"Шел я, значит, шел. Шел и шел, шел и шел.." - вырисовывались строчки неровного текста.
- Бред какой-то, - раздался резкий шорох, и скомканная бумажка полетела в сторону от вампира. - Сгори, о, несчастное творенье дырявой фантазии и жуликоватой музы.
"Сейчас я тебе покажу. Где мое кромсало? То есть кремило. Хм, тоже что-то не то."
- Чтоб меня теайрки разодрали, да что за день, - пнутый с горя ком снега никак, впрочем, не потворствовал понимаю концептуальности бытия сих суток. - Да ну тебя.
Но листочек Мартин вопреки словам подобрал. Причин на это могло быть несколько: во-первых, мусорить нехорошо, во-вторых, пусть и скудную, но родную писанину так просто выкидывать все же жалко, в-третьих, вдруг ее кто найдет, - но совесть все ведает, и кто-кто, а уж она-то знает, что благородства в данном порыве энт наплакал. Так и окончилась очередная попытка увековечить свои похождения в своих же мемуарах очередным провалом. Полкило сожалений, килограмм огорчений и телега разочарований. Но кого это волнует? Вот и Мартин подумал, что никого, так и чего самому сознание травить, если компаньонов по сему душещипательному делу здесь днем с огнем не сыщешь. Мучиться без компании, как гласит житейская истина, не интересно.
- Эх, занесла меня нелегкая. А куда, кстати, она меня занесла-то? Так, глянем-с, - вообще, вампир не был в числе поборников разговора с самим собой, но длительные одиночные блуждания заставляют порой пересматривать собственные убеждения во благо здравости ума. Впрочем, касательно последнего он уже тоже готов был пересмотреть позиции, но Мартин Кертес, констатирующий Мартину Кертесу, что целостность его мыслительных процессов имеет дефекты, вот это точно веет душевными нарушениями. Пока он на такое не подписывался. - Вот Тейар! - ага, кое-кто заметил, что все это время сверялся с картой, расположенной вверх тормашками. - Молодец, Кертес, памятник тебе, гений топографии.
Зря. Зря кто-то считал, что злобным цежением сквозь зубы дело не ограничилось.. а, нет, не зря. Оказывается, это не добровольное самопогребение от осознания собственной тупости. Кто же знал, что буря эмоций накроет вампира с головой буквально. Точнее приведет к буквальности ее выражения ввиду ошибки в протяжности гласных.
- Мариса, я таки настаиваю, чтобы ты предупреждала, когда берешь себе выходной, - прокряхтел будущий флорист, выбираясь из-под толщи снега. - Ну, что за день.
В который раз вздохнул он напоследок, подхватил рюкзак и продолжил свой нелегкий путь.

«Мама!» - самая естественная и родная в момент опасности мысль всех существ настигла и вампира, краем глаза заметившего неумолимую фатальность траектории, по которой новоиспеченный и явно переспелый "плод" почти плавно опускался на его голову. Точнее сказать, их, но вторую было как-то не жалко, в отличие от своей. Впрочем, наблюдать потом кровавые останки размозженной волчьей туши тоже не хотелось, и рычащий клубок разлетелся в стороны, вслед за чем под аккомпанемент надсадно скрипнувшего дерева аккурат в то место, с позволения сказать, приземлился, а по факту – бухнулся, дракон.
Занимательная в своем роде картина, но за ней последовала еще более примечательная: к несчастью быстро оклемавшегося и пожелавшего взять реванш хищника, именно в тот момент, когда он вознамерился преодолеть живую чешуйчатую преграду, дерево, почуяв близкую свободу от непосильной для себя ноши, рванулось из ослабленных встречей с землей обетованной объятий ящера. Описывать последовавшую за этим печальную судьбу несостоявшегося мстителя едва ли стоит, но можно добавить, что Кертес подсобил-таки зверюге попутным ветерком, с лихвой вернув должок за порванный ею ворот.
И все же, дугообразный полет волка не идет ни в какой сравнение с поснежными скачками улепетывающего от него дракона, на коего усмехнувшейся возникшему перед глазами образу Кертес и перевел сейчас взгляд, пытаясь по частоте расположения пластин и яркости их цвета оценить возраст*, дабы прикинуть собственные шансы остаться целым. По всему, годков выходило немного. Не самое благоприятная подметка, ибо знакомство с ярым родителем никак не входило в планы Мартина. Данного же ящера вампир не то чтобы тоже побаивался или наоборот, но инстинкт самосохранения – не всегда верный, зато частенько отрезвляющий друг и помощник – подсказывал, что огнедышащая пасть располагается в устрашающей близости от тела вампира, и вознамерься оная явить миру то, чего так и не отхватил на свою шкуру волк, не спасут ни магия, ни мази. Кстати, о последнем. Спохватившись, наконец, своего рюкзака, Мартин прервал осмотр потенциальной угрозы и принялся обозревать окружающее ее пространство, сильно, однако, подозревая, где его скромный скарб погребен, а точнее – кем он подмят. Дипломатичных переговоров, похоже, не избежать.
- Вы не ушиблись? – почти вовремя поинтересовался вампир.
«Конечно, нет. А коли так, будьте добры посторониться. Желательно аккуратно, без нанесения еще большего вреда и без того пострадавшему имуществу», - не меняя участливого выражения лица, добавил он про себя, тем временем посторонившись и сам. Во-первых, вдруг дракону захочется показать, как сильно он не ушибся, и тогда вместо со скарбом окажется погребен и его хозяин. Во-вторых, пасть все еще была близка, и это нервировало.

