, о которые та путалась ногами, и основательно дернуть, мягко, но быстро шагая навстречу. Всего несколько секунд, за которые ошалевшая от неожиданности лошадь даже не успела среагировать, и Герхен держал ее под самый трензель, перемотав морду ремнями от поводьев.
- Кто тебе позволял сбегать и жрать енотов? А не попадись енот, то что, ребенка бы задрала, как волкодак? – животное попыталось взбрыкнуть и дернуть головой в попытке освободиться, но Филин решительно потянул за импровизированный намордник, заставляя лошадь опустить голову еще ниже. – Знаешь, я ведь тоже голоден, и в отличие от тебя, мне енотов ловить не с руки. У твоей хозяйки, судя по всему, абсолютная амнезия, она и понятия не имеет, что у нее была лошадь. И это все в сумме создает такой соблазн выпить тебя до дна, что я не знаю, как еще сдерживаюсь. Только дай мне повод это сделать…
Лощадь почувствовала. Это было абсолютно то же самое, что каких-то полчаса назад имела честь наблюдать Эбигейл: полную перемену личности, а также ставший во главу угла мрак шадосовой души. Только если рыжая еще умудрялась дерзить и сопротивляться, то животное уловило все грани ситуации вплоть до полутонов, более не смея даже дерзко рыть копытом землю. Неважно, что говорил Филин, слова ничего не значили. Достаточно было тона голоса, движений, в коих не было и тени аккуратности и заботы, запаха. Варимар вдруг осознал, что он не венец природы.
- Нет? Ну как хочешь. Ты все равно никуда от меня не денешься.
По дороге кобыла шла послушней и тише, чем мог бы Клейм. Так же послушно она выдержала мытье морды от крови, шерсти и мяса, а после позволила себя привязать. Волкодава перебазировали к ней, наказав следить, как за безмозглой овцой. Пес подтекст понял, а потому более варимар уже никуда не пошел, если даже ему и очень хотелось.
Сам Левифрон сполоснул лицо колодезной водой, зализал ею же грязные волосы на макушке, создав эффект приличной прически, закатал рукава рубашки, тоже не блиставшей чистотой после медицинских манипуляций, и вошел в хату. Он все еще не чувствовал себя достаточно спокойно и уверенно, чтобы воевать с их проблемами, но битва с варимаром позволила немного спустить пар и успокоиться.
Первое и последнее, что Герхен сделал – снял медальон и положил его на кухонный стол. После чего отдал распоряжения, по которым им следовало действовать.
- О моей принадлежности к Мерноту, казни и воскрешении ни слова. О твоей проблеме, Бэй, расе и походе на болота – тоже.  Надо посмотреть, сколь серьезна потеря памяти и долго ли она продержится. Как только с этим станет что-то понятно, придумаем легенду, по которой и будем пока действовать. Наша самая серьезная проблема в долгосрочной перспективе – ее беременность. Есть подозрение, что если память не вернется, то ей будет тяжело принять, что она носит ребенка от какого-то незнакомого мужика с окраины мира. После того, как сутки провалялась без сознания, - и Филин выразительно взглянул на проклятого, оставляя за ним возможность ощутить всю скользкость ситуации. – А спрятать это явление я, увы, не могу. Бэй, что ты ей сказал, когда она очнулась? Мне нельзя разойтись с твоими словами.
Выслушав пересказ проклятого, Филин еще раз провел рукой по волосам, поправляя выбившуюся прядку, тяжко вздохнул и вошел в комнату, предварительно коротко постучавшись. Лицо он сделал как можно более серьезным, но в то же время ненапряженным, дабы лоддроу не смогла прочитать, какая же лютая ересь творится на деле.
- Добрый день, сударыня, - вежливо поздоровался Левифрон, остановившись напротив постели девушки и без всяких формальностей окинув ее взглядом от макушки до пят. – Рад видеть, что вам лучше, мы с помощником вложили много сил, чтобы вы дожили до сегодняшнего утра, а добрые люди не пожалели угла для того, чтобы вы были обеспечены крышей над головой ночью в этом неспокойном и диком месте, а также должным уходом.
Теперь алхимику стало понятно, почему так переполошился Бэй. Действительно сложно было воспринимать достаточно хорошо знакомого человека, с коим пережили столько, сколько среднестатистический фатариец и в жизни не переживал, как чужака. И видеть, что он смотрит волком. Требовалось подбирать слова, но как назло, именно сейчас они шли тяжело и нехотя.
- Мне уже рассказали, что вы смутно помните все, что случилось с вами до сегодняшнего дня. Позвольте прояснить: мы нашли вас насаженной на ветку упавшего дерева, уже без сознания. Судя по вашему расположению, я заключил, что на ветку вы упали сверху, причем далеко не с высоты своего роста. Поскольку вы не алла, а лоддроу, единственным объяснением этому я могу назвать магию воздуха или же телепорт. Тогда была сильная буря, я вполне допускаю, что матрица телепортации могла дать трещину на середине пути, в результате чего вас просто выплюнуло где-то в лесу. Я не думаю, что вы решили бы путешествовать непосредственно с помощью магии воздуха в такую погоду, даже если и владеете ей. И вам совершенно точно повезло, что я с помощниками как раз возвращался с предгорий, где мы искали редкие целебные травы, цветущие именно в это время месяца. Не иначе как боги подсобили и с погодой, и с неудачей с поисками, что пришлось вернуться в земли обетованные и найти по дороге вас.
Стрела, ветка дерева, распоровшая живот после падения с высоты, - не лекарь и не поймет, в чем разница. Альвэри же лекарем не была. С высоты своей компетенции Филин мог говорить ей что угодно.
- К сожалению, ваше пробуждение еще не означает выздоровление, а потому я попрошу вас не делать резких движений, не пытаться встать, не трогать повязку и не нервничать. Как вы можете видеть, условия тут не столичные, я был весьма стеснен в возможностях, а потому очень не хотел бы, чтобы эти старания пошли прахом. Вы находитесь в очень хрупком положении, швы могут разойтись, а внутреннее кровотечение – возобновиться, и я не уверен, что смогу сотворить чудо без инструментов и лекарств еще раз. Я понимаю, что вам очень неприятно обнаружить себя в окружении чужих людей в чужом доме, да еще и оказаться в таком неприглядном виде, за что я извиняюсь, но если вам дорога ваша жизнь, то придется потерпеть. Ваша транспортировка сейчас слишком опасна, я не возьму грех вашего непреднамеренного убийства себе на душу.
Только на последнем предложении он почти запнулся, но прикрыл это необходимостью прокашляться после долгого монолога. Это было слишком откровенным враньем, о котором лоддроу, впрочем, совершенно ничего не знала.
- Поэтому дайте мне знать, если вам что-нибудь необходимо. Я постараюсь сделать все, чтобы процесс вашего восстановления прошел как можно быстрее и легче, а вынужденное нахождение здесь не оказалось слишком неприятным. Оба моих помощника также буду рады вам помочь. Они, конечно, не столь образованные ребята, простые, где-то немного грубоватые, но врач – это состояние души и призвание, а с этим у них все в порядке. 

Она не успела ничего сказать в ответ, как мужчина уже вышел. Какое-то время девушка молча смотрела на закрытую дверь. Поведение сего человека озадачивало не меньше ее теперешнего положения. Что-то было не так, как виделось, воспринималось… об этом ей, словно из какой-то глубины говорила интуиция, однако чего-то более существенного добиться она была не в состоянии. Своеобразное чувство обреченности коснулось сознания и Альвэри нахмурилась. Отвернувшись от двери и вновь отбросив плед, открывая взору перевязанное тело, лоддроу какое-то время изучала повязку.
