Даррен Эгерт

1. Имя. Даррен Эгерт, среди тех, кто пользуется услугами контрабандистов, известен как Шелест. Но то, что Шелест и Даррен одно и то же лицо, знают очень немногие.

2. Раса. таррэ\айрат

3. Возраст. около 15 лет, выглядит чуть старше.

4. Деятельность. контрабандист, владелец двухмачтовой шхуны "Погремушка". Вильдан
5. Способности.
5.1. Бытовые: Многое из того, чему он научился в детстве: история, литература, право, история искусств и прочая белиберда оказались невостребованным. Зато он научился выживать в условиях трущоб и на приволье, за городскими стенами. Найти неприметную тропу, убежище в ненастье, развести костер, приготовить то, что удалось подстрелить или имело неосторожность попасть в силки. Он одинаково хорошо ориентируется и в горах и в пещерах, при ярком свете отраженного от снега солнца и в полной темноте, полагаясь на слух и инстинкты. Умеет и любит вырезать из дерева фигурки диковинных животных. Некоторые настолько хороши, что их с удовольствием раскупают в качестве сувениров.
Хорошо владеет левой рукой, в силу того, что правая в детстве была искалечена.
5.2. Боевые: Не сказать, чтобы Даррен был настоящим бойцом. У него не было достойных учителей и наставников. Всему, что он умеет, его научила жизнь.
Стрельба − подмастерье.
Клинковое оружие − подмастерье.
5.3. Магические: у него отличный потенциал. В силу цепкого ума, упрямства и благодаря покровительству Мэлидирна, обучение магии дается ему легче, чем остальным, особенно, если учесть, что Даррен предпочитает не распыляться, а сосредоточил все свои усилия на изучении магии Тьмы.
КТЭ = 97 огонь (новичок, мало практики, но широкие теоретические познания)
КМЭ = 0 % воздух (подмастерье, мало практики, но широкие теоретические познания)
КЖЭ = 0 % тьма (специалист, приближен к мастеру)
КСМ = 0
5.4. Слабости:

6. Ключ:

7. Внешность.

Даррену около пятнадцати. Выглядит он чуть старше. Это невысокий, болезненно худой, нескладный юноша. У него длинные руки и ноги, тонкая кость, узкое запястье, худые, длинные, чувствительные нервные пальцы с отросшими грязными ногтями, твердыми, как звериные когти. Движения резкие, порывистые, по-мальчишески верткие и по-кошачьи гибкие. Голос неожиданно приятный: тихий − с мягкими, вкрадчивыми интонациями; если срывается на крик – с высокими, звенящими нотами.
У Даррена очень светлая, легко обгорающая на солнце кожа, потому его патологическая любовь к воде (он плавает, как рыба) ограниченна необходимостью купаться в одежде (благо - море недалеко), отчего добротная холщевая рубаха и полотняные штаны потеряли свой первоначальный цвет и изъедены солью.
Светлые волосы, летом выгорающие до льняного блеска, неровными, давно нестриженными прядями обрамляют широкоскулое лицо с острым подбородком и запавшими щеками. Маленький белый шрам на правой скуле виден лишь если откинуть волосы от лица. На шее – чуть выше правой ключицы – россыпь темных мелких родинок.
У него дурацкая привычка кусать губы и касаться языком рубца, оставленного зубами на нижней губе. Потому губы вечно обветрены, в трещинках и кровоточат. Зубы белые, мелкие и острые. Умеет кусаться. С детства. Больно. И не задумываясь пустит зубы в ход, если будут на то причины.
Черты лица тонкие, правильные, пропорциональные и довольно приятные: высокий ровный лоб, небольшой прямой нос, четкого и твердого рисунка губы, большие, очень выразительные глаза. Только лицо его мало кто видит: еще одна благоприобретенная привычка смотреть в пол, не поднимая головы. Привычка вполне оправданная. Длинная, падающая на лицо, челка и всегда полуопущенные ресницы надежно скрывают крайне неприятный, напряженный взгляд совершенно черных (кажется, что зрачок расширен настолько, что полностью скрывает радужку), холодных, жестоких глаз.
Любой, кто не сочтет за труд мельком посмотреть на Даррена, увидит лохматого худого юношу, совсем недавно вышедшего из подросткового возраста, в некогда добротной, но порядком поношенной одежде. Глаза его робко опущены долу. Мальчишка может быть и курьером, и посыльным, и… Впрочем, до размышлений кто он такой вряд ли дойдет, потому как, скользнув по нему взглядом, добропорядочный человек пройдет мимо, и уже через минуту неприметный облик начисто сотрется из его памяти.

