[ Портовая деревня Терель ]
18 число Благоухающей Магнолии 1647 года, раннее утро

Путешествия в одиночестве через всю карту были совершенно отличны от таких же приключений, но в компании, даже если эта компания трещала по швам, не могла скоординировать самые обыденные и банальные действия, а любое слово могло вызвать конфликт, доходящий до мордобоя. Атмосфера была совсем другая, совсем другие мироощущения. Левифрон и в обыденной жизни был склонен к меланхолической отрешенности, но сейчас же его и вовсе не покидало ощущение, что это совсем не он идет куда-то, едет, договаривается о переезде из города в город, отстегивает звонкую монету вознице. Ему казалось, будто он ухнул в реку, и теперь она несет его куда-то вперед, неумолимо и решительно. И ноги сговорились с этой рекой, и руки, да и все тело с разумом на пару, ибо первое отказывалось барахтаться, а второй загасил малейшие остатки воли и желания делать что-либо вопреки подхватившему алхимика течению. Это можно было бы назвать апатией, если бы всей этой безвольностью не руководило намерение не сдаться судьбе, но выползти из болота, в котором Герхен по воле обстоятельств оказался. Долго ли можно бегать? Долго ли можно прятаться? Найдут, выследят, и не столько страшным будет наказание, сколько каждодневный страх этого наказания. Страх каждой тени в ночном лесу. Страх каждого незнакомца в городе, слишком долго и пристально глядящего в глаза, будто силясь вспомнить знакомые черты. А после – страх самого себя, ведь слишком много было связано с ныне запретными вещами. И окажешься повязанным по рукам и ногам в собственной голове, запуганный и забитый, пока паранойя не возьмет свое. Трясина не знала жалости, и рано или поздно гнилостная вода, покрытая тиной, сомкнулась бы над головой, сокрыв свет и отрезав все возможные пути назад. Останутся только сожаления и укоризна на те несколько секунд, пока хватит дыхания.
С каждым днем тучи над Левифроном становились все гуще и плотнее, пусть даже на улице вовсю входила в свои права весна, ярко светило солнце, а воздух наполнялся теплотой. Некому уже было разбавлять его одиночество и отвлекать от мыслей, что были столь глубоки, что можно было уже не вернуться на свет, некому было замещать обыденным бытом дилеммы мироздания и личного тупика. Филин, который, казалось бы, ожил в компании Альвэри и ее разношерстной банды, взяв на себя роль всеобщего папы-птица, без которого желторотые птенцы убьются, и сам наставлял всех, потихоньку возвращался к своему изначальному амплуа, отбрасывая заботу о приземленной рутине, будто шелуху. Алхимик так и не поел ничего с самого последнего завтрака на корабле Хромого, да и на сон уже давно махнул рукой. Едва ли человек, который с трудом замечал меняющийся за пределами повозки пейзаж и мелькающие вокруг деревеньки и города, обращал внимание на такую мелочь. Хотя повозка торговцев, размеренно покачивающаяся на неровностях дороги, и неспешный путь в ночной тиши, убаюкивала, но покой все равно не шел.
Наоборот, пока ехали сквозь ночь, Левифрон весьма четко осознал бессмысленность всего происходящего. Более двадцати лет жизни прошли под знаком преданности алхимии, так же должны были пройти и следующие сорок, пока невероятная мешанина опытных образцов в крови и безумный образ жизни не подкосили бы хрупкое человеческое тело, отдав его на поруки Габриэль. Абсолютно все в этом мире имело смысл, обоснование и логические последствия. Левифрон точно знал, кто он и что делает. И сейчас, оглядываясь и окидывая взором все прошедшее, он искренне не понимал, какого черта тогда согласился трансмутировать девочку с непонятной генеалогией и набором Серы, Соли и Меркурия. Зачем бежал из родной крепости куда-то в дикий мир под влиянием этой оголтелой девицы. Зачем повез ее на другой край карты. Зачем забрался еще дальше, когда боги забрали ученицу, уподобив ее случайно промелькнувшему видению в его жизни, и подсунули на ее место Альвэри с этими дурацкими булками в руках. Зачем подписался на ее больную авантюру, когда видел, кто, куда и с какой целью идет. Зачем пошел дальше, когда их поход окропился кровью, и лично его руки окрасились багрянцем.
Чтобы положить голову на плаху? Чтобы сгнить в застенках, глядя на то, как у мейстра просто не хватит духу подписать приговор собственному племяннику, что был как сын, коего у нее никогда быть не могло? Чтобы вечно скитаться, потеряв дом и любимое дело?