- М-да, - изрекла после все еще хриплым голосом, шевельнувшись и после поморщившись от боли в боку да от легкой, саднящей - в горле.
Как ее могло так угораздить? Незнакомец, он же помощник лекаря, как сам же представился, ничего толком не объяснил, а толики сказанного не хватало ровным счетом ни на что, чтобы Фенрил могла зацепиться и хоть как-то попробовать восстановить картину минувших событий, кои привели к столь печальным последствиям. Девушка хоть что-то пыталась вспомнить, задумавшись и уйдя в себя, но ответом была лишь тишина. Возникало странное чувство, что она, пробуя повернуть мысли в прошлое, неминуемо натыкается на стену. Аль тряхнула головой, вновь набросив на себя плед и откинувшись на спину.
Это все было не только странным, но каким-то неправильным, нелогичным, а отсутствие воспоминаний, кои заволокло, словно пеленой, пугало. Что могло такого произойти в тот момент, что заставило память напрочь выбросить это из своих архивов? Да даже смерть матери она помнила, как будто это произошло вчера. Каждую минуту, каждую секунду… она прикрыла глаза, устало прикрыв глаза ладонью. Жутко хотелось пить…и хотелось, чтоб боль прошла. Она была терпима, но вызывала не самые лицеприятные чувства в ответ, и возвращала мысли туда, где она не могла ничего поделать, пока что.
Легкий, едва слышимый стук в дверь заставил лоддроу убрать с лица руку и повернуться к источнику звука. Спустя какой-то миг дверь отворилась и через порог комнаты перешагнул незнакомый мужчина. Его вид казался менее безалаберный, чем предыдущего, кроме того он казался старше. Альвэри открыто, возможно, даже с излишней цепкостью во взгляде, изучала вошедшего, который не стал ждать ее вопросов, заговорив первым. На его приветствие, Фенрил лишь коротко кивнула, продолжив свое «изучение». То, что это и был тот самый лекарь, коему, судя по всему, она обязана жизнью, не возникало сомнений. И не только, потому что исходило из его слов. Его глаза говорили сами за себя, выдавая некую особую мудрость того, кто многое повидал и знает, о чем говорит, его речь была хоть проста и понятна, несмотря на то, что она лично была далеко от врачевания. Если не учитывать этот нескончаемый поток слов, что вылил ей на голову, из-за чего пришло в голову сравнение сего субъекта с лектором в академии, то она поймала себя на мысли, что могла бы ему доверять. Хотя выглядел мужчина немного удрученно или устало, истощенно…лоддроу никак не могла подобрать верного слова, но в целом располагал к себе, даже несмотря на какой-то непонятный «осадок», но опять же – оный оставался за той чертой, что она не могла узреть, ухватить и понять. Засим и сразу брать на веру слова и полностью довериться ему не могла. Да и как можно было поверить в то, что сама не могла вспомнить?
Девушка продолжала молча слушать лекаря, все так же сверля того взглядом, словно пытаясь заметить в его жестах, словах, движении хотя бы намек на обман. Однако  то ли он говорил правду, то ли она была слишком измучена увечием, но не смогла заметить ничего подобного. Аль не стала перебивать мужчину до самого конца его монолога, впитывая информацию словно губка, но не спеша анализировать. Лоддроу лишь один лишь тогда оторвала взгляд от говорившего, когда в помещение вошли еще двое. Одного она уже имела честь лицезреть, вторую же видела впервые. Рыжая оказалась достаточно приветлива, на какой-то момент отвлекая ее от роившихся в голове мыслей. Да и принесенная снедь, что была на вид хуже, чем на запах, заставила «говорить» явно изголодавшихся желудок. Альвэри кашлянула после короткого урчания в своих раненных глубинах, попытавшись ответить незнакомке хотя бы вежливо:
- Спасибо, Эбигейл. Очень полезная информация… наверное, - уголки ее губ чуть дернулись в легкой усмешке. – Альвэри Фенрил. Приятно познакомиться с теми, кто протянул руку помощи в нужный момент.
До еды девушка не спешила тянуться, оторвав взгляд от помощницы лекаря и скользнув по профилю первого из теперешний знакомых. Но и на нем Фенрил не задержалась. Она принялась «стучать» ногтями левой руки по пледу, возвращая взгляд лекарю. Его помощники в данный момент ее совершенно не интересовали. Этот человек что-то знал, она это чувствовала, а значит, могла ему попробовать поверить, хотя все сказанное им совершенно не укладывалось в голову.
- Я не «смутно» помню, что случилось, - начала Аль, стараясь, чтобы ее голос не дрожал от хрипоты и боли, что волнами пробегала по телу. – Я совершенно ничего не помню. Ни того, как оказалась в лесу или где Вы там меня нашли, ни того, зачем куда-то подалась, ни того – как перемещалась. Ровным счетом ни-че-го, - она сделала короткую передышку.
Разговор давался не так легко, как хотелось бы. Она явно была истощена физически, однако не в ее привычках было откладывать что-то важное в дальний ящик, поэтому Фенрил продолжила.
- Последние мои воспоминания касаются Таллема, где я работаю…наверное, - по лицу скользнула тень сомнения. Ведь сейчас все может оказаться не так, как она себе представляла и память могла сыграть с ней еще не одну злую шутку. – И в связи со своей деятельностью не могу взять в толк, что могло бы меня заставить куда-то двинуться в непонятном направлении, путешествуя телепортами или левитируя над глухими лесами. То есть, я понятия не имею, сколько времени не помню… Это нормально? Я хочу сказать…спросить Вас как человека сведущего, могу ли надеяться, что это пройдет вскоре? Не поверите, но подобное заботит больше, чем покалеченное тело, хотя и касательно сего хотелось бы знать, сколько я так проваляюсь, ибо я желала бы вернуться поскорее. Извините за сумбурность, но все это, - девушка нервно взмахнула руками, краем глаз заметив легкий блеск на одном из своих  пальцев и обратив на него внимание, приблизила ладонь к себе. – Не  укладывается в голове, совершенно. Оно идет вразрез всему укладу жизни, что я веду и мне хотелось бы знать… Вы поймите меня правильно, я очень благодарна Вам за свою жизнь, и я найду, как отблагодарить… Буду благодарна и за последующее лечение пока не доберусь до города, видя человека знающего свое дело, но, - ее голос приобрел нотки задумчивости, когда лоддроу все более пристально принялась рассматривать перстень на своей пальце. – Это же кольцо Драконов, - словно вмиг забыв обо всем, что хотела вещать до сего и уже успела сказать, выдохнула Фенрил, казалось, побледнев пуще прежнего. – Оно было на мне?
Девушка вскинула голову, вновь «пробежав» взглядом по лицам окружающих. Она знала о знаках отличия гильдий, что и тайной то не были, и уж точно не собиралась вскорости носить нечто подобное. Более того, в будущем была уверена, что вступит в ряды Фениксов, а не их врагов. Подумать о том, что сие ей одели лекарь с компанией – и в мыслях не появилось, ибо подобное не имело смысла. А это означало… «Боги, я все мозги растеряла в том падении что ли? Сколько же всего вылетело из головы, если я не помню ничего об этом?» А это было важным решением как не крути! Связывая свое будущее с Фениксами, лоддроу не могла понять, что стало причиной смены ориентиров. Она ничегошеньки не могла вспомнить. Голова начинала болеть от роя всевозможных мыслей. Ее ладонь потянулась и коснулась длинных прядей, что еще ранее смущали ее обескураженное, проснувшееся сознание. Лоддроу резко села, пронизанная сначала осознанием того, что пришло в голову, а после болью, коя пришла следом, уложив ее обратно. Девушка застонала, скривившись и почувствовав неприятную прохладу на спине.