Миаран

Миаран − вторая ипостась Даррена. При первом взгляде на миарана на ум приходит невольное сравнение с крылатой лошадью. Высокий (до полутора метров в холке), поджарый зверь в тугом переплетении мышц и сухожилий под шкурой, покрытой по бокам жестким ворсом серого, бурого, или белесого (седого) окраса. На длинных, стройных ногах, ближе к хребту и шее, а так же на передней части мощных перепончатых (похожих на драконьи) крыльев шерсть становится грубее, трансформируясь в очень твердые роговые пластинки, напоминающие чешуйки с острой режущей кромкой. Если монстр пребывает в агрессивном состоянии, эти чешуйки приподнимаются, облачая зверя в своеобразный панцирь и превращая переднюю часть крыла в зазубренное лезвие. Летать в таком виде миаран не способен.
В спокойном состоянии это изящное и элегантное животное, с сильной, длинной гибкой шеей более напоминающей змеиную, чем лошадиную, и головой хищного ящера. Пасть его утыкана острыми, как бритва, зубами, в состоянии агрессии сочащимися ядом. Ядовитые железы миарана всегда полны яда, но впрыскивается в проводящие каналы яд лишь тогда, когда зверь издает шипящий звук, переходящий в мелодичный свист, определенным образом напрягая челюстные мышцы. В спокойном состоянии животное издает тихие щебечущие звуки, похожие на птичьи трели.
Верхняя часть шеи от затылочной части до холки и локтевой сустав миарана снабжены острыми выростами, напоминающими костяные шипы. Их длина и количество зависят от возраста. У более молодых особей, шипы короче и количество их меньше.
Копыто миарана делится на пять подвижных сегментов, что позволяет зверю передвигаться практически по отвесным скалам как по ровной дороге. Монстр невероятно вынослив, обладает очень быстрой реакцией и способен покрывать огромные расстояния с феноменальной скоростью, вне зависимости по земле или по воздуху.
Грива и хвост миарана не слишком густые, длинные, шелковистые, приятные на ощупь, как правило, белесого или седого окраса. Ворс очень прочный, блестящий, сохраняет свою прочность и блеск даже будучи мертвым (срезанным). Иногда (очень редко и только в восточных землях) используется для создания оберегов и талисманов в виде тонких и прочных оплеток. Считается, что определенный способ плетения придает изделию определенные, уникальные свойства.

8. Характер. покровитель Мэлидирн.

Даррен – «вещь в себе». Он замкнут, необщителен и старается без нужды не попадаться людям на глаза. Обладая феноменальной зрительной памятью, он рано и довольно легко выучился читать и писать, хотя никогда не посещал школу. Его отец владел несколькими десятками книг, и позже, в доме отчима, лишенный удовольствия читать, Даррен развлекался тем, что, закрыв глаза, представлял себе во всех подробностях когда-то прочитанные страницы.
Злопамятен, чувство благодарности ему не ведомо, да и он не считает, что ему есть кого благодарить. Вполне способен отхватить по локоть руку дающего. Просто так, на всякий случай. Вдруг тянут руку не за тем, чтобы облагодетельствовать, а что бы ударить? Он не верит в добрые побуждения, потому что сам их никогда не испытывает, и готов подчиниться либо силе, либо необходимости, но никак иначе.
В свои пятнадцать он умеет ненавидеть. Люто. И весьма успешно умеет скрывать побуждения и желания, поскольку, при всей своей нелюдимости, он очень артистичен, артистичен неосознанно, на уровне рефлексов. Каждый его жест, интонация, взгляд – все выверено и согласованно с внутренними требованиями, безотчетно и неосознанно, потому Даррен кажется очень искренним, и в поведении его не угадывается фальши, даже когда он лжет самым беззастенчивым образом. А лжет он почти всегда, причем не столько словами (Даррен крайне редко и с очень малым количеством людей расточает свое красноречие), сколько поступками и поведением. Он лицемерен до мозга костей.
Так с отчимом он тих, серьезен, сосредоточен и исполнителен. Наедине с мачехой позволяет себе быть грубым и дерзким (впрочем, в последние пару лет мачеха старается избегать его общества). Со слугами это застенчивый, робкий и неприкаянный подросток, готовый благодарить даже за такую малость, которую рачительный хозяин счел бы нерадивостью, что едва ли не вызывает у последних слезы умиления. Учитель знает его как прилежного и талантливого ученика; сверстники – как высокомерного, холодного и равнодушного задаваку, который подвержен внезапным приступам ярости, и от которого лучше держаться подальше.
С Тимми Риганом… за Тимми Даррен порвет глотку. И, пожалуй, даже рискнет своей шкурой. И вовсе не из благородных побуждений, подобные вещи ему неведомы. Просто он приложил слишком много усилий, чтобы научиться тонко и грамотно манипулировать этим человеком. Впрочем, в определенных обстоятельствах, он вполне может бросить Тимми на произвол судьбы, ибо способен предать без малейших колебаний и угрызений совести, если сочтет это целесообразным.
При всем вышеизложенном, Даррен не лишен внутренних личностных устоев, которые часто идут в разрез с общепринятыми представлениями о морали, потому поступки его могут быть совершенно непредсказуемыми.
Терпелив, может выполнять кропотливую, изматывающую работу, если, по его мнению, награда будет достойна усилий.
У Даррена слабый желудок, он, вообще, слаб здоровьем, и это причиняет ему кучу неудобств.