* - Не знаю, как он определяется у нас (в Фатарии) на самом деле. Предположил, что так.

"Ложись!" - среагировало сознание едва ли не позже самого тела, в совокупности со втягиванием воздуха и вслед четко обозначившимися алыми огонечками к "ты кто?" ретиво додумав продолжение "такого не знаю - надо поджарить, может, вкусно". Прыжок, хоть и косой, удался на славу. Захочешь, не повторишь, как ни старайся. Разве что опять к драконьей морде в нос упрись. И снег не помешал. Неведомо, правда, чему заслуга: вампирьему происхождению иль сиганувшей в пятки душе - не иначе как для придачи силы. Ну, и из-за страха тоже.
Секунд пять спустя душа обозначилась на родимом для нее месте, через десять - мысли из мельтешения перешли на плавный бег по кругу, через тридцать - выяснилось, что дышать снегом весьма неудобно, а главное - непрактично. Для активной дальнейшей жизнедеятельности, конечно. А у вампира на нее еще ого-го какие планы. Так что, осторожно приподнявшись на локтях, Мартин обернулся, и, о, чудо, никакая из поверхностных частей его тела не чадила характерным для поджарки дымком. Как, впрочем, не горело и не плавилось и ни что другое. Что тут сказать. Кертес смутился. Дракон, возможно, тоже. Но по выражению его морды, точнее - его явному отсутствию, нельзя было что-либо утверждать наверняка. Может, приценивается, гад. В любом случае, вампиру эта ящерка уже не казалась столь же милой и обаятельно, как в тот момент, когда она с потешными потугами выполняла кульбиты по самопереворачиванию.
Спешно выполнив маневр по смене открытой дислокации на более-менее закрытую - то есть за ствол все того же древа-героя, Мартин аккуратно выглянул из сомнительного укрытия. "На диссертацию тебя, отщепенец цивилизации". Кстааати.. Благоразумие, как всегда, затаилось, зато пакостная натура, по аналогичной линии поведения, сверкнуло своей гениальностью. Губы беззвучно зашевелились, претворяя идею в жизнь. Пара мгновений, и из-за соседнего дерева, будто из неоткуда, выскочила волчица. Ничего особенно сложного - Мартин не воспроизводил с нуля, лишь повторил отложившийся в памяти и еще свежий образ, сохранив те же параметры, особенно - скорость, чтобы дракон не успел опять махнуть с глаз хищника долой. Иллюзия тем временем спокойно себе проскочила насквозь через тушу ящера, скрывшись за ней из виду, где и исчезла вовсе.
Глаза вампира алчно загорелись. Дракон, сам того (пока) не подозревая, нарвался на участь стать живыми исследовательским экспонатом. Теория требует практического подтверждения абсолютно всегда. Право, не будешь же ты просить друзей перевоплотиться и ставить на них эксперименты. Нет, конечно, можно, но, учитывая, что единственным доступным для смены ипостаси местом в городе являлась специально отведенная для оного площадка, являть на нем жажду науки представлялось не совсем этичным действом.