- Тейар подери, да это как надо было удариться головой, чтобы забыть такое? – прошипела Аль, вновь покосившись на лекаря. – Какой сегодня день…год? – последнее она добавила очень осторожно и немного тише.
Осознание того, что она могла забыть едва ли не полжизни с таким раскладом, заставило душу уйти в пятки, а сознание еще больше забиться в угол, безуспешно пытаясь найти там хоть какие-то ответы. Кольцо Драконов говорило о том, что ни о каком Таллеме уже речь не идет. Какая-то глухая тоска накрыла все ее существо наряду с обреченностью и безысходностью. Появилось желание ухватить что-нибудь тяжелое и двинуть им о стену, не обращая внимание на то, как на сие посмотрят ее новые знакомые. Такого удара судьбы, Богов, еще каких-то тварей, чтоб им пусто было, что могли влиять на все живое в этом мире, она не оценила совершенно, чувствуя как внутри закипает слепая ярость. Появилось чувство своеобразного предательства. Словно ее, как слепого котенка бросили в пучину жизни, не предупредив, не объяснив, не научив, что делать и как жить дальше. Пальцы судорожно сжали плед, да так, что костяшки побелели. Она ждала ответа и боялась его в то же время. Что ей делать, когда она узнает, что пол своей жизни кануло Тейару в глотку и нет надежды на ее возвращение?  Альвэри сцепила зубы, стараясь подавить все те чувства, что разом нахлынули на ошалелый от всего происходящего рассудок. Она хотела оценивать все трезво, привычно рационально, а не поддаваться неуместным эмоциям несмотря не на что. Хотя, почему-то, это ей удавалось весьма тяжело, что тоже озадачивало.

Отредактировано Альвэри (2016-08-30 15:06:15)

Мысли продолжали роиться, сбиваясь в кучу и не находя ответа. Память тщетно извивалась в попытках вытащить на свет Ильтаров хотя бы что-то, внося в душу еще больше смятения и переполняя страхом неизвестности. Как бы не пыталась она держать себя в руках ранее, кое-как успев оценить свое положение до появления лекаря собственной персоной, сейчас это все лопнуло, словно мыльный пузырь. Глядя на лица, что ее окружали, легче не становилось, ибо Альвэри не могла найти на них не то, чтобы ответ, но даже намек на какой-то мало-мальски хороший исход этого фарса. Девушка вновь сосредоточила свой взгляд на Левифроне, что с присущей всем ученым людям сдержанностью, вновь заговорил. Слушала она его в пол уха, ибо сознание продолжало биться в конвульсиях из-за недавнего открытия и в этот миг ему было ровным счетом плевать, что именно произошло с памятью или с мозгом. Фенрил лихорадочно соображала, вновь и вновь прокручивая такую смену жизненного вектора и не находя ответ – как так произошло? Как так МОГЛО произойти?! Это был форменный нонсенс, что перечеркивал все ее понимание о дальнейшем будущем.
Лоддроу сцепила зубы, отвернувшись от созерцания вещающего рядом лекаря и вперив взгляд в потолок. Ее лицо в тот момент приобрело каменно-отстраненное выражение. Ей хотелось закрыть глаза, уснуть и, проснувшись, узреть, что это всего лишь кошмарный сон. И не будет этой самой амнезии, непонятного ранения, чужих лиц рядом…чуждого будущего, бледно поблескивающего на ее пальце. Но реальность была более неумолима, чем хотелось. На ум пришла шальная мысль, что, возможно, таки лучше было бы, чтоб она и вовсе не очнулась, чем вот так… Губы превратились в узкую, бледную полоску, так сильно она их поджала, продолжая мять плед дрожащими пальцами. То, что хотелось сделать сейчас, не должно прорваться наружу. Не на глазах у этих случайных, пусть и своевременно поспевших, людей-нелюдей, кои сегодня есть, а завтра не будет, как только отпадет необходимость в их помощи. Аль прикрыла глаза, сделав глубокий вздох, пытаясь совладать с эмоциями, что мешали думать и туманили рассудок. Боль вернулась в прежнее русло пульсирующего нечто, что поедало изнутри ее измученное тело, кое к ней начало потихоньку привыкать.
- …Другое дело, что для этого требуется время и определенные усилия с вашей стороны./ … / Давайте для начала подлатаем ваше тело, чтобы можно было знать наверняка, что вам больше ничего не угрожает, а после подумаем, как побороть последствия трагедии.
Альвэри изогнула бровь в привычном и больше неосознанном жесте, скорее в ответ на свои мысли на сей счет, чем на слова мужчины. Он хотел ее приободрить? Вполне возможно, но это у него получилось не очень хорошо. И дело даже не в умении быть лекарем не только тела, но и души. Дело было исключительно в ней. В сознании, среди путаницы мыслей и предположений, засела одна особенно ясная и «громкая». Она упрямо вещала, что все как-то неправильно, неверно, иллюзорно, но эти слова, кои должны бальзамом хоть как-то ложиться на рану душевную, прячут за собой яд, хотя предпосылок не было. О сим говорил рассудок, что кое-как уже мог анализировать увиденное да услышанное, но где-то внутри продолжало доноситься эхо того, что она не могла ни услышать, ни понять. Возможно, от пережитого как-то пострадало и ее шестое чувство, что теперь не может толком определить, где правда, а где ложь; где реальность, а где искривленное бытие?  Тейар его разберет… Чем больше она об этом пыталась думать, тем хуже становилось. К прочему еще донимала телесная усталость и начинающаяся головная боль, что на фоне уже привычной, выделялась тонким колокольчиком.
Левифрон был прав в одном, нужно было отдохнуть и восстановить силы, а об остальном позаботиться после. Она вновь посмотрела на лекаря, молча кивнув и проводив того взглядом. Сказать ей было нечего. Более того, она не знала, что вообще говорить. Большинство вопросов так и осталось без ответа, и задавать их вторично было глупо. Девушка взглянула на оставшихся, изначально зацепившись внимательным взглядом за мужчину. Эмоции, что порою «пробегали» по лицу, озадачивали, читаясь вполне ясно, но, не ведая их причину, Аль терялась в догадках от подобной реакции. Она не думала, что помощники врачевателей не видели в своей практике подобных ей случаев. Даже, если и вероятность была не столь велика, в силу молодости и неопытности, это не объясняло того обескураженного вида, кое выражал профиль молодого человека. Впрочем, ей не было до того особого дела и вскоре ее взгляд коснулся девушки. Лицо Эби, на противовес, наверное, всем остальным, включая и ее собственное, хоть и выражало крайнее беспокойство, растерянность и иже с ними, было открытым и «лучилось» теплом, словно не желало отставать в этом от огненных волос.
Фенрил аккуратно пошевелилась, стараясь слегка сменить позу и при этом не помереть от очередного приступа боли. Тело ныло, требуя смены положения. Мышцы затекли, жутко хотелось залезть в ледяную воду, но она прекрасно понимала сколь сие сейчас неосуществимо.
- Если не сложно, я бы хотела хотя бы умыться, - наконец, проговорила девушка все тем же сиплым голосом, не выражавшим сейчас никаких эмоций. – И попить, да. В горле словно пустыня, говорить тяжело.
Ее слова, как и взгляд в этот момент был обращен к рыжей помощнице, в коей в своем положении она могла также рассмотреть того, кто сможет помочь ей с небольшими жизненными потребностями. Видеть возле себя мужчин, принимать помощь в утолении своих желаний, лоддроу не хотела. Достаточно было того, что придется терпеть лекаря, но в этом случае у нее просто не было иного выбора – в его руках сейчас ее выздоровление. Впрочем, не успело подобное в голову прийти, как именно мужчина вышел и вскоре вернулся со стаканом воды, что поставил рядом с тарелкой каши.