9. Биография.

Отец звал его Дар, мать называла подарком. Он не помнил ее лица, только голос. И он совершенно не понимал, что произошло, куда делась мать и почему отец мечется по комнате, разбрасывая вещи, и называет ее падшей женщиной.
Когда отец бросил на грязный пол портрет матери, заключенный в маленькую серебряную рамку, и с остервенением ударил по нему каблуком, словно пытался изгнать из памяти те времена, когда сам трепетно переносил на холст образ светловолосой женщины с удивительно красивыми, бархатными темными глазами, Даррен заплакал. Тихо и горько. Чувство непоправимой потери охватило пятилетнего ребенка, и стало таким всеобъемлющим, что поглотило весь мир.
Отец остановился, подхватил сына на руки, прижал к себе, сел на скамью, посадил мальчишку на колено. Даррен притих. От отца пахло потом и вином. Некоторое время мужчина рассматривал сына так, словно видел впервые, потом замычал, словно от невыносимой боли, мотнул головой, и столкнул мальчишку с колен. Даррен жалобно пискнул и забился под стол. Отец снова метался по комнате, что-то кричал и кому-то грозил, потом ушел. Хлопнула дверь, и Даррен остался один. Так мир изменился для него в первый раз.
От отца теперь все время пахло дешевым вином. Он приходил и уходил, сутками не вспоминая про сына. Чувство голода стало привычным и нестрашным, а вот жажда всегда была мучительной. Жажда была пыткой почти невыносимой для пятилетнего ребенка.
Однажды Даррен не выдержал. Отец спал на кровати в одежде, не сняв сапоги. Ключ от входной двери был где-то в его кармане, но Даррен не сумел пересилить свой страх. Там, за дверью была свобода. Там были колодцы, и вода. Он долго тихо и жалобно скулил под дверью, потом потянулся к бутылке отца, которой еще плескались остатки какого-то отвратного пойла. Даррен с жадностью припал к горлышку и проглотил больше половины, прежде чем почувствовал вкус. Он поперхнулся от отвращения, закашлялся, и его тут же вырвало. Отец проснулся, сел на кровати, и последнее, что видел Даррен, корчась на полу, был его взгляд, тупой и мутный.
Когда Даррен открыл глаза на следующий день, а может быть, через несколько дней − мир снова изменился. В их доме появилась женщина. Ортензия. Мачеха. Статная, яркая, крикливая брюнетка. Она гладила Даррена по голове в те редкие дни, когда отец бывал дома и шпыняла его, когда отец уходил. Даррен не жаловался. Этот новый мир был не так уж и плох хотя бы потому, что в нем всегда была вода. А Даррен теперь твердо знал, что вода – это то, что он любит больше всего на свете. А вот обильная еда, а порой даже просто запах шипящего на раскаленной сковородке мяса, вызывали у него отвращение, доходящее до желудочных спазмов.
Вскоре Даррен понял, что самое разумное не попадаться мачехе на глаза, пока отца нет дома. Он забирался на чердак, туда, где раньше была отцовская мастерская, а теперь пылились и зарастали паутиной старые холсты. Даррен брал в руки кисти и представлял, что наносит на холст давно высохшие, не пригодные для работы краски. Этой игре он предавался с упоением.
Но в этом пыльном царстве было еще одно сокровище – сундук со старыми отцовскими книгами. Целая страна с мелкими жителями-знаками, путешествующими по страницам, как по удивительной карте. Даррен сам не понял, когда научился разбирать их. То, что открылось ему, было откровением. Он прочитал все (не так уж и много), от «Основ некромантии Эстера», до «Введения в алхимию» Бравеля, а потом перечитывал снова и снова.
Теперь он жил в собственном мире, ограниченном чердачными стенами и был вполне счастлив. Ему не приходило в голову спросить, откуда у отца книги, к которым тот явно никогда не прикасался, а потом спрашивать стало некого.