Именно той ночью по дороге в Таллем Левифрона накрыла с головой эта удушливая волна, и ему казалось, что даже звезды погасли, настолько заволокла пелена безысходности его глаза. Он не мог постичь всей той бессмысленности того, что с ним случилось. Не мог. Ему казалось, что этого просто не могло произойти, что это дурной сон, ибо никакая логика не могла объяснить, зачем сучилось то, что случилось. Более того, Филин понимал, что вся эта дорога вела к одному неизбежному итогу, и его до глубины души поражало то упоение, с которым он самолично летел в бездну все это время. Это точно был он? Каждое действие и каждое решение лежало на ладони, память услужливо показывала каждый перекресток, каждое расхождение троп. Как могло так получиться? Может, он действительно болен, как любили поговаривать в Налии?
И даже если не думать о том, что возвращение в Налию станет точкой для очень много, как он мог просто идти вперед, совершенно не замечая, что творится вокруг? Вспомнилась Альвэри, впадавшая в шок от тех жертв, что приходилось приносить во славу ее сумасбродной идеи, а после и вовсе отогнавшая от себя всех, когда осознание наконец ее придавило. Именно Левифрон тогда громче всех кричал, что пора снять розовые очки. Сейчас же его передернуло от собственного цинизма. Тогда же ничего не шелохнулось ни когда бесследно пропали Яр с Рьяной, оставив все свои вещи, ни когда Нэа отправилась одна в темноту, изгнанная прочь, ни когда погибли оба адепта с разбежкой в несколько часов, оба выполнявшие его указания, ни когда Кела удалось спасти лишь чудом, что, впрочем, всего лишь отсрочило неизбежный итог для разведчика, ибо смерть уже взяла его след.
До той ночи Герхен считал себя добрым человеком. Теперь, когда он смог узреть свои деяния со стороны, он более в этом не был так уверен. Будто бы посмотрел в зеркало и увидел в нем кого-то совершенно другого. 
«Может, на эшафот мне самая дорога. Круг должен замкнуться».
Ведь кто сказал, что тем смертям и потерям было оправдание? Кто сказал, что душа одного иштэ того стоит? Глупость вызвала жатву, а потому стоило ли удивляться, что она должна была перемолотить все, чего коснулось желание Альвэри.
Эта мысль даже как-то успокоила Герхена. В подобной отдаче мироздания уже был смысл. Это было понятнее, чем собственное сумасшествие и временное помутнение рассудка, ибо никак иначе свои решения Филин объяснить не мог. С этим даже можно было согласиться.
Рассвет и Таллем подкрались очень незаметно, Левифрон увидел их только тогда, когда один из наемных охранников тронул его за плечо, вырывая из омута собственных тяжелых мыслей. До этого алхимик смотрел, но не видел ничего вокруг себя.
- Эй, с тобой все хорошо?
Нельзя сказать, что парень так уж переживал, но внезапный труп в повозке нанимателя братку явно был не нужен. Герхен встрепенулся, огляделся по сторонам.
- Приехали уже?
- Вон же ворота, неужели не видишь? Слезай давай, по городу не повезем.
- И на том спасибо.
Отстегнув торговцам и их охране несколько монет, Левифрон спустился на землю и двинулся в город. Конечности и спина затекли от неудобной позы, ибо сидеть пришлось между тюками да коробками, кое-где даже ощущались синяки от коварно подкравшихся углов, но в целом жаловаться было не на что.
Таллем находился совсем недалеко от Ледяного пояса, тут уже практически ощущался дух родной крепости. Одного лишь осознания географической близости уже хватало. И вроде как при мысли об этом в грудной клетке затеплилось что-то очень приятное, а ноги будто сами пошли быстрее, но почти сразу все это исчезло, по спине пробежался холодок, а дыхание сперло.
Что он натворил… Что он только натворил…
«Может, я иду не за наказанием? Может, я иду за искуплением?»
Естественный цикл, замкнутый круг. Жертвы потянули за собой другие жертвы, и пока все концы не будут сведены друг с другом, история не закончится. Его личная Изнанка не закончится. И лучше ответить за содеянное сейчас, чем созерцать, как незнакомец в зеркале меняется дальше. У всех чудовищ этого мира тоже когда-то была душа.
Пункт телепортации с помощью местных нашелся быстро, еще быстрее магия унесла алхимика прочь из славного города Таллем в обитель гномов – Рудмрог.  А там уж при помощи блестящих сребров он нашел себе извозчика, согласившегося довезти до Тельвы, благо под это дело у него там и старые знакомые нашлись, с которыми гном был не прочь выпить, и жена ему целый список вручила, что у мернотовцев прикупить нужно, а то «в этом каменном саркофаге даже в суп бросить нечего!». 
Путь алхимика подходил к концу.