- Спасибо, - она взглянула на него.
Его лицо вновь оказалось в поле ее зрения, завладев мыслями. Оно было ей чужим, это несомненно, но в тот же миг появилось чувство, что это очередная иллюзия. Взгляд скользнул по профилю, Альвэри нахмурилась и отвела его. Да и сам мужчина отошел к окну, разрывая ту непонятную нить, что внезапно и минутно связала их.
– Вы все очень добры и в который раз выражаю свою благодарность за спасение, - она сосредоточилась на Эби.
Девушка не вызывала каких-то непонятных ей эмоций, чувств и предчувствий, заставляя цепляться за ее образ, как за соломинку чего-то реального, а не обманчивого. Сознание на ней «отдыхало», не мучаясь мыслями, кои напоминали клубок змей, засевших в черепной коробке. Она попыталась чуть улыбнуться, чтобы не казаться только на словах быть благодарной за их усилия.
- Я, наверное, выгляжу и веду себя, как ребенок, - протянула лоддроу, обратив взор на тарелку каши. – Ничего не понимаю, не могу понять и только вопросы задаю…
Аль замолчала, взявшись за ложку. Какова бы еда не была на вид, но организм требовал хоть чего-то, проснувшись и угрожая рассказать об этом всем вокруг. Поэтому, пусть немного, но лоддроу все же попробовала поесть.
- Смешно, но у меня в голове, словно провал между временем, когда я помню себя в Таллеме, в библиотеке, где работаю, и сейчас, когда очнулась в этом доме. У меня в голове не укладывается, как можно потерять какой-то кусок, словно отрывок из книги, оставив заглавие и конец, а не всю историю... Вот я работаю в библиотеке, думаю о вступлении в гильдию Фениксов и хлоп – я полумертвая, с покалеченным боком, и  с кольцом Драконов на пальце. Насмешка Тейара, ни дать ни взять, - девушка хмыкнула, ковырнув в каше ложкой, после подняв глаза на присутствующих. – Простите, мысли вслух. Вы, наверное, и не такое видели. Извините, что заставила вас прервать свои занятия в угоду своей немочи.
Более она старалась не говорить о том, что, по большому счету, никого не касалось, кроме нее, отвечая лишь тогда, когда к ней обращались, или когда в чем-то возникала необходимость. Весь оставшийся день она провела если не в думах обо всем и ни о чем, то дремая, то наблюдая за суетой Эбигейл, что часто заходила, интересуясь не желает ли она еще чего, стараясь помочь по мере возможности. И хотя Альвэри не подавала виду, но нехотя прониклась к девушке неожиданно теплымии чувствами. Кроме прочего, она стойко выдерживала все манипуляции, что проводил с ее телом Левифрон, стараясь подавить панические приступы от его прикосновений, что удавалось с трудом и если бы не рана, как и боль, что приковывала к кровати, то мужчина мог бы лицезреть всю глубину ее страха воочию.

25 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, утро-день

Новый день не принес должного облегчения ее сознанию, хотя ночь прошла более, чем спокойно. Сон без сновидений подарил некое чувство умиротворенности, предоставив ей возможность отдохнуть как телом, так и душой. В голове прояснилось, хотя и не настолько, чтоб найти утерянные воспоминания или хотя бы их тень, поэтому по-прежнему первоначальной была цель – излечить тело настолько, чтобы можно было покинуть сие Ильтаром забытое место. К этому выводу она пришла, когда ближе к полудню, не без посторонней помощи, смогла кое-как выйти из дома, щурившись от солнечного света и вдыхая аромат природы, что окружала поселение, явно намекающее, что до города уж точно не рукой подать.
Еще раньше, утром она попросила принести ей сумку с пожитками, кою, как сказал лекарь, они нашли при ней. Естественно, она понятия не имела, что было в ней, а увидев – так и не смогла взять в толк, зачем ей добрая часть всего того добра. От мыслей в то русло начинала болеть голова, поэтому попытки девушка достаточно быстро забросила. То, что в сумке имелась сменная одежда, хотя и несколько непривычна, не могло не радовать, ибо от ее теперешнего одеяния остались одни ошметки. Было забавно, что даже оное она не помнит – ни то, что пришло в негодность, ни то, что извлекла из сумки.  Правда, она бы посмеялась над подобным, если бы не толика печали в истории.
Теперь восседая на лавчонке в тени дома, чуть завалившись на правый бок, чтобы убрать лишнюю нагрузку с левого, наблюдая, как радушная хозяйка, что их приютила, суетиться по хозяйству, лоддроу имела более-менее приличный вид, не смущая взгляды окружающих. Никто по прежнему не спешил ей приоткрыть завесу того, сколько же времени вылетело у нее из головы, но лоддроу, пока что, была и рада своеобразному уединению. Ее лицо выражало глубокую задумчивость и было ясно, что мыслями она далеко отсюда.

25 число Благоухающей Магнолии.
1647 год от подписания Мирного Договора.
День.

Тяжело ли приходилось всем им в последнее время? Вне всяких сомнений. И, пожалуй, самым увесистым комом на душу ложилась ложь, рассказанная Альвэри, и призванная служить ей же во благо. По крайней мере так хотелось думать. И Бэй изо всех сил пытался заставить себя поверить в то, что навешанное на уши лоддроу было куда безобиднее, чем выплеснуть на девушку истинное положение дел.
Ему как, пожалуй, никому из оставшихся двоих, приходилось в разы труднее, не смотря на весь тот ворох негатива, что сумела всколыхнуть в нем Аль своими выходками. Да, быть может и сама она не ведала о том, в каком интересном положении пускалась в очередную передрягу «во имя всех и вся», но сейчас… Сейчас это уже не имело особого значения, а находиться рядом, ловя на себе холодные, полные безразличия взгляды ледышки, врать ей в глаза, зная, что на самом деле лежало за этой ложью, становилось все невыносимее. Ее присутствие вызывало массу сумбурных эмоций, подавить или скрыть кои получалось не всякий раз. Иногда, поднимая растерянный или же ищущий молчаливой поддержки и понимания взор на Левифрона, в глазах алхимика мужчина видел нечто подобное. И то начинало загонять еще больше. Пожалуй, чем-то легче приходилось сейчас лишь Эбигейл – девушка была знакома с Альвэри всего ничего, дабы начать сожалеть о чем-то в связи с потерей памяти эльфийки, либо же наоборот, радоваться тому, чего могла позабыть лоддроу. Таррэ была связана с ней в разы меньше, нежели Эйнохэйл или Леви, но как бы там ни было вся сложившаяся ситуация, начиная с ранения и заканчивая его последствиями и сегодняшним днем, давила, путала, угнетала. Однако… вместе с тем предоставляла и выбор.
Бэйнар вздохнул, занятый овощами на кухне. Дело по приготовлению корнеплодов для их обеда Марьяна поручила именно ему. На долю Эбигейл выпали грибы, Левифрон и вовсе отлучился из хаты, правда куда именно, иштэ уже позабыл, попервах с напускной самозабвенностью уйдя в свою долю работы. Общества с Альвэри он старался избегать, а именно потому и не ведал, где именно находилась в сей час лоддроу и чем вообще была занята. Поступал так Эйнохэил ни только из-за собственных чувств и эмоции, которые начинал испытывать в присутствии девушки, но и потому что просто не находил должных слов для поддержания разговора. Сказать хотелось бы многое, вот только все волнующие мужчину темы находились сейчас под запретом.
