Привыкшая к совершенно иному с собой обращению, Лотте вначале пришла в недоумение от того, как вела себя ассури. Впрочем, тут же так и принято? Надо бы привыкать, да поскорее.
Все то время, что Николь потратила на поиски наряда для нее, Лотте молчала, исподтишка наблюдая за ходом поисков. Одни наряды вызывали у нее одобрительную улыбку, другие - гримаски испуга, который только возрос после того, как она обратила внимание на толпящихся снаружи парней. А с другой стороны, было лестно, что ее появление произвело такое впечатление. Может быть, коль она одним своим видом привлекает внимание, то ее пение и вовсе околдует любого, кто окажется под этой гостеприимной крышей? Хотелось надеяться.
Когда Николь на какое-то время оставила ее одну, девушка, присев на один из одежных сундуков, стала в уме перебирать песни. Она знавала немало песен - одним ее учили педагоги, других она нахваталась у заезжих артистов. При всей их непохожести, пока что было даже трудно решить, какой из категорий стоит отдать предпочтение перед тутошней публикой...
Размышления ее были прерваны возвращением ассури. Лотте быстро подняла на ту взгляд, затем перевела его на принесенное платье.
- Какое красивое, - сорвались с ее губ восхищенные слова. - Конечно, не беспокойтесь, я с удовольствием надену его.
Благодарно улыбнувшись Николь (мало ли, каких моральных усилий ей стоило отстегнуть незнакомке платье из своего гардероба!), Лотте отошла в сторонку, дабы переодеться, однако Николь и тут не оставила ее без присмотра, чем вызвала новый приступ смущения.
Юная алла всерьез думала, что уж здесь-то с ней никто возиться не станет.
А уже через несколько минут на нее, сверкающую белизной шелка и белизной крыльев, были обращены взгляды всех сегодняшних посетителей. Девушка здорово оробела от такого внимания. Чуть дрогнули, выдавая волнение, ее тонкие крылья. Но стоило лишь воскресить в памяти, как она не раз и не два пела на площади, даже не задумываясь о том, сколько людей видит и слышит ее, - и волнение отступило. Внутри разлилась необыкновенная легкость, и слова пришли словно сами по себе.
- …И который день я хожу пустая,
Разевая рот,
Жду, когда меня кто-то приласкает,
Молока нальет.
Чтобы не томиться полудневным зноем,
Что пустой кувшин,
Чтобы снизошла на меня покоем
Чистота души.
Ее голос серебряным колокольчиком зазвенел в повисшей тишине. Зрители, замерев и замолкнув как по команде, вслушивались в переливы девичьего голоса и следили за каждым движением певицы. Нет, она и не думала плясать в такт песне или выделывать нечто подобное. Но эти грациозные движения обнаженных рук, влажный блеск бирюзовых глаз, легкие, почти неуловимые движения крыльев, шелк платья, волнами скользящий в такт малейшему движению девушки... Все вместе создавало впечатление, будто Лотте не просто поет какую-то песню - казалось, будто она поет о самой себе, о собственных переживаниях.
- Если б захотел, я бы обратила
Молоко в вино.
Если б разрешил, я бы разделила
Твой полдневный кров.
Осени меня легкою рукою,
Взглядом не оставь,
Чтоб твои слова потекли рекою
Чрез мои уста.
Взгляд ее медленно скользил от одного посетителя к другому, словно среди присутствующих алла чаяла отыскать кого-то одного, особенного. Так ведь делают многие артисты - отыскав в зале одного, чем-то особенного человека, поют, глядя только на него. Будто в зале - только они двое, и больше никого нет...
- Допусти меня — я пойду босая
Через белый свет.
Лицедейкой б пела и плясала,
Запрокинув ввысь лицо, осанну —
Господи, Тебе!
Да избавь меня от греха-дурмана,
Руки отведи…
И пошли нам снег нежной белой манной
С неба, Господи.
Но недвижен мир, и темно, и тесно,
В горле горячо.
Сквозь мои уста мерно, бестелесно
Пустота течет.
Песня ее оборвалась так внезапно, звонко, что Лотте, казалось, сама была удивлена этому. Она сделала глубокий вдох и обвела зрителей взглядом, который с натяжкой можно было бы назвать вопросительным. Девушка до смерти боялась, что ее выступление не придется кому-нибудь по душе.
Отредактировано Лотте (2011-08-30 01:49:25)