[nick]Ричард Верол[/nick][status]Тень за спиной[/status][icon]http://sh.uploads.ru/4XI9x.png[/icon][sign]

[/sign]

[ Река Такут ]
3 число месяца Страстного танца 1647 года, ночь

Путь был неблизкий, но шли они молча. Паренек, видимо, все еще тушевался необходимости просить о помощи и полагаться на столь неприветливого незнакомца, Ричард же просто не желал заводить беседу с ним, а потому ограничивался лишь короткими взглядами время от времени на своего спутника – его волновала судьба картины. Пусть даже мальчишка старался нести ее аккуратно, Верол знал, до чего неуклюжими и беспечными бывают дети. Он мог уронить холст, зацепившись ногой за какой-нибудь случайный камень. Или к нему могла пристать летучая мышь, и тогда картина послужила бы оружием, коим юноша с визгом бы отгонял назойливое создание. Или у него банально могли устать руки, ведь они были тонкими, как щепки. Девчачьими. Инквизитор не доверял помощнику, и оттого не мог перестать контролировать процесс переноски.
Они обошли город по широкой дуге, приблизившись к замку Инквизиции через предместья. Подступившие к стенам столицы села спали глубоким сном, но время от времени у Ричарда возникало ощущение, что улочки меж хатами не такие пустынные, как могло показаться. Шаг он в той местности ускорил, сталкиваться с лихими искателями легкой наживы совершенно не хотелось – не хватало еще испортить еще один костюм и совсем свежий пейзаж. Да и стража у ворот, располагавшихся не так далеко, могла не понять. В том же, чтобы провести остаток ночи в их прелестной тюрьме, объясняясь и оправдываясь, не было никакого удовольствия.
В отличие от ворот города, которые запирались на ночь, войти в замок Ордена можно было в любое время суток. Инквизиторы зачастую не выбирали, когда нужно исполнять свой долг, и могли прибыть или отбыть в самое невообразимый час. Сторожевые у подъездной дороги, соответственно, были куда как бодрее своих коллег из городской стражи, но проблем не составили: Ричарда знали в лицо, а на ученика, которого тот привел с собой, и не посмотрели толком, хватило клейма. Подивились разве что, что Верол в кои-то веки нашел себе компанию, да посочувствовали мальцу, вынужденному терпеть такое общество.
Двор и коридоры пересекали еще быстрее, чем предместья, ибо Ричард предполагал, что наставники, могущие оказаться бодрствующими в такой час, оказались бы куда более проницательными. Отвечать на их вопросы не хотелось, равно как и отдавать выбранную жертву на их поруки. Никто не сможет объяснить. Многие из них были готовы носиться со своими протеже, как с писанной торбой, и никто не хотел воспитывать в них характер, какого требовал от детей Орден. Им было их жалко. Верол же жалости не ведал, и это отвращение, которое от испытывал к мальчишке, уже практически оформилось в слова, в действия, которые все громогласно окрестили «помощью». Сейчас это было подобно тому, чтобы остановить экзекуцию на половине пути, и Ричард не мог этого допустить. Все случилось не просто так, этот юноша вышел к берегу реки только затем, чтобы прошлое нашло свое отражение в настоящем. Мальчишке и правда не повезло – на их пути никто не встретился. Ни единой живой души, которая смогла бы вырвать невинное создание из смыкающихся когтей рока.
Они сошли с лестницы на втором этаже, и Ричард направился по одному из коридоров, все вглубь и вглубь, пока процессия не уперлась в дверь в самом его конце, образовавшей тупик. Выудив из кармана брюк ключ, Верол открыл и дверь и, на мгновение смерив мальчишку взглядом, полным сомнения, впустил всех внутрь.
Обычно инквизиторы покидали Орден в тот самый момент, когда могли заработать себе на квартирку или комнату в городе. Задерживаться под крылом гильдии не любили – здешние стены угнетали, а общая атмосфера напоминала скорее общежитие, полное молодняка. Но главная причина была в том, что любому иногда требовалось отвлечься от службы, дабы сохранить здравость суждений и трезвость мыслей. Ричард же был едва ли не единственным, кого нахождение в замке ничуть не угнетало, и он прочно прикипел к местной обстановке, проведя в жилом корпусе почти две сотни лет и получив в итоге весьма немаленькую комнату в качестве приятного бонуса за свою верную службу. Всех все устраивало: Орден получал контроль над неконтролируемым Ричардом, Ричард мог не думать о быте и не привыкать к самостоятельной жизни в городе. В Ацилотсе у него был дом, оставшийся от родителей, но там он так и не смог провести больше одной ночи. Не раз инквизитор задумывался о том, что нужно выбросить все старое и переделать дом под себя, выветрив тем самым из него затхлость прошлой жизни и почти стершихся воспоминаний, но этот вопрос бесконечно откладывался в долгий ящик. Его устраивало то, как он жил ныне.
Мрачная гостиная, плавно перетекавшая в спальню, встретила их неприветливо. Веролу это, впрочем, ничуть не мешало, ибо знал он помещение до малейших деталей, а потому указал пареньку прислонить картину у стены возле рабочего стола. Сам же поставил на кресло саквояж и разложил в углу мольберт, после чего зажег напольный канделябр, дабы хоть как-то осветить пространство. Как могли увидеть гости, мрачным жилье инквизитора было и при свете, все оформление будто говорило о том, каким может оказаться человек, пригласивший их внутрь. И повсюду были картины: на стенах, выставленные стопками на полу, еще несколько выглядывало из шкафа, чья дверца не закрывалась. В комнате царил беспорядок, было видно, что гостей хозяин принимать не любил и явно не собирался.
- Я хотел бы осмотреть артефакт, который принес вам столь неприятностей. С вашего позволения, - произнес Ричард, повернувшись к гостям.