К смерти отца, по пьяни убитого в каком-то портовом кабаке, Даррен отнесся совершенно спокойно. Отец, которого он знал и любил, остался в другом мире, рядом со светловолосой женщиной, черты которой уже стирались из его памяти, словно любимый образ был окутан пеленой тумана. А человека, от которого пахло вином, он больше боялся, чем любил.
Мачеха назвала его бездушным чудовищем и сильно ударила по лицу. Даррен удивился. Раньше она никогда его не била. Привычные подзатыльники не в счет. Он молча вытер кровь с разбитых губ и вместо того, чтобы идти на кладбище, удрал на чердак. А когда его попытались оттуда извлечь, ловко выбрался через окно на крышу, сопровождаемый пожеланием «свернуть себе шею».
Вопреки ожиданиям, мир со смертью отца не переменился. Он изменился тогда, когда по истечении срока траура Ортензия вновь вышла замуж за преуспевающего торговца.
Это был спокойный, респектабельный человек с добрым, немного обрюзгшим лицом. На все разговоры мачехи о сиротском приюте для Даррена, он отвечал спокойно, но твердо:
- Перестань, дорогая. Подумай, что скажут люди.
И никакие доводы и заверения, в том, что это не ребенок, а исчадие Изнанки, не могли поколебать уверенности Уильяма Веста о том, как должно поступать в отношении сироты, оставшегося на попечении женщины, на которой он имел счастье жениться.
Дом, где Даррен провел первые десять лет своей жизни, был продан вместе со всем содержимым. Вместе с чердаком, пылью, отцовскими картинами и сундуком с книгами. Это было второй его настоящей потерей, после потери матери.
Новый дом был большим и просторным. Ортензия теперь носила дорогие платья, а работу по дому выполняли слуги. Первые дни на новом месте оказались для Даррена самыми тяжелыми и голодными. Он молча сидел за большим столом, уставленным тарелками с яствами, о которых он не имел представления, и его мутило от запахов.
Лишь на третий день управляющий, пожилой, очень высокий человек с военной выправкой, столкнулся с Дарреном в коридоре и ухватил мальчишку за плечо. Робкая просьба ребенка о воде и сером хлебе закончилась приватным разговором управляющего с хозяином. С тех пор, Даррен больше никогда не сидел за общим столом с Вестами, а кухарка баловала его отварными овощами без соли и восхитительно свежим кефиром.
Уильям Вест так и не отправил Даррена в школу, но нанял ему учителя – молодого бледного человека с фанатичным блеском в глазах, бедного, как церковная крыса. Даррен был первым учеником в его карьере. И весьма талантливым учеником. Мальчишка учился легко и без принуждения. Уроки в первой половине дня были необременительны, а учитель не скупился на похвалы, потому они заканчивали занятия всегда довольные собой и друг другом.
Как-то раз, наслушавшись от учителя дифирамбов в адрес пасынка, Уильям Вест взял мальчишку с собой. С этого времени Даррен дважды в неделю заполнял расходные и приходные книги и выписывал счета твердым каллиграфическим почерком за старой конторкой в пыльной подсобке склада. Он был тих, сосредоточен и никогда не допускал ошибок. Однажды сквозь густую, длинную, выбеленную солнцем челку Даррен перехватил внимательный взгляд отчима. В этом взгляде было спокойное одобрение и… гордость. Даррен удивился, особого значения не придал, но запомнил.
Отношения с мачехой не складывались. Они не складывались и раньше, но теперь у Ортензии появилось слишком много свободного времени. В воспитательных целях она била пасынка за малейшие, порой придуманные, провинности. И это, кажется, доставляло ей удовольствие. Для того, чтобы у мальчишки пошла носом кровь, ему достаточно было просто начать нервничать. А в присутствии Ортензии, он начинал нервничать на второй минуте. Потому заляпанные кровью полы уже никого не удивляли. Все списывалось на слабое здоровье бледного, как тень, ребенка.
