Переход с ночи 10 на утро 11 числа Благоухающей Магнолии.
1647 год от подписания Мирного Договора.

Хуже всего, когда в ожесточенной борьбе за осознание чего-то жизненно важного, вместо понимания и принятия, приходит...тишина. Глухая, всепоглощающая, стирающая все на своем пути и тем губительная. Именно это сейчас происходило с одинокой фигурой, что застыла, восседая на прибрежном камне, словно мраморное изваяние, потеряв счет времени и понимание его течение вокруг себя. Взгляд застыл, найдя где-то вдали лишь ему увиденную точку, на коей и сосредоточился. Ладонь, на которой доселе продолжало плясать голубоватое пламя заклинания, должно быть уже ныла от напряжения и одного того же положения, но это оставалось незамеченным. Девушка словно оглохла, ослепла и лишилась чувствительность в один миг, в какой-то момент поддавшись слабости и позволив себе "упасть" в омут душевных переживаний, что раздирали изнутри на части. Удивительным образом удалось удерживать заклинание, но надолго ли этого хватило? Со стороны могло показаться, что явись пред глаз ее тот самый праэсса, должного эффекта сие не возымело бы. Наверное, только дыхание, что полупрозрачным паром срывалось с губ, говорило, что она еще жива.
Ледяной кокон забытого обволакивал так настойчиво, возрождая в памяти то, сколь лучше было ранее, лишний раз подымая из глубин сознания воспоминания и пытаясь найти ее вину даже там. Как ни странно, получалось. Казалось, что кто-то издевается, искажая реальность и преподнося прошлое в столь невероятном свете в столь "благоприятный" момент, но кроме нее здесь никого не было...Только она и тишина. Глухая, зависшая тяжелым покрывалом над головой, мешавшая дышать, от чего сдавливало горло. Или не из-за этого?
Судорожный вздох, горло вновь сдавило от не выраженных чувств... Голова начинала кружится. Тишина ушла, но ей на смену пришел гул, бивший по вискам, словно молот по наковальне, хотя сие будто пробуждало к движению. Нерешительному, скованному, отрешенному... Ресницы дрогнули, тяжело опускаясь и на миг погружая ее во тьму, но легче не стало. Боль в затекших мышцах медленно расползалась по телу, неприятной волной мурашек разбегаясь по коже и возвращая в реальность. Хотя сознание сопротивлялось, пытаясь цепляться за кокон самоедства и спрятаться за ледяным безразличием ко всему, нашептывая, что так будет лучше...и не только для нее. Опять волна меланхолического отрешения накатила, угрожая вновь окунуть в сей гиблый омут с головой. Ей надоело сопротивляться, она так устала, а безмятежная, глухая тишина манила, словно молча обещая забытье и исчезновение всего, от чего столь "кроваво" истекало сердце и душа. Так хотелось этому поддаться, укутавшись словно невидимым покрывалом и окончательно уйдя от суровой реальности.
В затекшую ладонь, свободную от знаков волшбы и цепко ухватившуюся за каменный выступ, уткнулось что-то мокрое.  Аль дернулась было, но рука настолько онемела от того, что она провела невесть сколько времени в одной позе, что каждое движение отзывалось болью в сведенных мышцах. С губ сорвался глухой звук, отдаленно похожий на стон. В ладонь снова уткнулось что-то мокрое, в сей раз более настойчиво. С трудом отрывая взгляд от горизонта, что начал уже разменивать ночное, черное покрывало на сереющие, утренние цвета, лоддроу взглянула на руку. Меланхоличный взгляд наткнулся на темный силуэт, морда которого упрямо тыкалась ей в ладонь, словно в попытке помочь оторваться от камня. Между бровей залегла складка. Сознание, словно спящий улей, медленно шевелилось, пытаясь понять, где, что и как.
- Клейм? - хрипло, едва слышно, выдавила Фенрил.