[nick]Ричард Верол[/nick][status]Тень за спиной[/status][icon]http://sh.uploads.ru/4XI9x.png[/icon][sign]

[/sign]

Паренек не врал, и дело было даже не в том, что Ричард сразу узнал кулон, впившийся в его кожу. Все повадки юноши будто кричали о том, что это ложная личина, непривычная ему самому: он краснел, опускал глаза, смущался и демонстрировал всевозможную неловкость от необходимости впускать незнакомца настолько близко. И только тот факт, что этот ученик был девушкой, объяснял жеманность и медлительность, с которой он расстегивал ворот рубашки и оголял грудь, пусть даже она и не могла более никого шокировать и вызвать мысли о чем-то нехорошем, недостойном целомудренной и скромной леди.
Паразит предстал перед Ричардом во всем своем великолепии, агрессивно сверкнув серебром в свете свечного канделябра. Верол не стал ни трогать украшение, ни проводить какие-либо иные манипуляции – такие артефакты лучше было просто уничтожать на месте, не допуская какого-либо тактильного контакта. Эти меры предосторожности применялись даже в адрес известных вещей, ибо темная магия была коварна: спящие или скрытые свойства могли проявиться в самый неожиданный момент. Проверять их возможное наличие на своей шкуре инквизитор желанием не горел. Тревожило, что подобная безделица обнаружилась в Ацилотсе. В Ордене гордились тем, что в столице подобной дряни было в разы меньше, чем в других регионах, и ее появление здесь было дурным знаком. Утром об этом следовало доложить. Где-то рядом могла объявиться подпольная мануфактура, или же через столицу пустили новый канал сбыта нелегальных артефактов. Либо настало время припугнуть аристократов, которые были падкими на такие шутки в адрес коллег и конкурентов.
- Будьте так добры, подождите меня здесь. Никуда не выходите и ничего не трогайте.
Но выйти ни девушка, ни кот так и не смогли бы – Верол запер дверь, когда вышел в коридор. Не было его с полчаса, в течение которого он спустился в лазарет и отыскал там дежурную сестру, следившую за единичными инквизиторами, которым не повезло на задании. Долго ее уговаривать не пришлось, она послушно поверила легенде о намечающейся работе и согласилась подготовить необходимые смеси: яд-нейротоксин, настойку призрачной орхидеи, легкую лечебную смесь и стимулятор к ней. Удивило девушку только что, что пришел за необходимым Ричард настолько поздно, но он лишь отмахнулся тем, что ждет приказа в любую минуту и не уверен, что дело терпит до завтра. Получив желаемое и выслушав наставления по применению, Верол направился обратно к комнатам.
План его был предельно прост. Очень многие проклятия и артефакты-паразиты следовали одной простой логике – пока их питали жизненные силы носителя, они цеплялись за него хуже репея. Стоило только оборвать живительную жилу, как магия сходила на нет, а паразит отторгался от бесполезного ныне тела. Скользкий момент состоял в том, что имитация смерти была процессом сложным и даже опасным, ибо целиком зависела от выносливости жертвы. Даже призрачная орхидея, считавшаяся относительно безопасным путем ввести организм в состояние, близкое к смерти, несла в себе существенные риски, из-за чего сей метод применялся с большой неохотой и оглядкой на вероятную неудачу. Был и другой способ - вышибить тьму тьмой, но Верол был более чем уверен, что чахлое тельце ребенка не выдержало бы его экспериментов, а он сам не заметил бы того рубежа, за которым начинались пытки. Если паренек умрет от орхидеи, никто Ричарда не осудит. Если того убьет его магия, будут вопросы. А разве здесь кто-то хотел на них отвечать?