Когда Даррену было лет тринадцать, произошло то, что вновь изменило его мир. Он впервые взбунтовался.
Ортензия была недовольна. Пасынок опять купался в одежде, нарушив запрет. В раздражении, она хлестнула мальчишку по лицу так, что голова того мотнулась в сторону, а с мокрых волос веером разлетелись искрящиеся капли воды. Даррен оскалился. Со свистом пропустил воздух сквозь сжатые зубы и с ненавистью глянул на мачеху. Она, побледнев, отшатнулась.
Даррен бросился прочь, в свою комнату − небольшую каморку под самой крышей. Все еще тяжело дыша, он остановился пред мутноватым зеркалом и, подняв голову, посмотрел в глаза своему отражению. Отражение ответило немигающим цепенящим взглядом. Даррена передернуло, как от озноба, а в горле зародилось глухое звериное ворчание. Он уже знал, что мачеха больше никогда не ударит его.
На улицах раз и навсегда его оставили в покое после случая с Ремом Остином. Даррен его ненавидел. Ненавидел всем сердцем. Рем был сильнее и выше на голову. Любимым занятием Рема было издеваться над теми, кто слабее. Остальным было просто смешно. Только Тимми Риган иногда ставил Остина на место коротким и резким: «Прекрати!»
Тимми был справедлив. И как все же хорошо, что вожаком этой мальчишьей ватаги был он, а не Остин. А плохо то, что в тот день с утра шел дождь, и издеваться кроме как над Дарреном, было больше не над кем – заботливые мамаши загнали свободолюбивых чИзнанка по домам.
- Ну, давай, заплачь еще! – Остин со смехом ткнул в лицо Даррена тлеющей веткой. Тот отшатнулся и закашлялся. Ветка была сырой и сильно дымила. Он не плакал, просто от дыма резало глаза. Тимми, не обращая на них внимания, ворошил хилый костерок и думал о чем-то своем. Остальные испугано притихли. Никому не хотелось оказаться на месте Даррена.
- Давай! Беги, пожалуйся мамочке! – Рем Остин отлично знал, что никакой матери у Даррена нет. И тогда Даррен взбеленился. Он оскалился, взвился, как спущенная пружина, и прыгнул на обидчика через костер. От неожиданности (удар Даррена был слишком слаб, что бы нанести врагу ощутимый урон) Остин вывалился спиной вперед из грота, приютившего их разношерстную компанию. Тимми что-то крикнул, но Даррен и Рем, сцепившись в клубок, как дерущиеся коты, уже катились по каменистой осыпи к обрыву.
Там, далеко внизу, беспокойные волны пенились у каменных зубьев, хищно обнаженных отливом. Чахлый кустарник у самого края нависающей скалы, низкое небо по которому холодный ветер гнал бесконечную вереницу облаков. Даррен лишь на миг увидел все это, а в следующую секунду понял, что падает. Он отчаянно, всем телом извернулся в воздухе и вцепился в край каменной, отвесной стены. Остин, потерявший опору, повис на его плечах. Даррен молчал, с ужасом ощущая под собой пустоту. Медленно вернулись звуки: шум ветра, отчаянной вопль Рема и глухой рокот волн далеко внизу. И словно во сне - темный силуэт Тимми на фоне неба, и его торопливое:
- Держись, я сейчас!
Тимми Риган был рядом и тянул руки, чтобы помочь им выбраться. Но Даррен уже принял решение. Он вскинул голову и посмотрел в глаза Тимми. Тот замер и побелел, как полотно, пригвожденный этим тяжелым немигающим взглядом к холодному камню. А потом Даррен разжал пальцы.
В долгие секунды падения Даррен умудрился стряхнуть с себя Остина, и на миг перед ним мелькнуло бледное, перекошенное криком, ненавистное лицо. А потом вода вышибла из Даррена дух, нехотя разошлась и приняла в ледяные объятия его безвольно обмякшее тело. Но это была вода. Привычная, благословенная, родная стихия. Даррен выплыл. Рема Остина так и не нашли. Тимми Риган больше никогда не смотрел Даррену в глаза. Лишь время от времени Даррен ловил на себе его напряженный, настороженный взгляд. Иногда. Когда Тимми казалось, что Даррен его не видит.