Бэй положил очищенную морковь в общую миску и принялся за луковицу. Мыслями он был далеко ото всего этого: овощей, кухни, дома Марьяны и даже всей этой деревушки, а оттого и придавал разделки немного философии своим задумчивым, отстраненным видом. Складывалось впечатление, что проклятый размышлял о чем-то совсем уж тотальном, непознанном и великом. На самом же деле в черепной коробке Бэйнара засело понимание того, что рано или поздно ему предстоит сделать тот самый выбор, предоставленный ему стечением обстоятельств, вот только стоило ли ему сделать шаг навстречу или же оставить все, как есть? В этом-то иштэ и терялся. Потеря памяти: временная или же нет, не могла перечеркнуть, изменить характер и нрав лоддроу, унеся с собой в небытие лишь промежуток ее жизни. А что было бы потом, сумей он вновь завоевать ее доверие, расположение… любовь? Все встало бы вновь на свои круги со всеми авантюрами, необдуманными поступками и вытекающими из этого последствиями. Нет, ничего бы не изменилось. Не изменилась бы сама она.
«Иногда ведь незнание лучше, чем открытая истина», - проклятый всхлипнул, тыльной стороной ладони вытирая проступившие на глазах слезы от паров забористого лучка, - «А-а-а, как щиплет то!». И то он судил исключительно по себе самому. Ну что, загнулся что ли где-то под лавкой до того, как узнал о себе правду? Жил, радовался (по-своему, конечно, но не суть же) и бед не знал пока носом во что не надо было не воткнули. «Нет, не без косяков, естественно, дела обходились», - мужчина легонько передернул плечами, силясь покончить с луковицей и не разреветься прямо над мусорным ведром, - «И ночи бессонными не по вине прекрасных дам были… Хотя, тут еще как посмотреть», - Эйнохэил тихо хохотнул, - «Зато и геморроя меньше было».
- Ах ты ж, блин!
Кое-как, но все же закончив очищать и нарезать лук, проклятый подскочил со стула и помчался в сторону умывальника. Руки от вони оттереть так и не удалось, а вот вернуть себе ясность зрения -вполне. Зато в носу теперь отчетливо стоял мерзкий запах, пропитавший и кожу, и, казалось бы, одежды. Решив отдышаться, Бэй покинул кухню. Не стал задерживаться он и в сенях, поспешив выйти на свежий воздух. Девушек, что разместились на крыльце в тени дома, иштэ заметил почти сразу, переводя еще чуть нахмуренный взгляд с сельского пейзажа на силуэты относительно рядом.
- В следующий раз лук будет с тебя, Ильтаром клянусь, - в шутку зло обратился он к Эбигейл, - Левифрон еще не возвращался?
Отчего-то мужчина не надеялся застать здесь лоддроу, а потому поспешил замолчать, быстро отведя взор от девушек и изучающе рассматривая двор перед собой.

Отредактировано Бэй (2016-09-15 16:20:42)

Мир как-будто замер со всеми своими звуками и бурно кипящей жизнью в этой провинциальной сторонке. Ее взгляд блуждал по слегка покосившемуся плету , безразлично «касаясь» живности во дворе, что периодически пробегала мимо, и вновь устремлялся в, известную только ей, даль. Досаждающая раннее боль, что мешала не то, что с кровати встать, но даже лишний раз повернуть свое изможденное тело, теперь напоминала надоедливое насекомое. Вроде ее особо и не ощущалось, но она была, зудя в боку и напоминая, что лоддроу не так уж и здорова, как хотелось бы, однако она царственно позволила ей даже сделать несколько шагов и выйти на свежий воздух.
Альвэри недовольно нахмурилась. Она не бросила попытки достучаться до своей памяти, но каждый раз оные разбивались о закрытую дверь вдребезги. Казалось, само сознание противилось тайне за ее замками, не желая прилагать должных усилий. Девушка легко выуживала из самых темных задворок воспоминания из прошлого, но стоило только подойти до ее «недавнего» настоящего, как она словно спотыкалась, падая, без возможности ухватиться за что-либо осязаемое. Это изрядно изматывало, злило и снова заставляло чувствовать некую обреченность. Уповать на шестое чувство не особо приходилось. Оно кричало, что все это – случившееся с ней и происходившее дальше, неправильно, словно искривлено, но не более того. Что ей толку от подобных посылов, если она и без них это понимает? Что толку от способности, если она упрямо молчит о главном, не желая тянуться в будущее хотя бы, раз не может коснуться прошлого? Создавалось ощущение, что ее силы словно что-то заблокировало, затолкало в толстый сундук, захлопнуло крышку и повесило сверху увесистый замок. Сможет ли она когда-либо его открыть – одним Богам известно.
Девушка прикрыла глаза откинувшись назад. Все тело ныло, подшитая рана саднила, напоминая о том, что долго сидеть Фенрил тоже, пока что, противопоказано. Она ни с кем не разговаривала, стараясь при всем наличии снующего рядом люда, оставаться в гордом одиночестве. Ей претило их заботливое внимание, но ее организм в нем нуждался. Безысходность давила на виски тяжестью всего пережитого, не оставляя возможности на то, чтобы с легкостью отбросить случившееся и просто отдыхать, пока была возможность. Но ей не хотелось отсиживаться в этом гостеприимном месте. Ее тянуло прочь – подальше от загадок прошлого, кои она не могла пока разгадать, и поближе к тем местам, где даже стены должны лечить. Подальше от Богами забытых мест и поближе к тем, от которых на душе, как минимум, спокойней.
Ее размышления и душевные чаяния были нарушены появлением в непосредственной близости Эбигейл. Таррэ занималась до сего тем, что помогала хозяйке дома, чем могла. Впрочем, наверное, как почти каждый гость, что должен был быть благодарен за гостеприимство, кров и еду на столе. Не то, что Аль была в таком уж добродушном расположении, чтобы воспылать желанием прервать свое уединение, но она была обязана в той или иной мере сей честной компании, посему не могла отвечать черной неблагодарностью, даже в угоду своим желаниям. Посему лоддроу чуть вымученно усмехнулась, отвлекаясь окончательно от своих мыслей.
- Спасибо, несколько лучше, чем было, - ответила она на вопрос девушки. – Жаль, что не так хорошо, как бы хотелось.
Фенрил хотело было еще что-то добавить, но из дома, со слегка покрасневшими глазами и слегка мокрым лицом да одеждой, вышел второй помощник. В его присутствии Аль четко чувствовала некую неловкость, природу которой совершенно не понимала. Возможно, дело было в его странных взглядах и той волне эмоций, что нет-нет да пробегут «рябью» по лицу.  Не ведая причины подобного поведения, девушка решила, что мужчина просто не очень-то доволен их общей находкой и тем фактом, что пришлось оставить все лекарские поиски в чащах лестных, начав заботиться о ее самочувствии. Она была преградой на пути к тому, что они искали, не иначе, но из-за долга, да и не без решительного руководства Левифрона в сим направлении, при всем нежелании  не могли сделать иначе. Вернее, могли, но на этом могла закончиться их работа с лекарем. К последнему же Аль успела проникнуться уважением, подсознательно ощущая, что человек сей знающий, а не просто тот, что может всего-то травку приложить да стежки наложить. Ей оставалось только благодарить судьбу за то, что именно он ее нашел. Впрочем, даже это было покрыто тенью мрака, что, правда, не уменьшало значимости свершившегося факта.