[ Рудмрог >> Деревня Тэльва, 18 БМ, ночь ]

Отредактировано Левифрон (2016-03-15 00:52:11)

26 число Благоухающей Магнолии.
1647 год от подписания Мирного Договора.
Полдень.

Вечнозеленый сад

Без спешки, сохраняя осторожность, Эстер продвигалась к намеченной цели. Этой целью сейчас был Монастырь, но скорее того – путь к нему… Путь неблизкий и весьма непростой. Поспеть туда в срок своим ходом не представлялось возможным, и более того – путешествие в холодные горы могло быть смертельно опасным для одинокого путника. Эстер же была здравомыслящей юной особой и собственные силы оценивать могла объективно, поэтому перво-наперво запаслась минимальным набором того, что могло пригодиться в далеком походе и, прямо здесь и сейчас, надеялась найти себе спутников:
«...чтобы хоть кости мои смог кто-то доставить в Обитель. Ах, практика телепортации посредством рунической магии была бы сейчас очень кстати… Но, увы мне! Пока даже думать об этом не стоит – затеряться на таком расстоянии труда не составит. А по частям от меня толку мало…» - улыбнувшись своим собственным мыслям, Эстер окинула взглядом гудящую, словно рой диких пчел, площадь перед Городскими воротами.
Жизнь здесь кипела всегда: через ворота въезжали и покидали город металла и магии торговцы всех мастей и народностей, путники – конные, пешие – с восторгом смотрели на город, открывшийся взгляду, или угрюмо препирались со Стражей, предъявляя у ворот документы, извозчики поили уставших коней, проверяли исправность повозок, слуги надежно крепили хозяйский багаж, а воришки считали, чей дорожный кошель всех быстрее прохудится от ноши…  Каждый был занят своими, безусловно необходимыми, важными и не терпящими отлагательств делами. Площадь полнилась голосами и звуками, солнце стояло высоко, и только редкие клочковатые облака затмевали его ровный свет.
Эстер подняла глаза к небу, выискивая среди стай городских голубей серое оперение своего фамилиара. Келли было поручено важное дело – поиск подходящих паладинке попутчиков. Острое птичье зрение было в этом деле хорошим подспорьем: разобраться, у кого из торговцев повозки загружены меньше всего, знаменовало бы половину успеха! Далее стоило только лишь убедиться, что предполагаемый спутник действительно направляется в необходимую сторону, и готов взять монахиню «на борт» (в понимании Келли, это всегда почему-то звучало как «на борт», что могло объясняться его никому неизвестной историей жизни «до Эстер», хотя объяснять он никому ничего не спешил). С Ильтарова благословения, разумеется…
- Каррр-рамба!! – спикировав вниз, словно ястреб, попугай шумно чиркнул крыльями воздух и впился коготками хозяйке в плечо, чего она, впрочем, не сумела почувствовать сквозь плотную ткань шерстяного плаща. К слову сказать, этот плащ, вкупе с плотным одеянием сестры милосердия, был слишком жарким для погожего весеннего дня. Эстер, однако, не торопилась упаковать его в сумку – серый цвет, в отличие от белоснежно-непорочных одежд, позволял ей смотреться в толпе неприметно. С общением у этой девицы было всегда не особо, и, если бы только не Келли…
- Ш-ш-ш! – Эстер, приложив к губам палец, строго пригрозила своему компаньону и, нервно жестикулируя, растопырила пальцы. – Я же просила тебя! Подбирай выражения! – Келли только беззаботно присвистнул и сделал вид, что занялся чисткой своего оперения. Пререкаться сейчас у него настроения не было:
- Вон тот карр-раван! – корелл махнул крылом в направлении торогвых повозок, что казались ему «перспективными» в плане предоставления места для путника. – Только, Создателя р-ради, не скупись на сей р-раз…
Эстер, печально вздыхая, кивнула, нащупывая под плащом вышивной кошелек, закрепленный на поясе. Не то, чтобы паладинка жалела монет, но бережливой ее было можно назвать – все нынешние сбережения Эстер, полностью состояли из денег, что девушка смогла некогда выручить от продажи отчего дома в Хартаде. И коль скоро сбережения эти постепенно скудели, любые расходы, которых в иной ситуации паладинка могла избежать, казались ей непозволительной расточительностью.
«Только Создателя ради…» - с иной интонацией повторила предупредительную фразу своего фамилиара Эстер внутри своих мыслей и, подняв белоснежный подол так, чтобы тот не подметал мостовую, направилась в сторону указанных Келли повозок. Казалось, что караван уже собран и готовится тронуться в путь, но торговец еще с кем-то беседовал – рядом с груженой телегой стояли молодой человек и какая-то, экзотичного вида, девица.