Шелест

- Ты не понимаешь! – Даррен злился.
- Это опасно… – Тимми растеряно мигал длинными ресницами, казалось, он сейчас заплачет, - Если что-то пойдет не так…
Даррен оскалился, обнажив острые белые зубы.
- Склады уже подготовлены! А записи в приходных книгах за два месяца?! Ты думаешь, это просто?! «Нерка» придет за грузом послезавтра, и если груза не будет – это будет по-настоящему опасно! – Даррен замолчал и запрокинул голову. Какое-то время он был занят только тем, что пытался восстановить дыхание и унять хлынувшую носом кровь. Через несколько минут умывшись из бочки с дождевой водой, он продолжил тихо и совершенно спокойно:
- Я хочу получить груз с «Крылатого» и я его получу, даже если для этого Шелесту придется появиться на борту собственной персоной.
- Как ты себе это представляешь? – скептически хмыкнул Тимми, - Шелеста не существует. Это фантом, за которым нет ничего, кроме твоей игры с таможней и контрабандистами. И как только это станет известно, за наши головы гроша ломанного не дадут.
- Я что-нибудь придумаю, - сказал Даррен. Тимми молча смотрел, как приятель выгреб из небольшого тайника все деньги (а сумма за год скопилась немалая, вполне сопоставимая с ценой небольшой скобяной лавки в торговом районе) и только качал головой.
Когда на следующий день Даррен вернулся в пещерку, служившую им тайным убежищем, у Тимми отвисла челюсть, и он надолго лишился дара речи. Перед ним стоял невысокий, хрупкий юноша, с тонкими чертами аристократически бледного, худого лица. Блестящие волосы, цвета воронового крыла, падали на плечи, укрытые черным плащом, небрежно сколотым на плече золотой застежкой со стилизованным изображением спящего дракона. В бездонных черных бархатистых глазах застыло столько презрения и высокомерия, что его с избытком хватило бы на добрый десяток отпрысков высокородных семейств. Одежда под плащом была дорогой, изысканной и сидела как влитая. На пальце тускло мерцал оправленный в белое золото темно-красный гранат.
- Труднее всего было с этим. – Довольный произведенным эффектом, Даррен протянул руку с отполированными до блеска чистыми ровными ногтями.
Тимми нервно сглотнул, застонал, обхватил голову руками и сполз спиной холодной стене. Шелест больше не был фантомом.

"Погремушка"