Ответом было более сильный толчок в ладонь. Лоддроу поморщилась, наконец отнимая руку, но та снова опустилась. Не дал ей коснуться камня все тот же пес, блестящие пуговки глаз которого словно светились в полумраке. Аль почувствовала тепло животного, что словно бальзамом разлилось по ладони, но тяжесть не ушла. Рука казалась каменной, так сильно свело мышцы. Девушка попыталась пошевелить пальцами, скользнув по влажной шерсти волкодава, но любое движение отдавалось болью. И словно сего было недостаточно, в ответ, будто просыпаясь от дремы, начало ныть во всех закутках тела. Сколько же она так просидела? Короткий взгляд на ладонь с символами дал понять, что силы ее на исходе. Аль бросила взгляд на стену, что возвела вокруг спутников. Она была сродни призрачного тумана, что вот-вот должен был растаять. Судя по тому, что время неумолимо двигалось к рассвету, им должно было хватить его для обогрева и относительного отдыха. Она же больше не могла. Проснувшись от меланхолического оцепенения, что покинул тело, но не душу, девушка почувствовала всю тяжесть прошедших дней и ночей. Даже боль в мышцах, от которой едва ли не крутило тело от любого неосторожного движения, не смогла заглушить усталость, что тяжелым одеялом легла на плечи, придавливая к холодной каменной поверхности. Она глубоко выдохнула, сжав ладонь, на коей "догорало" заклинание, стена за спиной дрогнула и растворилась. Лоддроу нужно было отдохнуть, хоть немного, дабы не стало еще хуже.
С этой мыслью, пульсировавшей в воспаленном сознании, кое-как превозмогая боль, она сменила положение. С трудом вытянувшись и повернувшись на бок, девушка закрыла глаза. Она просто полежит немного, не думая ни о чем. Просто отдохнет от мыслей, от прошлого и настоящего, мертвых и живых образов, что терзали изнутри. Все потом. Сейчас уж не было сил ни на самоедство, ни на то, чтобы подняться и пройти к спутникам, проверив, как они провели ночь. Что-то теплое окутало ноги, от чего приятное покалывание потянулось по телу, словно пытаясь изгнать из него не только физическую боль, что продолжала пульсировать в мышцах, но и душевную. Альвэри не стала проверять, что или кто был источником сей милости, просто укутываясь в ощущение легкости, что вскоре охватило всю ее. Вскоре девушка погрузилась в глубокий сон без сновидений. В ногах ее, свернувшись, словно в попытке обнять, посапывал волкодав.

Переход с ночи 10 на утро 11 числа Благоухающей Магнолии.
1647 год от подписания Мирного Договора.
Ночь-утро.

Присоединившемуся к разговору Джессу Бэй кивнул, давая понять, что о том самом лоддроу по имени Кел он и спрашивал минутами ранее. Однако Левифрон предпочел промолчать, переключаясь со слов иштэ на ассури и тем самым тактично обходя тему участи беловолосого. То было и понятным, ведь вселять надежду и веру в лучшее и светлое, когда сам едва живой на ногах стоял, никто не собирался. Тем более что алхимика-то и рядом с ними не было, дабы со стороны оценить нанесенный мужчиной ущерб. Как говорилось, сам натворил – сам и расхлебывай. Живи, принимай, смиряйся, кори, если это способно хоть что-то изменить. А изменить тут уже ничего нельзя было. Странно, ведь о последствиях подобного рода и возможных малоприятных исходах для трактирных «приятелей» Эйнохэил не задумывался ни разу, ввязываясь во все те же пьяные потасовки и уличные драки. А ведь представить только, что Кел оказывался не первым на его совести. Становилось совсем не по себе.
Замечая, что все больше начинал уходить в себя, мужчина тряхнул головой, возвращаясь к реальности и товарищам, чем-то занятым. Как-никак, а они-то были живы, да и не время было раскисать, даже если осознание всего содеянного лишь начинало грызть изнутри все сильнее. Поди и ни с таким справлялся, только что в памяти поройся! Но и рыться уже совершенно не хотелось. Разве что вздремнуть. Или нет? Ощущения реальных желаний и переживаемых эмоций смешивались воедино, словно бы из них кашу замешивали. А от того и создавалось чувство непонятности, в котором невозможно было разобрать чего хочешь, чего тебе надо, а чего могло и подождать до лучших времен. Так к последнему, например, относился голод, который пока что заглушался более насущными проблемами.