Отредактировано Эстер Холли (2016-10-18 11:56:47)

- Слушай, Таборитка, я это... - После непродолжительного молчания Курт вдруг подал голос. Снова. А Виндек-то уже стал надеяться, что почти забыл о нем. Кажется парень так сосредоточено решался это произнести, что, в конечном итоге, даже забыл - что именно. И теперь вынужден был наскоро импровизировать - Хотел сказать тебе, не знаю даже... Спасибо, что ли, сказать. Ну ты знаешь... этот твой спектакль на рыночной площади. Без него босс бы меня нипочём не заметил бы. Не нанял бы в экспедицию и всё такое...
- О, не стоит благодарности! - Воскликнул Виндек с самой своей театральной интонацией и жестом будто бы символически отстраняясь от собеседника. - Моей заслуги в том немного, а счастье окунуться в это восхитительное по полноте представленных в нем холерных форм болото ты урвал себе сам. И только сам. Гордись же!
- В смысле? - Курт вроде бы и понял, что над ним издеваются, но решил для верности уточнить.
- В том смысле, человече, что сумел проявить ты себя с нужной стороны пред господином Бубой. Ты думаешь он не желал тебя брать из-за сомнения в твоих боевых навыках или недостатка опыта? Вряд ли он и сейчас платит тебе больше, чем полагается платить мальчику на побегушках. От тебя ему нужны отнюдь не способности... готовность по первому слову отметилить беременную женщину, лишь бы понравиться боссу - вот чем куплено его расположение. Обычно ведь в людях твоего возраста всё ещё сильны представления, сформировавшиеся под впечатлением добрых детских сказок. Но ты доказал, что уже полностью свободен от химеры, зовущейся совестью. Далеко пойдешь, если конечно хозяин не сочтёт целесообразным разменять тебя на что-нибудь более полезное.
- Да я и не видел, что ты беременная-то... - смутился начинающий наемник - И кто ещё кого отметелил?! Я ж тебя только оттащить хотел... а ты ну лягаться! Да я ж из-за тебя чуть не охромел! Болит всё ещё...
- Бедняжка...