Но имитация смерти – это полдела. Увы, кома могла оказаться недостаточно… красноречивой для жадного артефакта. А еще она наступала слишком быстро и внезапно, чтобы быть информативной для жертвы. Дабы компенсировать эти недостатки настоя корней орхидеи, Ричарду и был нужен нейротоксин. Эту смесь в Инквизиции использовали для пыток: раствор яд паука каракута и паука-бегуна, в данном случае в достаточной концентрации, чтобы вызвать болезненный паралич, но избежать летального исхода или побочных эффектов для здоровья. Именно это должно было имитировать агонию, которая предшествует любой убедительной смерти. После паралича и судорог юноша скоропостижно скончается на ближайшие пару часов. Проснуться он должен был уже другим человеком, во всех смыслах этого слова.
Ждал ли Верол, что его гости действительно останутся на своих местах и сдержат свои порывы к осмотру комнаты и ее наполнения? Наверное, все же нет, ведь в реалиях современного мира это было бы слишком наивно. Возможно, ему бы даже польстило, если бы юноша или кот оценили его работы, если бы он застал их разглядывающими детали картин или набросков. Но он ошибся, ибо незнакомец, коего он оставил у себя, был полностью погружен в чтение одного из фолиантов, который Ричард, видимо, беспечно положил где-то в пределах досягаемости – на столе или кровати, ибо едва ли гость был настолько наглым, чтобы ковыряться в книжном шкафу, где фолианты стояли ровными и плотными рядами. Мальчишка не заметил, что хозяин комнаты вернулся даже когда Верол ступил в свет, бросив взгляд на корешок книги, коя так увлекла юношу. То был редкий для этих краев труд, посвященный истории города Сезии. Чтиво весьма интересное даже для Ричарда, который покупал ее из чистого интереса к тамошнему зодчеству и процессу градостроения. Как и все у алла, даже обложка книги пестрела украшательствами и завитками, что, должно быть, и привлекло гостя. Вопреки наказу ничего не трогать.
Ричард спокойно ждал. Кот оказался наблюдательнее хозяина, ибо поспешил прервать неловкую паузу и обратить внимание юноши на вошедшего. Незнакомец сообразил не сразу, но когда увидел хозяина книги, то сразу отбросил ее прочь, будто так и было, вскочил и – что ожидаемо – смущенно закусил губу, едва глядя Веролу в глаза.
- Извините. Я аккуратно...
Разумеется, это раздражало. Но можно ли был злиться, если он сам на свой страх и риск оставил их здесь одних? Беглый осмотр комнаты показал, что все, кроме книги о Сезии, лежало на своих местах, а значит едва ли был резон слишком сильно выходить из себя. Юноша заплатил бы сполна уже через несколько минут. Верол обязательно напомнит ему, как нужно вести себя в чужом доме.
- Прошу простить также мое поведение и манеры, я должна была представиться сразу и быть сдержаннее, а не вести себя подобным образом. Страшно представить, что вы теперь обо мне думаете. Мое имя Дезире Аланассолиора, ученица инквизитора.