Море было серым и у горизонта перетекало в такое же серое небо. Даррен сидел на камнях, поджав под себя ноги, ссутулившись, низко опустив голову. Его скомканная рубашка валялась тут же на земле. Солнце не показывалось из-за туч уже пару дней, и можно было не опасаться, что безжалостные лучи опалят кожу.
Близился прилив. Волны, шипя, подбирались к его коленям и отползали обратно, оставляя на берегу грязную пену и мусор из гавани. По-хорошему, нужно было бы пересесть подальше, но Даррену не хотелось двигаться. Там, где волна откатила, мокрая галька сияла яркими, чистыми цветами. Обкатанные водой камешки, черные, белые, красновато-коричневые, складывались в сложный узор где-то на периферии зрения. Те, что лежали в его ладони были сухими, серыми, с тусклым налетом соли. Даррен бездумно кинул их в набежавшую волну.
Галька захрустела под быстрыми шагами. Человек за его спиной споткнулся и остановился. Даррен не повернул головы. Ни к чему. Шаги Тимми Ригана он узнавал безошибочно. Тимми молчал. Даррен почуял его взгляд и недобро усмехнулся, не разжимая губ, одними уголками. Тимми прерывисто выдохнул и попытался отвести глаза, но взгляд его как приклеенный возвращался к ссутулившейся фигуре друга. Узкая, белая, с выступающими позвонками и острыми лопатками, спина Даррена была исполосована багрово-черными длинными рубцами, которые плавно охватывали его выступающие ребра, сочились кровью и сукровицей. Даррен знал, что смотреть на это более неприятно, чем чувствовать притупленную саднящую боль, но убеждать в этом Тимми не собирался.
- Почему ты не сказал им? – голос Тимми срывался. Даррен раздраженно повел плечом. Тимми был чувствителен и чрезмерно щепетилен. Излишне. – Назвал бы им имя отчима! С тобой не посмели бы обойтись, как с бродягой!
Даррен промолчал, бросил камешек в воду и посмотрел туда, где на рейде, у самого выхода из бухты стояла «Погремушка».
Он был слишком беспечен. Он заметил их только в городе. Случайность? Пробный маневр быстро убедил Даррена в обратном. Оба матроса с «Погремушки» сидели на хвосте как приклеенные. Будь это действительно простые матросы, Даррен сумел бы незаметно улизнуть в толчее торговых улочек, но они были контрабандистами, их умения и навыки далеко превосходили его собственные. Бежать было нельзя, хоть и очень хотелось. Нельзя было вообще дать понять, что он чем-то обеспокоен. Выбираться нужно было просто и естественно.
Тимми Риган, следовавший за приятелем на некотором расстоянии, обогнал его и скрылся в толпе, ни взглядом, ни жестом не дав понять, что они знакомы. Как Даррен ни крутился в торговых рядах, избавиться от преследования не удавалось. Он лихорадочно искал выход, когда ватага мальчишек с грохотом опрокинула торговый прилавок.
Нет, он не надеялся ускользнуть в возникшей суматохе. План был иным.
Даррен наклонился и поднял из-под ног зеленое яблоко, неловко толкнув торговку.
- Держиии вора! - истеричный вопль заложил уши. Даррен испуганно шарахнулся. И в этот момент на его плечо легла широкая ладонь правосудия. Даррен обомлел и на ватных ногах покорно поплелся за усатым представителем закона. Краем глаза он увидел, как досадливо переглянулись его преследователи.
- Ну? – у чиновника был усталый и раздраженный голос, - Будешь говорить?
Даррен молчал, низко опустив голову.
- Как знаешь, - человек за столом брезгливо разглядывал стоящего перед ним подростка. Даррен мог бы назвать имя отчима, но где гарантия, что двоим с «Погремушки» оно не станет известно в тот же день?
- Двадцать плетей. За бродяжничество и воровство.
Секретарь споро заскрипел пером. Глаза Даррена распахнулись в немом изумлении. Двадцать плетей?! Сердце зашлось в бешеном ритме, и Даррену показалось, что оно вознамерилось проломить ребра и заблаговременно покинуть сие негостеприимное место. Он судорожно глотнул, но промолчал и головы не поднял.
Даррен медленно обернулся и через плечо глянул Тимми в глаза. Тот привычно отвел взгляд и заметно побледнел. Даррен смотрел на него с некоторым сочувствием. Прошло несколько минут, пока Тимми не решился задать главный, мучивший его теперь вопрос:
- Значит, вечером ты не пойдешь на «Погремушку»?
Даррен вздохнул и отвернулся. Он дал Тимми помаяться в ожидании ответа, потом отозвался легко и равнодушно:
- Пойду. Они вели меня от гавани, но так и не прижали, хотя возможность была. Приняли за бродяжку и всего лишь хотели в этом убедиться. К тому же… - Даррен недобро усмехнулся, - Они должны мне за попорченную шкуру.

10. Отличительные черты.
Шрам на правой скуле, полученный еще в детстве. Россыпь родинок на шее, над ключицей. Множество шрамов, иссекающих правое запястье − последствия падения со скалы. Спина исполосована узкими, длинными шрамами.
11. Мировоззрение.
Хаотично-злой
12. Пробный пост

Анкета игрока:

13. Ваше имя.
Дмитрий
14. Связь с Вами.
479531671
15. Опыт игры на ролевых.
в наличии
16. Как часто сможете появляться?
Ежедневно, кроме форс-мажорных ситуаций
17. Откуда узнали об игре?
Не первый персонаж
18. Разрешаете ли вы использование своего персонажа после ухода с ролевой?
Нет. Вряд ли в этом возникнет необходимость.