И тут они услышали Барона. Барон орал. Видимо, к это уже стоило начать привыкать. Объектом злобы негоцианта оказался какой-то низенький большеглазый человечек в пестром клетчатом кафтане.
- Что в словосочетании "пошел вон!" тебе не понятно!? Если я сказал это утром, что такого произошло к полудню, чтобы я сказал что-то другое?! Или ты думаешь, что мое мнение меняется в зависимости от положения солнца над горизонтом!? Мы едем торговать с гномами! С гномами!!! Ты знаешь, что нужно гномам?! Им нужно то, что они никак не могут достать, сидя в своей пропахшей плесенью дыре: табак, сахар, специи, зерно, вина, ягоды, дерево, лесное зверьё и птицы в конце концов! А ты чего продавать собрался?!
- Г.. г.. г... горшки...
- За каким Акалом им твои горшки!?! Ты кому их там продать будешь?! Нет, ты лучше поведай, как со мной расплачиваться собираешься?! По миру меня решил пустить, шельма!? Знаешь хоть сколько нынче стоит организация торговой экспедиции???
- Но.. но.. но здесь ведь их тоже никто не покупает...
- Идиот... - тяжело выдохнул Барон и, отводя утомленный взгляд, наткнулся им на Виндека. Виндек тут же вошел в образ, закатил глаза приложил ко лбу руку, весь затрясся и прокричал патетически: Вижу! Вижу огонь! Крыша трактира падает в пламени! Вижу могучую магию, носящую смерть по деревне! Много разбитой посуды! Деревня Волкода! Туда держи путь! Пораженный человечек три раза поклонился и убежал запрягать осла в повозку с горшками.
- Вообще-то это я тебе плачу, а не он. - Напомнил Барон с какой-то, кажется, угрозой в голосе - Ну, хотя, молодец, что его спровадила... Стой! Да ведь я тебе тоже не плачу! Почему тогда я тебя помню? Ты не должна мне денег? Ах да! Я же хотел подыскать тебе место в караване... сейчас... сейчас...

Не успел он договорить, как к нему подскочил ещё один торговец: высокий и тощий, с черной заплетенной в косичку бородой, в широкополой шляпе и стареньком черном сюртуке.
- Я конечно дико извиняюсь, почтенный, но не далее, как на той неделе, когда мы обсуждали наши дела на дому у моего двоюродного брата Вараввы, вы таки обещали защитить мои вина. У меня даже расписка есть.
- Я утроил охрану по сравнению с прошлым заходом! Что вам от меня ещё надо??
- Нет, посмотрите на него пожалуйста, он спрашивает! А кто же будет защищать мои вина от вашей охраны? Я везу коротышкам замечательные игристые Таллеммо урожая 1640 года, надеясь выручить по серебряной монете за бутылку. И что я вижу, когда мне приходим платежная ведомость? А я вижу, что кто-то их всю дорогу пьёт! Потому что, не знаю как вы это объясните, а я не могу иначе объяснить, почему серебряных монет оказывается меньше, чем я отправляю бутылок. Вы может не знаете, но в детстве я учился математике.
- О Ванеса... Слушайте. Если вы сидите в своей конторе и думаете оттуда что мир идеален, я должен буду вас разочаровать! На горных дорогах телеги иногда переворачиваются, где-то происходят обвалы, заносы... бутылки бьются. Груз уносит течением при переправе, на караваны нападают разбойники и дикие звери, королевские патрули, которые приходится задабривать при проверке деклараций. Определенный процент порчи груза, особенно столь хрупкого, следует изначально учитывать при расчете прибыли!
- Семь лет выдержки...
- А вот моя выдержка на исходе!
- Вы так это не скажете, но во всему видно хотите, чтобы я изъял свою долю из нашего предприятия и обратился кому-нибудь ещё.
- Там вам скажут то же самое!
- Вам уже не нужны сорок процентов доли вложения в вашу экспедицию?
- Тейар! Ну давайте я приставлю охранять ваши вина какую-нибудь монахиню! Уж она точно не будет их тырить!
- Я всё-таки больше бы рассчитывал на боевых псов. С отравленными шипами на ошейниках.
- У псов есть псарь...
- Тогда может псарь-монахиня?
- Р-ррр....
Вижу!! Вижу!! - заголосил опять Виндек.
О! Сейчас духи решат все наши проблемы! Думали, зря я таскаю с собой пророчицу... - Заметил Барон. Скептически.
Да нет же! Вижу... просто вижу. Вот вам монахиня. А вон тот тип явно владеет целым зверинцем.
Барон облегченно вздохнул. Ну видите, духи меня никогда не подводят. Он подался вперед.
- Эй, барышня.... в смысле, ваше преподобие. Или как там к ним обращаются?...
- Сестра?
- Точно! Эй, сестра! Не желаете ли прокатиться с комфортом, да ещё и подзаработать на благотворительность? - Барон Буба широко заулыбался, глядя на Холли. - Повозкой управлять умеете? Смотрите. Видите повозку с вином? Могу вас в неё устроить. Поедете вместе с дикаркой. Она нормальная! ...Надеюсь. Она правит - вы отдыхаете, потом меняетесь. Непыльная работа и о цене договоримся. Главное визжите погроме, если кто из солдатни полезет к грузу. Ну как, согласны?
А ты, Курт, - дернул он заскучавшего парня - сбегай ка и приведи сюда этого Хеля. Спроси, есть ли у него своя лошадь и сколько берет.