Она в очередной раз скользнула по профилю мужчины, что отвернулся от них и с деланным видом рассматривал местный пейзаж. Внутри разжегся огонек раздражения. Так и хотелось выдать нечто сродни - «Тебя так-то никто за ноги не держит. Свободен!» , однако лоддроу подавила неуместное чувство, думая, что в целом понимает, почему он себя так ведет. Фенрил отвернулась, стараясь не обращать внимание на сего, раздражающего внимание и чувства, субъекта. Собственно, ее тоже начал волновать вопрос, где находился ее непосредственный спаситель, но долго о сим не пришлось размышлять, как и дожидаться ответа от Эби, к примеру.  Левифрон пружинистой походкой вошел во двор, буквально расточая вокруг себя флюиды прекрасного расположения духа. Для сего не нужно было обладать какими-то особыми способностями, ибо как поведение мужчины, так и его лицо, говорили сами за себя, буквально лучась от жизненной энергии и довольствия той самой жизнью.
Такая разительная перемена заставила если не всех, то ее уж точно, изумленно воззриться на лекаря, едва ли не завидуя подобному. Впрочем, чему удивляться? Человек мог отдохнуть, отоспаться, пациент шел на поправку (если вообще это каким-то боком касалось дела), да и мало что послужило поднятию его настроения, пока он прогуливался по деревушке. Кроме того, ей больше импонировал лекарь в приподнятом настрое, нежели мрачный эскулап, от коего веяло могильной обреченностью. Такому доверялось больше, как ни крути. На губах Левифрона появилась улыбка, что не могла лишний раз не подтвердить, сколь легко расположить к себе кого-то одним лишь движением губ. Хотя Аль и не улыбнулась в ответ, она доброжелательно кивнула. Вся ее жизнь в сей момент, грубо говоря, крутилась вокруг сего человека, полного своих загадок, как подсказывала все та же интуиция, и на что он имел полное право.
- Спасибо, неплохо, - ответила девушка на его обращение к ней и вопросы; голос уже приобрел былую силу. как и отрешенное, сдержанное спокойствие. – Буду банально повторяться, говоря, что хотелось бы многим лучше, - губ все же коснулась тень улыбки. – Хорошо, что Вы появились. Хотелось бы узнать…Как думаете, сколь быстро я могу быть готова к тому, чтобы двинуться в путь? Я понимаю, что, чем больше покоя, тем лучше да быстрее затягивается рана, но предпочла бы этому предаваться не в неизвестной глуши, а дома, – она запнулась. – В том доме и крае, что память прекрасно помнит и знает.
Не то, что она не была благодарна селянке, да и деревушке, что так удачно попалась на пути, но нахождение здесь все больше тяготило душу. Было достаточно того, что она не помнила добрый кусок своей жизни, проживать еще какой-то из него не хотелось в чуждой стороне от слова «совсем». Аль хотела уйти, как только  сможет держаться в седле достаточно для того, чтобы добраться до ближайшего города, откуда и намерена отправиться в Мандран. В Таллем ей путь заказан до разбирательств, как минимум, и возможно до конца дней, как максимум. В Хартад пока тоже не хотелось «возвращаться». Не в таком состоянии…Засим лоддроу искренне надеялась, что ее состояние, что стремительно улучшалось, не станет преградой на пути скорого отбывания. Конечно, многое зависело от «ее» лекаря, но это ровным счетом до того момента, пока она не начнет передвигаться без посторонней помощи. Когда сие произойдет ее мало что сможет удержать от желание убраться отсюда подальше да побыстрее.

Отредактировано Альвэри (2016-09-19 15:08:30)

- Что, глазки щиплет?
«Ни то слово». С этой мыслью, что готов был переложить на слова, Бэйнар посмотрел на Эби, тепло улыбнувшись. Как ни крути, а простота в общении и некая взбалмошность суккубии играли только на руку всей компании, разряжая моменты неловкого молчания, то и дело вспыхивающие между четверкой. Но вот ответить девушке вслух мужчина ничего так и не успел.
Внимание привлек вернувшийся с утренней прогулки Леви. Приближение алхимика иштэ заметил краем глаза, как и приподнятый настрой товарища, что, казалось, флюидами запредельного счастья и позитива «стелился» за добрые метры от алхимика, заражая все живое вокруг своей энергией. Перемена в настроении знакомого была настолько разительна, что оставалось только дивиться.
- Я так вижу, вы все решили погулять. Альвэри, как вы себя чувствуете?..
Проклятый изумленно вскинул брови, впервые, наверное, за все знакомство с теперь уже шадосом видя улыбку на его губах. Да и этот тон, преисполненный легкостью и доброжелательностью… Эйнохэил вновь обратил свой взор на Эбигейл. По удивленному лицу его с легкостью можно было прочитать застывший во взгляде вопрос: «Я же не один это вижу, правда?». Ох как не хотелось, чтобы разум начал играть с Бэем подобно так же нехорошо, как и в лесу на поляне, именно сейчас. Да и вообще не хотелось, но благодаря именно тому единичному пока что случаю, мужчина не был уверен, что вообще находился в здравом рассудке все это время.
Сдержанный ответ Аль, резанувший слух своей «придушенной» сухостью, сумел отвлечь от разыгравшегося воображения, возвращая проклятого в реальность. Он мотнул головой, отгоняя дурные мысли и сосредотачиваясь на словах лоддроу. Для того, чтобы отметить былую отрешенность ото всех и вся, высокомерие, проскальзывающее в речи и поведении, и нежелание подпускать к себе, буквально выдавливая из себя капли показной доброжелательности, необязательно было поднимать на девушку глаз. Это чувствовалось в каждом ее сказанном слове, особенно «чисто» просматриваясь для тех, кто хорошо знал Альвэри в последнее время. Для Бэйнара ее манера поведения была далеко не в новинку (он прекрасно знал, что из себя представляла ледышка еще какими-то полутора месяцами тому назад), однако и лицезреть ее прежней было тяжело. Он привык видеть ее живой, открытой перед ним, без напускных эмоций и холода.
- … Пунктов телепортации здесь нет, а до города не близко...
Иштэ перевел внимание на Эби. Насколько он помнил по карте, ближайшим к ним городом оставался Рудморг, а не беря в расчет его и эльфийских территорий, так чуть ли не Ацилотс, в пути до коего можно было потерять с добрую неделю ходу. «Наверное». В остальном мужчина был полностью согласен с таррэ, как бы скоро не хотел покинуть эту деревушку и сам. Добавить ничего не оставалось, а ответ Левифрона вряд ли бы пришелся по нраву лоддроу, так что Эйнохэил предпочел узнать сроки их «заточения» здесь чуть позже, выделив каплю времени на безделье.
- Не могу не согласиться с Эбигейл, - после длительного молчания отозвался наконец проклятый, - Со всем. А сейчас, коль выдалась свободная минута перед обедом, пойду займусь чем-нибудь полезным для себя… Лошадь оседлаю, к примеру, если найду.
Бэй повел плечом, слегка улыбнувшись всем присутствующим и зашагав прочь с крыльца. Убивать время на всякую фигню было одним из того, что получалось у мужчины лучше всего. Он не был уверен в наличии второй кобылы, но как никогда желал уйти от натянутого разговора в присутствии Аль, тем более, что считал себя бесполезным сейчас для нее субъектом.

Отредактировано Бэй (2016-09-20 19:06:59)

Если Аль и услышала мнение помощников Левифрона (а она не могла не услышать, сидя слишком близко возле всей троицы), то и бровью не повела в их сторону, оставив их слова без должного внимания. Даже какой-то странный повод покинуть всех собравшихся, после ухода Эбигейл, со стороны второго мужчины, не заставил ее обратить на того больше внимания, чем уже было уделено ранее. Лоддроу выжидающе смотрела на повеселевшего лекаря, ожидая ответа. Благо, ждать долго не пришлось.