- Ричард Верол, весьма рад знакомству. Прошу вас, присядьте в кресло, - и инквизитор приглашающим жестом указал на мягкую мебель. Сам же пододвинул себе стул, дабы сесть напротив мальчишки. – Я хочу объяснить вам, как мы поступим. Как я и говорил, снять артефакт возможно, но это сопряжено с существенными рисками. Дело в том, что данный артефакт питается жизненными силами хозяина, а потому не снимется, пока эти силы не иссякнут. Иссякнут же они только в одном случае – смерть носителя.
Ричард говорил предельно спокойно и мягко, не торопясь и тщательно следя, чтобы паренек полностью понимал, что ему хотят сказать. Это было важно.
- К счастью, есть пути имитировать это состояние без фактической смерти. Самый простой – с помощью растения под названием призрачная орхидея, - и он продемонстрировал небольшую закупоренную склянку с мутным отваром. – Дабы уверить вас, что это безопасно, я скажу, что этот цветок используют в нашем лазарете, если раны слишком серьезны, и организм не способен одновременно регенерировать и поддерживать себя в полноценном функционирующем состоянии. Я лично знаю людей, которые проходили эту процедуру. Я дам вам очень маленькую дозу, что должно снизить возможный риск еще существеннее. Если ваш организм не истощен слишком сильно, вы не болеете и не имеете аллергии на природные токсины, то угрозы для вашей жизни быть не должно. Продлится это кома час, максимум – полтора.
Он собирался быть честным. Дезире никуда бы не делась из этой комнаты, ибо в его руках был ключ к ее спасению. Что-то подсказывало ему, что она будет его слушать, пусть даже и из простой вежливости и чувства стыда, которое она нынче испытывала в связи со своим поведением в его отсутствие. Ричард же в свою очередь не собирался поступать с ней, словно преступник, подводя к своему замыслу обманом и втихую. Ему нравилась идея, что она сама идет к нему в руки. Она сама ему доверится.
- Сложная часть заключается вот в этом, - и он показал другую колбу, поменьше. Жидкость в ней была немного гуще и будто бы имела желтоватый оттенок. – Как вы, образованная ученица инквизитора, можете знать, кома – не есть смерть. Ваше сердце не остановится, лишь замедлит свой ход. Весьма велик шанс, что артефакту будет этого достаточно, но попытка будет всего одна, потому нужно учесть все возможные варианты. Поэтому я также дам вам нейротоксин – он вызовет сильный и неприятный паралич. Это позволит магии артефакта уловить, что угроза для вас реальна, а последующая смерть – не театр, который мы разыграли для него намеренно. Уверяю вас, неудобства будут недолгими, но боюсь, что следующий отвар мне придется вливать в вас насильно. У вас отнимутся руки и мышцы рта и гортани, вы не сможете выпить сами.
Да, он не сказал прямо о боли. Не хотел пугать, ибо это было именно то, что могло заставить ее бежать. Но о времени мучений он не лукавил – он собирался сделать все быстро, ибо впоследствии сознание могло отказаться воспринимать поступающую информацию, сконцентрировавшись только на страданиях. Минута или две – не больше. Она едва успеет понять, что ей страшно.
- Если вы готовы, то расположитесь поудобнее и выпейте нейротоксин. Помните, что вы останетесь в этой позе на некоторое время, конечности и мышцы могут затечь. Если вам так будет спокойнее, с вами может посидеть ваш кот. Его присутствие никак не помешает. Разумеется, если он способен держать себя в руках, как почтенный джентльмен, и окажет мне содействие, когда придется заставлять вас принять отвар орхидеи.
И Верол протянул юноше первую склянку. Его честность должна была сделать свое дело.