Отредактировано Виндек (2016-10-22 18:15:18)

Мужчина решил не вмешиваться в творившийся хаос и просто подождал, когда на него обратят внимание. Балаган творился еще тот, у себя за такие выкрутасы, мужчина выпорол бы караванщика и всех торговцев. «Ладно, а зачем они с собой шута взяли?» Другого объяснения странной женщине, он не мог дать. После "собеседования" с монахиней, к мужчине двинулся молодой человек.
-Хозяин хотел бы узнать, сколько и есть ли лошадь?-
Молодой сморчок, меч на котором висел как седло на корове, а наглая искра в глазах, быстро разозлила. Поэтому мужчина ухмыльнулся и посмотрел на одного из своих любимцев.
-Туман, десять?-
-Кааааррр!-
-Ладно, я и сам понимаю что мало, может двадцать?-
-Каааарррр!!!!-
-Не, ну сорок то должно хватит?-
В ответ, его легонько клюнули по пластине доспеха.
-Ну, хорошо, я все понял.-
-Кошель серебрянников и питание в пути, всем. Это только если все пройдет хорошо, за боевые столкновения возьму более.-
Видеть удивленное лицо мальчишки было просто наслаждением, ясное дело, что он денег таких в жизни не видел, да и ему платили в разы меньше.
-Дядя, а ты не…-
Злой тон и движение вперед, было сделано, увы, очень зря. Мрак рванулся и повалив посыльного, оскалился напротив лица.
-Полежи.-
Оставив злую зверюгу и дальше капать слюной на испуганного парня. Мужчина принял вид грозного вояки и направился вперед.
-День добрый уважаемые, мы тут с вашим подопечным не поделили. Моя цена кошель серебра и кормежка, во время боевых действий цена меняется. Сразу скажу, я не торгуюсь, времена опасные и за меньшее не пойду. Денег своих стою, зверье тоже, как ты видишь.-
Мужчина осмотрел охрану и сморщился.
-Сейчас грабят караваны, а ты набрал лентяев и младенцев. На нормальных наемников поскупился?!  Будь я на той стороне баррикад, ты бы стал моим лакомым кусочком. Смотрю вино, везешь, грабители за пойло на лоскуты порежут, в лесу напиться ой как хочется. Заплатишь, помогу организовать оборону, нет, значит готовься стать рабом и это в лучшем случае. Надеюсь, мы друг друга поняли, я за лошадью, как вернусь, дай ответ. Мрак, фу!-
Разворот на триста шестьдесят градусов и мужчина пошел к коню, улыбаясь. Все же в размеренной жизни не хватает изюминки, вот такой, которая заставляет кипеть кровь.
-Но компания собирается, ужас, Акал сейчас наверное хохочет…-
Хаос лишь грустно вздохнул и кивнул, как бы понимая опасения хозяина.