- …Привал был достаточно далеко от святилища, думаю, если мы доберемся в самое ближайшее время до деревеньки, выпросим коня под седло и отправим одного из нас обратно, то застанем наше добро на месте. И Манасу твою тоже, если она не сбежала, конечно, ее ведь тоже могла испугать нежить.
О чем-о чем, а вот об оставленных в лесу на полянке вещах, конях и даже Манасе, кою вообще побаивался и видеть бы не видел, Бэйнар как-то не особо задумывался. Быть может от того, что в сумке не находилось ничего жизненно необходимого или просто важного, кроме как склянок с зельями, скудного припаса еды и запасной одежды, что в общем-то было бы сейчас не лишней роскошью, но… Увы и ах. А вот возвращаться обратно, дотопавши до какой-либо деревни желания не было совсем никакого, да и над возможными вариантами можно было еще подумать.
- А если получится, что от поселка до города путь окажется ближе? В таком случае разумнее считаю дойти до Вильдана, а там прикупить тот же самый камень, с помощью которого я Аль отсюда и дернул. Раз уж с ней получилось, то и с пожитками прокатить должно. Другое дело Манаса, - он взглянул на ассури, припоминая его неудачный опыт с возвращением кого-то из родни, - Но даже если короб и без нее окажется, то можно будет вздохнуть с облегчением. Уж от жажды или голода она тогда точно хвост не откинет. Ну а там кто как знает, - Бэй едва заметно пожал плечами, переключаясь на Леви, занявшегося свитком, прихваченным из святилища.
Чуть придвинувшись поближе к мужчине, иштэ аккуратно, с некой осторожностью и каплей невесть откуда взявшейся надежды, заглянул в письмена. Именно сейчас после всех пережитых кругов Изнанки даже скептику до боли хотелось верить в то, что все ими содеянное и повешенное на совесть было оправданно. Что вся эта смертельная авантюра зачиналась не зря, а люди, коих было уже не вернуть с того света, отдали свои жизни не напрасно. Затаив дыхание и вглядываясь в буквы, кое-где размытые и походящие на незнакомые каракули, Эйнохэил раздосадовано выдохнул. По всем рисункам, расположенным на пергаменте, выходило, что для его излечения, так сказать, требовалось чуть ли ни по каждой мышце и кости всю голову разобрать. Потом, быть может, покопаться в мозгу, выдернув извилину, отвечающую за воспоминания из прошлой жизни, и собрать все снова воедино, воскликнув: «Вуаля, работа сделана!».
Все больше становилось понятным, что среди унесенного из святилища добра решения нужной проблемы, за которым так яро гонялась лоддроу, не было. Будучи натурой эмоциональной, Бэйнар быстро сменил спокойствие и отстраненность на недовольство. Осознание неоправданного риска и смертей кололо разум похуже, чем любое холодное оружие тело. Мужчина отвел нахмуренный взор от свитка, вглядываясь в сторону, в которую предположительно уходила Альвэри. Хотелось вскочить на ноги, и, отыскав где-то неподалеку лоддроу, самолично ее задушить, перед этим еще разочек тыкнув девушку носом в плоды ее труда и напомнив, что предупреждал ведь!
От хода мыслей Бэя снова оторвал голос Левифрона, уже переключившегося на остальные находки. «Ах да, это же еще не все», - с долей насмешки над ситуацией произнес в мыслях иштэ, наблюдая за Джа и алхимиком. За вторым наблюдать оказалось куда интереснее. Особенно когда мужчина поднялся, нацепив перед этим на палец одно из перстней, и принявшись совершать в воздухе различные пассы. Эйнохэил улыбнулся, не в силах сдержать и смешка. Нервы вообще вещь странная, а еще когда у тебя имеется привычка кидаться из крайности в крайность, так вообще увлекательная. Вот и сейчас, смотря, как Леви после проделанных впустую манипуляций принялся разгуливать вокруг костра, пытаясь добиться от безделушки хотя бы какой-то ответной реакции, иштэ с небывалой легкостью откинул от себя рассерженность и взвинченность, полностью переключаясь на заинтересованность дальнейшим ходом событий. Конечно, вероятность того, что Левифрон нацепил на себя отнюдь ни безопасную вещицу, была и не малая, но и дальше продолжать загонять себя мрачными мыслями Бэй уже не мог. От них начинало трясти.