- Вы должны понимать, что я не кудесник. Мои ребята правы, вы еще слишком слабы, а рана едва начала заживать, здесь как минимум неделя то самостоятельного передвижения…- начал мужчина свою речь.
Нет, Фенрил не была столь наивна и не сведуща, чтобы не понимать, сколь ее положение шатко, но таки полагалась на руки и голову «кудесника». Вдруг, что придумает даже в столь экстремальных условиях. Но, увы и ах, ничего, что могло вызвать и в ее душе всплеск радости или довольствия, коими светилось лицо лекаря, он не произнес. Зато она убедилась, что ее интуиция касательно сего субъекта не ошиблась, ученым он был во всех отношениях, судя по всему. «Алхимик…но без лаборатории…в каком-то Богами забытом месте…как тривиально все. Я действительно чем-то насолила в забытой жизни…»
Альвэри глубоко вздохнула, постукивая ногтями по деревянной лавке и отводя взгляд от Левифрона. Ей не нравилось услышанное, хотя она  подсознательно и ожидала подобного ответа. Хуже всего была зависимость и немощность, а остальное лишь дополняло, усугубляло - чужой край, стертый клочок жизни... Все это вкупе лежало тяжелым грузом на плечах, заставляя чувствовать себя согбенной старухой. Хотелось все это сбросить, но сил не было…пока не было. Лоддроу нахмурилась, пытаясь придумать всевозможное «ускорение» для сложившейся ситуации, но вопрос лекаря заставил вновь обратить на того внимание. Девушка чуть изогнула бровь, какое-то время помолчав, раздумывая о своем, и лишь спустя несколько мгновений проговорила.
- Я совершенно точно знаю не только свое имя, глубокоуважаемый Левифрон,-  начала она все тем же, ничего не выражающим, тоном. – Я помню все до мельчайших деталей, начиная едва ли не с самого рождения и заканчивая работой в Таллеме…бывшей уже, полагаю, исходя из этого, - она подняла руку, сверкнув кольцом Драконов. – То есть все, что происходило до 1645 года уж точно, в коем я себя и помню в последних воспоминаниях. К слову, мне так никто внятно и не сказал, что за время сейчас, - как бы невзначай напомнила девушка, не став на этом акцентировать внимание, и продолжила. – Далее да, сплошной мрак. Причем совершенно непробиваемый, как бы не пыталась я хоть что-либо вспомнить. Словно запретная зона, в кою мне вход заказан с любым билетом… Однако это не меняет того факта, что у меня таки есть дом. Дом, где я родилась и где меня всегда ждут, независимо от того, помню что-то или нет. Не думаю, что в моем забытом прошлом произошло что-то столь ужасающее, что закрыло передо мною дверь родного дома, - по губам скользнула тень ироничной усмешки. -  Туда я и хотела бы отправиться, и чем быстрее, тем лучше, - на этих словах лоддроу  сделала легкий натиск. – Я понимаю, что прошу едва ли не невозможное, но мне очень бы хотелось… Кто знает, возможно, в Мандране я смогу найти какие-то ответы о том промежутке жизни, что успешно забылся. Даже если этого не случиться, всегда успею предстать пред глазами Драконов и там уж точно что-то да выясниться, а там, глядишь, вспомниться все, - Фенрил чуть повела плечом. – В любом случае, я не могу отсиживается здесь слишком долго. Это все…оно не способствует ничему, что явило хотя бы нить, за кою можно уцепиться. Это ожидание, переживание дней, гуськом снующих друг за другом, без толку проходящих…оно претит всему моему существу и лишь увечие сковывает мои действия, лишая решительности, не более. Поэтому, повторюсь, не требую от Вас невозможного, но если есть возможность максимально уменьшить срок пребывания здесь – была бы благодарна. В долгу ни перед Вами, ни перед Вашими помощниками не останусь, поверьте, учитывая, что я прервала ваш путь. Но положиться мне пока не на кого, думаю, это понятно и без слов, поэтому я принимаю Ваше мнение в расчет пока что беспрекословно.
Аль улыбнулась, слегка тяжеловато поднявшись и держась за стену дома, явно намереваясь уходить. Но она повременила, добавив:
- Я Вам доверяю, Левифрон, настолько, насколько возможно доверять человеку, коему обязан жизнью. И надеюсь, что Вы останетесь в моем распоряжении, пока не перестану нуждаться в ней. Но, тем не менее, Вы вольны сами решить, стоит ли себя так обременять даже после относительного выздоровления случайного пациента, - она вновь усмехнулась. – А теперь, прошу меня простить, вернусь к себе. Я бы хотела узнать еще подробности того, как Вы меня нашли и что при мне было, кроме сумки...но это, пожалуй, оставим на потом.
Она дико устала, несмотря на то, что, фактически, ничего не делала за последнее время, а только отдыхала. Хотелось прилечь и уснуть, забывая о всех напастях текущих дней. Поэтому, отказавшись от любого вида предлагаемой помощи, лоддроу медленно поплелась прочь, возвращаясь в дом.

Никто не учил Левифрона красноречию и всякой прочей изящной речи. Его также не учили врать, напротив, будучи человеком прямым до безобразия, он резал правду-матку без малейшей оглядки на этичность и уместность, свято веря в то, что мишура осторожности в словах скрадывает истину и отводит глаза от действительно важного посыла. Мернотовцы вообще всегда были ребятами откровенными и бесхитростными: если радуются, но неуместно громко, если злятся, то с кулаком, летящим в зубы раздражающему элементу.  И уж тем более они все единогласно верили, что гноящуюся руку нужно рубить безжалостно и без размазывания соплей по лицу, ибо если не рубить, то гнилая кровь убьет все тело. А мертвое тело держать оружие не может. Но одно дело – принимать решительные действия в ситуации, когда иного выбора нет, а другое – с радостью вываливать все скелеты из шкафа во славу некой честности. Забота врача – обеспечить пациенту выздоровление и наиболее возможное благополучное состояние. И остаться живым самому. То болото, в которое они все дружно ухнули, нельзя было переплыть махом, хотя очень хотелось просто взять и закончить этот цирк. Если бы он только не знал, что любое неосторожное движение может привести к тому, что трясина затянет мгновенно, и охнуть не успеешь…
- Я совершенно точно знаю не только свое имя, глубокоуважаемый Левифрон, - бесцветная интонация, вступавшая в конфронтацию с недавней улыбкой, не изменилась, но не нужно было никакой эмоциональной окраски, чтобы заметить изменение. Конечно, ей не понравилось такое смелое осуждение.
«Наверное, это должно быть в порядке вещей для человека, потерявшего память. Она будет хвататься за оставшиеся при ней осколки, а любые попытки их отобрать встретит оскалом».
Жалкое зрелище было, по правде сказать. Потерявшаяся лоддроу не производила того впечатления, которое пыталась создать своей закрытостью, холодностью и царственностью, напротив, выдавала собственную растерянность. И эта поспешность… Она раздражала Левифрона, если уж на то пошло. Как капризный ребенок, она требовала от него чудес, хотя Герхен и так уже сделал слишком много, когда не оставил ее умирать, наслаждаясь зрелищем со стороны. И тем более он не просил ее спасать его с виселицы, жертвуя собой, Филин абсолютно добровольно шел туда, пусть и страшно пожалел впоследствии, но это был вполне осознанный выбор. Ничего бы не поменялось, он так же бы прошел тот путь, сломался бы в итоге и воззвал к милости самой темной тьмы. Разница была бы лишь в том, что воскрес бы он не под кустом, а в петле. Или в месте погребения. В Мерноте редко случались казни, это был случай из ряда вон, а потому Герхен не имел ни малейшего представления, что делают с телами казненных. Едва ли их сжигали, как поступали с умершими членами гильдии. Скинули бы в яму какую, наверное, закопали – и дело с концом.
