С каждой секундой тварь все глубже и глубже вгрызалась в руку, глухо дыша. Что было примечательно, тварь даже не рычала. Она не угрожала, не чувствовала азарта охоты. В её мертвенных глазах, пустых как у стухшей рыбы, не отражалось ни единого желания кроме одного. Убивать. Казалось, бывший волк просто ненавидит Фауста за то, что он живой. Глухая лютая ненависть к синори просто за то, что тот все еще способен ощущать, чувствовать, а мертвяк уже перестал ощущать все это. Даже ярости не было. Просто глухая ненависть и пожелание смерти.
Но, увы, у Фауста в ближайших планах совсем не было умирать, ну, по крайней мере, не в этом месяце и на этой недели, еще необходимо было забрать из мастерской пару вещиц, а то нерадивый мастер их еще продаст. А уж в чем Фауст был уверен полностью, так это в том, что если он встанет из могилы и придет к мастеру, тот не будет рад. И полетит в него посуда, мебель и прочая утварь. А это, все-таки, не шибко приятно. Ну и как же он мог забыть о том, что ему необходимо дать пару подзатыльников нерадивым воспитанникам, которые, в чем мертоновец был уверен еще больше чем в мастере, уже попали в неприятности. Однако думать дальше о своей нелегкой судьбе Фауст не мог. Ему упорно мешал воняющий полуразложившийся волк. Эту проблему нужно было решить, а потом можно было в полной мере предаться незабвенным мыслям о том, как трудна и несчастна жизнь бедного Фауста, как грустно и тяжело существовать некроманту в этом жестоком мире и как его уже доконала простуда.
Мозг начал судорожно соображать, глаза забегали. Благо тварь так увлеклась перегрызанием руки, то не замечала почти ничего. Так же она проигнорировал то, что в её боку торчал метательный нож. В это момент Фауст позавидовал умертвию. Ему бы так! Ведь одним таким ножичком можно было пришить его к тейаровай матери. Конечно, у Фауста были все шансы сейчас стать таким же, как и волк, но эта перспектива некроманта почему-то не слишком радовала. А вот ножичек, торчавший не так уж далеко, радовал больше. С трудом, пытаясь дотянуться до него, некромант стал дергать руку, пытаясь скинуть зверя. Но тот как намертво встал. Помянув вслух всю родню твари, а так же того, кто насоздавал данных существо, Фауст все же умудрился, с великими муками, дотянутся до ножа. Но возникла новая проблема. Нож плотно сидел в теле твари, а кровь уже пропитала рукав тулупа. Расшатать нож получилось с трудом, но все же получилось. Лезвие тут же вонзилось в горло твари. Фауст давил из всех сил что есть. Мышцы и плотная шкура поддавались с трудом, но все же поддавались. Тварь взвыла, чувствуя, как мышцы шеи ослабляются, и хватка становится слабее. Раздался треск, одно из сухожилий было прорезано. Лицо и руки заливала мерзкая жижа. Воняло отвратно, да еще и грудь сдавливал кашель. Однако тварь, разжав челюсти, отступала, пытаясь скулить и поджав хвост. Однако перерезанные голосовые связки не давали издавать нормальных звуков, в результате чего слышался хрип и бульканье из перерезанного горла.
Однако уйти данной твари Фауст дать не мог. Быстрое начертание руны – вот уже тварь легла замертво, высунув разбухший язык из пасти. Рука сильно ныла, заставляя, морщится, и желать начать кататься по снегу от боли. Однако вторая руна, начерченная прямо на коже, дала легкое успокоение, вместе с эйфорией. Стоили заняться раной. Несмотря на закалку, Фаусту не очень хотелось встречаться с Госпожой, ведь ему еще дать нагоняй ученикам, забрать вещи у мастера, пожалеть себя бедняжку.… Именно поэтому некромант осторожно, кляня все, на чем стоял свет, вытащил руку, освобождая её от одежды. Рана была кусанная, глубокая, что особо не радовало. Хотя какая рана вообще может радовать? Разве что царапина. Гулко матерясь на весь лес, да так, что у бывалого моряка уши бы завернулись в трубочку, Фауст побрел к брошенной неподалеку сумке и, достав оттуда флягу, стал промывать рану. Чуткий слух уловил звук хрустящего снега. Фауст резко развернулся, чуть не послав в полет руну. Благо успел вовремя остановиться. А то пришлось бы долго извиняться перед трупом вивариинки. А её блудный дух присоединился бы к свите призраков, которая блуждала за некромантом. Кстати именно в самый это момент перед ним появился один из духов.
- А я тебе говорил! – ворчал бородатый гном, державший голову в руках. Это был Глиф, дальний родственник Фауста по прабабке со стороны отца... Долгая история.
- Да-да-да – отмахнулся Фауст от назойливого родственника. Назойлив призрак был настолько, как и далек по кровной линии. – Я помню, помню. Не ходи в лес без топора. Вот! – некромант потянулся к сумке и извлек из неё небольшой топорик. Призрак проворчал что-то и тут же растворился. Какого лешего он появился, что он тут вообще забыл – Фаусту было не ведомо. Призраки появлялись по своему желанию, говорили что-то и исчезали. Однако некоторые из них, упорно сидели на ушах целый день, засоряя воздух шумами своего голоса. Требования некоторых приходилось исполнять, потому что иначе отделаться от них было сложнее чем от репья. Таким как раз был Глиф.
Ворча про не упокоенных родственников, Фауст продолжил обрабатывать рану. Однако осознание подошло к нему на цыпочках и шарахнуло по голове, будто обухом злосчастного топора. Кроме него этих призраков не видел никто.
- Отлично, меня примут за умалишенного. Ильга раздери... Хотя... какая мне разница? Я же держу путь в дурдом. Так? Так. Вот и оправдание. Скажу сам сдаюсь – кислая ухмылка появилась на губах. Мернотовец продолжил заматывать руку плотным куском полотна. Как только он закончил с повязкой, он выпрямился во весь рост. Бледный, замерзший, растрепанный он выглядел сейчас жалко.
- Есть два пути. Найти того засранца который устроил все это и надрать ему зад. Либо доложить об этом в городе, страже и пусть они сами разбираются с этим дерьмом. Что думаешь? Смогут надрать задницу некроманту, явно не слабому, волчица и калека? – Эль’Мортис улыбнулся, словно безумец. Для себя он решил уже определённо, что найдет этого некроманта. Неважно когда. Было у него пару дел к этому «мастеру»