- Эй! – Шутливо выпалил мужчина, когда заприметил тычок телекинезом в его сапог, - Ты давай еще без обуви меня тут оставь!
А алхимик все никак не унимался, не понимая, как должен работать артефакт. Когда же тот схватился за плечо Джесса, произнеся многообещающую и короткую речь, иштэ рассмеялся, поднимаясь с места, направляясь к сапогам, что уже должны были просохнуть, и на ходу вставляя свои пять медяков:
- Да ладно тебе, может это вообще самое обычное украш…
Однако договорить он не успел, замечая, как странно повел себя Левифрон, будто бы статуя замерев или и вовсе потерявшись, уйдя глубоко в себя и более не вернувшись. «Ну, вот и все», - с замиранием сердца пронеслось в голове, - «Минус еще один». Бэйнар встал как вкопанный, не решаясь и шага сделать к алхимику. Но, этого и не понадобилось. Растормошил Леви сам ассури, видимо, не меньше иштэ перепугавшись за мужчину.
- Ничего себе колечко… А у тебя и правда перелом, теперь я знаю точно. Леший, к таким артефактам инструкцию прилагать надо, а не разбрасывать их по полу!
Все невозможное возможно, знаю точно! Чувствуя, как резко отлегло от сердца, Эйнохэил схватился за сапог, и, не вкладывая особой силы, швыранул его в сторону Левифрона, наблюдая, как обувка угодила тому по пояснице.
- Напугал только! – Бурча себе под нос, выдал мужчина, вместе с тем натягивая на раненную ногу оставшийся у костра сапог.
После этого он подошел к остальным, подбирая с земли запущенную в алхимика вещь и полностью обуваясь, присев, так как в вертикальном положении сделать то не позволяла все та же рана.
- К Тейару такие эксперименты!
С этими словами Бэй стянул второй перстень, даже не рассматривая его, и запихал к себе в карман брюк. Проверять, какими же свойствами была наделена эта побрякушка, он счел совсем необязательным. По крайней мере, здесь и сейчас. Хватит с них уже необдуманных поступков и надежд на авось. Вот окажутся все они за городскими стенами живые, сытые, чистые и одетые… отдохнувшие и пришедшие в себя, вот тогда и можно будет отнести все это добро куда более сведущему в делах подобных, чтоб все по полкам разложил. А на худой конец и просто продать в черный день, придумав целую легенду перстню и загнав втридорога.

Так они и остались сидеть, занятый каждый чем-то своим и изредка перекидываясь парой-тройкой фраз. К слову, за течением времени Эйнохэил совсем не заметил в какой именно из моментов купол над лагерем исчез, позволяя легкому ветерку свободно играться с пламенем костра и бодряще ласкать кожу лица и рук. Наверное, здравым вариантом было бы поспать с часок-другой, но мужчина всячески противился дреме, наблюдая за общей ситуацией вокруг и дожидаясь возвращения блудной лоддроу, которой не было не видно, не слышно уже долгое время. Точно так же как и Клейма, призванного защищать и их от Альвэри, и ледышку от самой же себя. Лишь когда дело пошло к рассвету переживания и общая усталость взяли свое, сваливая иштэ с ног. Но и проспал, едва ли завидя «родные» ночные кошмары, Бэй недолго, просыпаясь от ставшего привычным в этих местах чувства тревоги. То, что он толком не отдохнул, было откинуто на задний план и принято за норму. Разминая затекшие мышцы рук и ног, так как заснуть он умудрился почти сидя, Бэйнар огляделся. Левифрон и Джесс еще спали. А может быть и просто отдыхали, прикрыв глаза и думая о дальнейшем. Как бы то ни было, а орать: «Кто тут спит, а кто нет?» мужчина не стал, неуклюже поднимаясь на ноги и взглядом пытаясь отыскать Альвэри. Но, старайся аль нет, а девушки у костра не было. Им всем стоило разобраться в себе, и иштэ то понимал, но вот видимо у ледышки дела с этим затянулись. Потерев еще сонные глаза и смахнув с лица челку, которая больше напоминала копну соломы, Эйнохэил двинулся к догорающему костру, подкидывая в него последние ветки из их запасов, и направляясь прочь от лагеря.