«Ладно, я просто буду относиться к ней не как к Альвэри, которая знала, что такое поход и как в нем следует себя вести, а как к капризной девице из богатенькой семьи, которая за городские стены никогда не выходила. Я тут врач, в конце концов. Сказал неделя – значит неделя».
Хорошее настроение плавно улетучивалось. На смену ему приходила разочарованность человеческой глупостью и стойкое желание пойти куда-нибудь погулять, как и поступил Бэй. Не любил он капризных пациентов. Не любил - и все тут. Да и людей, в общем-то, тоже, если они открывали рот и начинали разговаривать.
- … Но положиться мне пока не на кого, думаю, это понятно и без слов, поэтому я принимаю Ваше мнение в расчет пока что беспрекословно.
Одолжение. Так и быть, пока что вы будете считаться правым, но это пока у меня не закончится терпение. А потом вы будете снова вокруг меня плясать, потому что я тут жертва. Почему-то Левифрону никто не давал времени разобраться в себе, никто не торопился помочь ему в его метаниях, утешить и успокоить. Ему пришлось самому сдерживать океан ненависти и то вечно голодное чудовище, что сейчас сидело в нем. Кто-нибудь спросил его, каково было сдохнуть на виселице под всеобщее молчаливое одобрение, а потом вернуться обратно, но благополучно продав душу и подписав согласие на вечные муки при жизни? Кто-нибудь поинтересовался, каково потерять все в жизни, даже то, что не имеет осязаемой формы, и остаться один на один с образовавшейся пустотой, которую уже ничем не заполнишь, не заставишь перестать болеть? Нет. Ему просто вручили новую порцию дерьма, которую нужно было разгрести. 
«Вежливость, Леви. Веж-ли-вость!»
- Благодарю, - отозвался алхимик со всей возможной доброжелательностью, созерцая, как девушка встает, неловко опираясь о стену дома. Помогать он ей не торопился. Отдавать таковое распоряжение Эбигейл, которая появилась на пороге, тоже.
- Я Вам доверяю, Левифрон, настолько, насколько возможно доверять человеку, коему обязан жизнью. И надеюсь, что Вы останетесь в моем распоряжении, пока не перестану нуждаться в ней. Но, тем не менее, Вы вольны сами решить, стоит ли себя так обременять даже после относительного выздоровления случайного пациента.
«Смешная шутка. Тейар бы точно посмеялся», - без какого-либо оттенка веселости подумал алхимик, никак не реагируя на усмехающуюся Альвэри. Издевка не становилась слаще даже если выразивший ее понятия не имел, что издевается.
- Плохой был бы из меня лекарь, откажи я в помощи, если вы в ней по-прежнему будете нуждаться. Я должен быть уверен, что вы действительно переданы в хорошие руки.
Едва только Альвэри ушла, как брови алхимика сошлись на переносице, и он в порыве негодования пнул какой-то камушек.
- Решать волен, как же… - пробубнил мужчина, глядя на дверной проем, в которой скрылась лоддроу. Наверное, он так бы и негодовал дальше, ринувшись спускать пар на всех камушках в деревне, но к нему подошла рыжая, чего от нее мужчина не ожидал в свете их милого недавнего разговора. Ему казалось, что она теперь его опасается и явно не горит желанием лишний раз находиться рядом.
- Почему нам не сказать ей правду? – зашептала девушка, постепенно приближаясь все ближе и ближе. - Я не знаю, сколько еще смогу держать себя и случайно не проболтаться. Если у нее это навсегда, то ей рано или поздно все равно придется узнать. Да и так ли хорошо скрывать, в каком она положении? Вскоре у нее могут проявиться симптомы и желания облизать полевой цветочек с утренней расой. Уж это ее точно наведет на определенные мысли. А там и вполне конкретные вопросы.
К концу своей речи она оказалась настолько близко, что и сам Левифрон почувствовал себя несколько неловко. Эта неловкость сгладила остроту раздражения, Герхен растерял львиную долю суровости своего вида. Впрочем, Эби и сама сообразила, что увлеклась, и поспешила разорвать дистанцию, от старания даже споткнувшись и едва не упав. Неловкости это только прибавило.
- Кхм.. сегодня 25-ое и до месяца Страстного Танца.
«Часов десять-двенадцать я был мертв, выходит, - прикинул в уме Герхен. – Ночь была тогда. Совсем недолго…»
Он в очередной раз подивился обманчивости времени. Ему казалось, что на той стороне он прожил несколько жизней, что века пролетели и развеялись пылью. Удивительное явление.
- Можем, конечно, ждать… А еще мы можем перетряхнуть все свои вещи, и ее сумку тоже. Свои пожитки я помню, и из лечебного остались только 3 зелья жизненной энергии. Но может у Бэя или у нее есть что-то, что ускорит регенерацию. Зелья, мази, растения. Мы же не смотрели. Да и потом, сколько нам придется в дороге провести времени?
Алхимик посмотрел на рыжую. Еще одна торопящаяся, хотя причин для ее спешки Левифрон не видел. Да, ситуация была так себе, возможно, имела место женская солидарность, но в отличие от них с Бэем, Эбигейл не несла никаких потерь от амнезии Альвэри.  И ей было некуда торопиться. Но она зачем-то убеждала его, что ждать и обманывать больше нельзя было.
- Мне нужна лаборатория, чтобы сделать что-то действительно эффективное. И время. Ты видела, чем я ее лечил – наспех сделанными отварами из трав, которые смогли помочь только из-за лошадиной дозы, которую я в нее влил. Если ты считаешь, что сможешь найти что-то, что может мне помочь, то вперед, я никому не запрещаю обыскивать вещи и трясти седельные сумки. Кто знает, вдруг ты даже найдешь местного самогонщика, у которого будет дистиллятор и прочий инструментарий.
В словах мужчины звучала только усталость и напускное спокойствие. Уже второй раз за последние несколько минут он пытался объяснить, что выздоровление требует определенной платы и времени, но все продолжали ждать от него щелчка пальцев, который разом затянет раны лоддроу. Он бы уже давно сделал что-то подобное, если бы мог. Но он не был магом света, который был бы в состоянии творить чудеса без дополнительных материалов и инструментов, Левифрон был алхимиком, который мог сделать даже больше мага света, но только в определенной обстановке. Только вот не найти ее посреди чиста поля.
- А что касаемо правды… Давай на минуту представим эту картину. Я вхожу в комнату и начинаю рассказывать про болота, где ее милостью несколько людей погибло, еще несколько – пропало без вести, про проклятие Бэя, ради излечения которого все эти люди и сгинули там, где их кости найдут только падальщики и нежить, про то, что я, в общем-то, тоже мертв. Расскажу, что она вовсе не напоролась на ветку, а словила стрелу мернотовца, когда пыталась сорвать мою казнь. Причем словила зря, потому что казнь все равно свершилась. И да, закончу я тем, что она беременна от Бэя, но ей было наплевать и на ребенка, и на его папашу, потому что все эти мрачные события свершились уже после, - Герхен остановился, покачал головой. – Поставь себя на ее место и скажи мне, что ты захотела бы узнать подобное о том, что ныне скрывает завеса амнезии. Может, оно и к лучшему, если она никогда не вспомнит, что же там спрятано.
По ходу речи Филин сам уселся на освободившуюся лавочку, вытянул ноги и прислонился затылком к срубу.
- До тех пор, пока она меня слушается, ничего страшного не случится. Мы придумаем, что делать, но рубить сплеча точно не стоит.