Стоило только завершиться переговорам Барона с монахиней, как на сцене возник очередной соискатель на должность охранника грузов. И, надо отметить, по внешнему виду его было несложно понять, что опыт участия в предприятиях подобного рода у сего господина имеется… Помимо того у господина имелся довольно любопытный багаж в форме набора разнообразных питомцев.
«Он их коллекционирует, что ли?» - не оборачиваясь, дабы чего доброго не привлечь к своей скромной персоне внимания латника, Эстер лишь краем глаза недоверчиво покосилась на злобного пса, не вызывавшего у нее даже тени приязненных чувств, и снова обратилась к раздумьям. – «А может, оно и неплохо, если за караваном присматривать будет профессиональный наемник…? Дороги близ Таллема правда известны разбоями. А уж разбойники явно не отличаются обходительным отношением с дамами! Или…» - взгляд ее снова скользнул в направлении латника, - «…как минимум, имеют весьма своеобразные представления об этикете», - ощутив, как на щеках пробивается нервный румянец, Эстер подняла глаза к небу и сложила ладони в молитвенном жесте.
Ее молитву однако, прервала прорицательница, как видно и впрямь обладавшая сверхчеловеческим интуитивным чутьем, позволявшим «подлить масла» там, где это было нужно меньше всего. Дикарские представления о мироустройстве не только разрушили до основания хрупкие надежды Эстер на нормальность Мимбари-Ниссу, но и до глубины попугайской души оскорбили ее компаньона.
Вытянув шею и распустив хохолок, Келли издал такое возмущенное «фьють», что уши у сестры заложило. Сама же Эстер лишь неуверенно пожала плечами в ответ, тем самым окончательно запустив у корелла паранойю по поводу попаданья на вертел: «Ну а что? Слышать байки на тему того, что пираты специально заводят подобную живность на случай голодного дня, мне уже приходилось… Чем темные боги не шутят?» - хладнокровие, с коим Эстер принимала любые, порой даже самые невообразимые факты, на веру, всегда поражала ее компаньона... И теперь, угрюмо нахохлившись попугай недоверчиво переминался на плече у хозяйки – будто не знал, безопасно ли там оставаться - и злобно зыркал на всю эту странную публику.
Тем временем, последние приготовления к долгой дороге уже были закончены, и пора было трогаться в путь. Мимбари-Ниссу лишний раз приглашать к путешествию не приходилось – пустынница быстро смекнула, что стоит скорее занять пассажирское место в телеге затем, чтобы предоставить работу извозчика прочим… А «прочими», при включении распределения дел и за исключением довольно развалившейся Ниссу в телеге, оставались лишь только Харон, сопровождающий повозку верхом, его чудная свита, и Эстер, коей как раз и вручалась возможность испытать себя в роли возничего...
Монахине не оставалось ничего, кроме как, оценив миролюбие лошади – солшской рысистой кобылы, неуклюже взобраться на облучок и, более-менее прочно устроившись там, взять в руки вожжи.
«Светлой Ильтаровой милостью», - пожамкав, приноравливаясь, вожжи в руках, Холли доверила душу свою на попечение светлых угодников, и понадеялась на милость небес, вежливо хлопнула кобылу вожжами по крупу: «Хочется верить, что горные тропы не размыло дождями, и что к арахнидам в нору мы все ненароком не свалимся», - не известно доподлинно, подействовала ли то вера Эстер, а то ли просто кобыла оказалась привычной к работе в запряжке, но тронулась в путь она безо всяких причуд…

Возможность оформить переход оставляю за замыкающим...

Отредактировано Эстер Холли (2016-11-21 00:16:42)