Через какое-то время блужданий вокруг да около, мужчина все же спустился к реке, где и обнаружил спящую на валуне принцессу и ее верного пса, аки рыцаря отгоняющего от прекрасной леди лягушек и прочую мелкую фауну. На приближение к ним Клейм отреагировал довольно тихо, будто бы боясь потревожить сон девушки. Пес всего-то приподнял морду и протяжно скульнул, умело сочетая это с зевком. Не отрывая пристального взгляда от подошедшего, волкодав поднялся, повиливая хвостом и отступая. Во взгляде мохнатого едва ли не читалось: «Я уж было подумал, что вообще не придете. Мало того, что добро чужое сторожу, так еще и в качестве грелки выступаю. А ты, должно быть, перину ей принес? Кстати, где она? Не вижу». Ну, или бы так думал сам Бэй, окажись он на месте Клейма. Еще бы верность четвероногого людям и нелюдям привить… Потрепав пса за ухо и благодарно улыбнувшись ему, мужчина осторожно поднял на руки лоддроу, веса в которой с барана то и было. Тем временем, пока он возился с девушкой, аккуратно переставляя ноги и стараясь не упасть, прихрамывая в сторону лагеря, волкодав смекнул, что его служба была окончена, и поспешил ретироваться. Чего не говори, а с завтраком у него одного проблем особых возникнуть и не должно было. Вернувшись к костру и кое-как, пару-тройку раз крепко чертыхнувшись из-за ноги, уложив Альвэри на безопасном от пламени расстоянии, Эйнохэил накинул на себя плащ. Утро хоть и выдавалось ни таким уж и холодным, но перепад температур все же чувствовался. Не находя себе иных занятий, иштэ отправился на поиски сухих или более-менее сухих веток и прочего хвороста, что только мог отыскать среди скудной поросли болотистой местности.

Эксперимент Левифрона с артефактом не оценили, едва только алхимик поднял глаза от безделушки, как увидел встревоженное лицо ассури. Хотя тут еще вопрос, боялся ли паренек за отчаянного ученого, или беспокоился, что ему самому аукнется действие артефакта, пусть даже при применении перстня лично он совершенно ничего не почувствовал. Расставил все точки над И Бэй, что выразил свои чувства куда понятней и проще – запустил в алхимика сапогом.
- Напугал только!
- Ай! – не удержался от восклицания Герхен, когда в него неожиданно что-то прилетело, с чувством впечатавшись жесткой подошвой в поясницу. Было больно, но мысль, которую силился передать иштэ, благополучно дошла. Левифрон обернулся, потирая ушибленное место, и укоризненно взглянул на проклятого. – В тебе нет ни капли духа первооткрывательства, дорогой мой Бэй. Я не удивлюсь, если ты однажды окажешься в рядах тех, кто забьет камнями ученого, что продвигает слишком прогрессивные мысли для этого времени. А ведь знал бы ты, что приходится делать алхимикам, чтобы наш мир не укатился вновь в каменный век и полуобезьяньи племена!
Иштэ не проявил ни малейших признаков раскаяния или просвещения, просто подошел за своим сапогом и сел заниматься самым прозаичным делом в данной ситуации – завязывать шнуровку. Все его недовольство буквально читалось у него на лбу, мужчине даже бурчать ничего себе под нос не нужно было, хотя от лишнего комментария тот все же не удержался. Герхена даже умилила эта впечатлительность проклятого и старательно упрятанная вглубь забота о ближних своих.
- К Тейару такие эксперименты!
Левифрон только хитро улыбался, когда иштэ с тем же возмущенным видом стянул с плаща Джа второй перстень и быстро спрятал в карман, будто бы стараясь замять этот факт клептомании и не дать никому повода что-нибудь сказать на эту тему. Филин и не стал, все они и так знали, что Бэй тоже будет скакать в позе цапли и махать руками, силясь раскусить фишку своего артефакта, просто сделает это один, запершись и проверив с десяток раз, что на соседних крышах нет воронов-шпионов, могущих увидеть его свозь не задернутое занавеской окно.
«Или он просто положит кольцо на стол и будет так злостно и долго на него смотреть, что оно откроет в себе таланты к речи и само расскажет о своей начинке, лишь бы только новый хозяин погасил свой суровый взор».
Что касаемо кольца, что все еще красовалось на руке Левифрона, то оно однозначно вызывало нешуточный интерес. Если алхимик верно понял, что именно произошло и что именно он видел и чувствовал, то сей артефакт послали ему сами боги, ведь только врач мог использовать эту штуку во благо и с максимальной пользой. Конечно, предстоит еще привыкнуть к необычным свойствам кольца, научиться верно воспринимать дарованную им информацию и заречься случайно и ради забав трогать кого-либо, если артефакт надет, но все это определенно стоило того. Какой ученый не захочет заглянуть в организм, с которым работает, ощутить на собственной шкуре все изменения в нем? Столько дверей открылись разом, что глаза разбегались, в какую пойти в первую очередь.
Но поскольку это было исследование не сегодняшнего дня, когда они оборванные и голодные сидели у реки и старались не отбросить копыта слишком уж глупым образом, амбиции пришлось утихомирить, а энтузиазм – отложить на более спокойное будущее. Левифрон порешил, что раз Бэйнар присвоил себе черное кольцо, то и он имеет полное право забрать аметистовый перстень в качестве моральной компенсации за поход. Артефакт скользнул в карман камзола к кресалу, листку гравилата и неведомому цветочку.
Дальнейшая беседа сама собой сошла на нет. Видимо, усталость все же брала над всеми верх, а потому каждый побрел в свой угол и занялся угодными ему делами. Герхен вернулся к рукописи, просыхающей у костра, и от нечего делать принялся знакомиться с ее содержанием. Без словарей и конспектов это было невероятно трудно, но зато удалось в полной мере изучить схемы, зарисовки и чертежи, мастерской рукой набросанные на пергаменте. Время шло, и алхимик даже не заметил, как начал потихоньку плыть, а после и вовсе ухнул в дрему прямо так, как сидел: опершись щекой о ладонь и локтем о колено. Периодически клевал носом, ибо положение было шаткое и совсем не приспособленное под полноценный сон, но ученого это не смущало и не будило, он просто возвращался в исходную позицию и как ни в чем ни бывало продолжал дремать. Он слышал сквозь марево дурмана, как поднялся с рассветом Бэй, как ходил по лагерю, как принес Альвэри. Но полноценно разбудил алхимика только Клейм, когда появился по правую руку, отряхнулся от утренней росы и ткнул в щеку чем-то очень приятным, пушистыми и мягким. Левифрон тут же встрепенулся, поднял голову, ойкнул, когда затекшая шея отозвалась болью, и повернулся к своему верному товарищу.
- Что ты там приволок?..
В зубах у волкодава был заяц. Не шибко крупный, не шибко жирный, явно не предназначенный для удовлетворения голода трех мужчин и чрезмерно впечатлительной женщины, но все же имеющийся ныне в наличии. Альтернатив все равно не было, Герхен охотничьими навыками похвастать не мог, Бэйнару с его ногой разве что медведей пугать можно было, а у Джа едва ли найдется вдохновение идти на реку, которая его едва не убила ночью, и снова ловить им рыбу. Да и незачем на это все время тратить, лучше тогда уже к людям поскорее выйти, помощи попросить, а там уж, чай, накормят, болезных.
Разделка и приготовление зайца прошли под знаменем креативности и нестандартного мышления, потому что готовить его было нечем. Уподобляясь древнему человеку и его не менее древнему псу, Левифрон с Клеймом кое-как сняли шкурку острыми осколками камня и выпотрошили несчастного зверька, но повторять такой опыт алхимик бы снова не рискнул: слишком долго, грязно и неудобно. Не говоря уж о том, что способ был исключительно варварский. Но цель была достигнута – мясо приготовлено, разделено поровну и роздано всем страждущим. Одна лишь Альвэри, все еще вызывавшая нешуточную тревогу своим состоянием, проигнорировала завтрак, чем в разы усилила свербящее желание Левифрона затолкать в нее зайца силой. Мужчина был рад, что девушка не натворила ничего нехорошего ночью, только вот драматический театр одной актрисы все еще изрядно раздражал. Но Филин все же сумел взять себя в руки и промолчать. Куда логичнее дождаться, пока она рухнет от истощения и потенциальных ранений, чтобы потом вежливо поинтересоваться, не созрел ли их крутой лидер для первого разумного решения в своей жизни. Как говорится, гром не грянет, мужик не перекрестится, вот и Альвэри нужно было позволить нарваться на последствия своих капризов. В конце концов, они ей не отец родной, чтобы сопли вытирать.
Остаток зайца благополучно и без капли стыда съел Клейм. Левифрон не стал ему препятствовать.
Все по той же команде Альвэри собрались и выдвинулись в путь. Девушка не допустила ни малейшей возможности возвращения к святилищу, а после пресекла всякую возможность споров, когда ударным тараном бросилась вперед, прокладывая им дорогу. Хорошо, что волкодав сориентировался первым и взял шефство над их походом, а то неизвестно, куда бы их завела лоддроу в таком состоянии. В топях бы тонули, а у нее и мускул бы на лице не дернулся. Левифрон же предпочел идти наравне с Джа и Бэем, чтобы в случае чего быстро помочь или подхватить, если будет такая нужда. Да и их компания была всяко намного приятнее в данный момент.
- Помнится, ночью ты говорил что-то об артефакте? – обратился алхимик к иштэ. - Раз уж мы теперь прямиком в город, то он нужен будет, чтобы вернуть вещи. А когда моя сумка окажется у меня, я тебе дам замечательный рецепт на успокоительные капельки, продаются в каждой приличной аптеке. Принимать дважды в день, после еды, запивать большим количеством воды, с алкоголем и наркотиками не смешивать. Неделя-другая – и Альвэри достигнет гармонии с окружающим миром и перестанет беспокоить окружающих своим странным поведением. Но тут вся фишка в том, чтобы не рассказывать пациенту о лекарстве в первые три-четыре дня. Люди в таком состоянии почему-то очень плохо реагируют на слово «транквилизатор», в тебя может прилететь что-нибудь тяжелое.
А уж в том, что лоддроу нужна была помощь, медицинская или психологическая, сомневаться не приходилось. Девушке разбили розовые очки, а за ними картинка не радовала лицеприятностью.
Время шло, и в итоге Клейм вывел их на дорогу. Вернее, лишь на подобие ее – протоптанную в траве колею для телеги, сплошной песок и камни. Но где проторенные пути, там и люди, а потому процессия двинулась бодрее, почуяв вблизи цивилизацию. А вскоре натолкнулись и на самое яркое проявление оной: посреди колеи стояла телега с впряженным в нее конем, что флегматично стриг ушами и, кажется, дремал. Чуть в стороне незнакомый мужик бодро махал косой, срезая высокую траву, чтобы после стащить ее на полотно и закинуть на телегу. Когда приключенцы дошли до коня, он как раз волок добро к повозке.
- Эгей, вы кто такие будете?
Левифрон прекрасно представлял, как они выглядят со стороны. Уподобляющаяся бесчувственному мертвецу бледная девица со стеклянным взглядом, два порезанных молодца, один из которых кровоточил ногой, а другой – лицом, полузмей с неведомой дубиной вместо руки и очень суровый волкодав с усами. Картина маслом «Мы подошли из-за угла».
- Мил человек, нет ли в округе деревеньки какой, где мы могли бы получить помощь? Нарвались на нежить на болотах, едва ноги унесли, пожитки все бросили, коней. С рассвета пытаемся на людей выйти.
Мужик не стал отвечать сразу, сперва выгрузил траву в телегу, разогнулся и почесал затылок.
- А что ж вы на болотах-то забыли? Все знают – гиблое место, одни мертвяки там да твари поганые живут.
Ясное дело, с подозрением отнесся селянин к непонятной компании, которая шла со стороны проклятых земель. Вдруг и сами чудища какие, людьми прикидывающиеся?
- Мы исследователи из вильданской научной академии, изучали болотный биом и его влияние на климатические пояса Западного материка. Некоторые местные поговаривали, что вода с болот уходит, а это засухой чревато. Вот и отправили нас разобраться, чтоб крестьян поставить в известность, ежели голод идет или мор страшный. Это ж дело такое, нельзя на самотек пускать!
Пусть Герхен и плохо врал, но «шибко умного» он делать из себя умел так, как никто другой. До геолога ему было далековато, конечно, но серьезный вид, вдохновленная речь и лицо человека, который точно знает, что делает, подействовали на селянина умиротворяюще.
- Тогда да, это дело хорошее, правильно вы сделали, что пошли. И что разузнали? Грядет там этот… как его… мор?
- Не идет, отец, не идет. Все в порядке с водой, сто лет еще спокойно жить будем. Так что, поможет нам кто в округе, али в другую сторону стопы направить?
- Хорошим людям завсегда поможем! Залезайте в телегу, в миг до Переселок доедем.
Раз предложили, то они и залезли. На траве ехалось мягко, приятно, мужик вдохновленно вещал о здешних землях, о богатом урожае, о том, как болота местных кормят: зимой торфом топятся, весной и летом – огороды удобряют. А уж ягод сколько, клюквы! Довольно странно было слышать такую оду проклятой местности тем, кто за последние дни едва не сложил тут кости и увидел самые страшные ужасы, которые здесь таились. Но мужика никто переубеждать не стал. В конце концов, свои своих не трогают, к местным жителям здешняя земля и ее обитатели вполне могут быть благосклонны. 
Неведомо, почему деревню назвали Переселки. Людей там было не особенно много, как в любом обычном селе. Местность давала о себе знать, все же нелегко жить рядом с топями, безжизненными полями и гнездами всевозможных монстров. Это вам не спокойные и плодовитые Северные земли или Денаделор, тут свои нюансы.
Приняли их немного настороженно, но мужик быстро разъяснил ситуацию, выставил их героями и громогласно объявил благую весть, что следующие сто лет жить их село будет прекрасно. Это подняло всем настроение, отношение к чужакам резко поменялось, желающие помочь едва ли не выстроились в очередь.
- Нам бы в Вильдан вернуться… - нерешительно начал Герхен, оказавшись в смятении от нахлынувшего всеобщего внимания.
- О, а у нас мужики как раз гусей на тамошнюю ярмарку везти собрались! Правда, только завтра выезжать хотели, но раз такое дело, то и сегодня можно, коли погрузиться поможете.
- А еще мне нитка с иголкой нужны и бинты…
- О, этого добра навалом! Рукодельниц – пруд пруди, на любой вкус и цвет! Любую хоть сейчас в жены!
- Нет, мне только иголку с ниткой. Без жены.
- Ну, хозяин – барин. Но если передумаете – только кликните!
Левифрону вручили все, что он попросил. Еще некоторое время он просто бродил по селу и заглядывал в сараи, где хранились дрова и инструменты, пока не нашел идеальную на его взгляд дощечку. С ней он пришел к Джафару и переделал тому шину, крепко примотав бинтами и даже соорудив из заботливо поданной какой-то девицей наволочки перевязь. Теперь сломанная рука ассури держалась крепко, и тот мог не бояться повредить ее еще больше в ходе движений. Затем он послал Бэя к колодцу мыть ногу, а сам тем временем разобрался со своим лицом, вновь аккуратно и скрупулезно зашив рану. Пока работал над швом, отметил, что с правой рукой все в порядке, зелье убрало малейшие признаки вывиха. Следующим на очереди был иштэ, на его рваную рану пришлось потратить больше времени, но зато ему тоже пожертвовали бинты на перевязку. После того, как все привели себя в порядок, участники похода выглядели уже не так страшно и отталкивающе.
- Ну так что, где там ваши гуси? – спросил алхимик у старосты, когда закончил с помощью товарищам.