[nick]Ричард Верол[/nick][status]Тень за спиной[/status][icon]http://sh.uploads.ru/4XI9x.png[/icon][sign]

[/sign]

Его совету юноша не последовал. Он знал своего кота куда лучше Ричарда и безошибочно предположил, что тот едва ли станет сидеть спокойно, если что-то пойдет не так. И даже в том случае, если все будет идти по плану. Так бывало всегда: эмоции близких затмевали их разум, сколько бы ни объясняли им, что даже самые страшные деяния в адрес их родных пойдут всем на благо. За свою долгую жизнь Верол видел это много раз. В лазарете, когда друзья и коллеги не давали медикам ампутировать охотнику ноги, потому что тот станет инвалидом и сгниет в яме самобичевания и неутолимых сожалений. В домах задержанных, когда жены и матери бросались на колени перед инквизиторами, моля всех богов оставить семью в покое – вопреки тому, что задержанный представлял смертельную угрозу родным и окружающим. В ученических помещениях, где наставники жалели подопечных и позволяли сорнякам слабости и малодушия вырастать на сей благодатной почве, коверкая образ ученика и обращая его в слабохарактерного и бестолкового инквизитора. Ричард не чувствовал ничего такого. Он держал в руке яд, и ничего в его сердце не дрогнуло при мысли, что мышцы Дезире уже через несколько минут будут биться в болезненном спазме, пока не застынут мгновенно, будто поставленная в печной жар глина. Что разрывающая ткани и органы боль взорвется в ее тщедушном теле. Что, возможно, в ее голове мелькнет предательская мысль, что лучше было бы поскорее умереть и больше никогда уже не проснуться, чем жить вот, постоянно борясь с превратностями мира и подлостью людской. Это то, что она должна была усвоить. То, что должно было каленым железом отпечататься у нее в памяти. Непреложный закон, столь же древний, как весь человеческий род – сказки обязательно обращаются в кошмар, а за покой и счастье нужно платить болью и кровью. Наверное, уродливый кот знал его, раз хозяйка выгнала его за дверь. Дезире же о нем не ведала, а потому с некой обреченной готовностью забрала колбу и села обратно в кресло.
- Я вам верю, господин Верол. Я практиковалась в лазарете и тоже видела воздействие орхидеи. А ещё читала, что некоторые нейротоксины вызывают боль. Если мало ли, что-то пойдёт не так, то... Спасибо заранее. В любом случае.
Нет, не обреченная. Готовность жертвенная. Юноша смотрел на инквизитора, и у того не появилось ни малейших сомнений в его доверии. В момент этого зрительного контакта стало предельно понятно, что Дезире сделала бы все, что бы ни сказал Ричард. Какая бы невообразимая идея ни была им предложена в качестве лечения – она бы слепо доверилась и выполнила ее. Верол смотрел на нее внимательно, когда она одним залпом выпила яд и откинулась на спинку в ожидании. Он ждал этого, он знал, что так будет, но где-то глубоко его точило сомнение. Он не понимал, почему все прошло так идеально, точно согласно его предположениям. Он не понимал, почему эта наивная душа без малейших сомнений взошла на плаху и позволила ему занести над собой топор. Это вызывало интерес, и интерес сильный. Хотелось знать и видеть больше, выяснить, сколь далеки границы дозволенного, насколько обширно это аномальное доверие маленькой девочки. Когда ее лицо, до того момента уже озарившееся облегчением, перекосилось гримасой боли, а сама Дезире со стоном согнулась, что-то наконец дрогнуло в Вероле. Нет, не сочувствие, жалость или стыд. На мгновение ему показалось, что он видит тот самый шедевр, ту самую картину, которую ему никогда не написать. Эту степень трагедии и страданий, которые он искал, невозможно было отразить в масле. Для этой картины требовалось живое тело.
Когда юноша выпрямился в кресле и посмотрел на него испуганными глазами, Ричард едва заставил себя выдохнуть застывший в легких воздух. Это было необходимо, чтобы начать говорить, и для этого тоже пришлось приложить усилие – слова разорвали бы вуаль произведения, которое увидел инквизитор. Он практически заставил себя сдержаться. Чем дольше бы он медлил, тем сложнее ему было бы дать ей орхидею, и тем больше был бы соблазн запустить когти своей магии в несчастную девушку, усилив действие яда и проверив, сколько образов ужаса могут появиться на ее лице. Ричард поправил очки. Этот жест помог отогнать наваждение, уже практически завладевшее его разумом.
- Запомните эту боль, Дезире. Таким будет каждый ваш день в Инквизиции. Запомните отчаяние и близость смерти, потому что они будут преследовать вас до самой вашей кончины, мерещиться в ночных тенях, приходить в кошмарах – а после находить облик в мире реальном. Каждый в этом мире желает вам зла, каждый второй готов убить своими руками. И будет много, очень много людей, которые действительно попытаются. Даже если вы спасетесь сегодня, завтра вы можете умереть от чего-то другого. Умереть жутко, в страданиях куда больших, чем сейчас. Клеймо разверзло перед вами Изнанку.
Ричард говорил негромко и совсем не поменялся в лице несмотря на внутренние противоречия и едва сдерживаемое помрачнение рассудка, уже готовое сорваться с цепи. Так все вокруг это называли. На деле же никакого помрачнения не было – мужчина просто боролся с желанием зверски убить своего гостя прямо в этом кресле.
- И вам никто не обязан помогать. И не поможет. Никто не решит ваши проблемы, не будет терпеть ваши слезы и капризы. Вполне вероятно, что после следующей же вашей истерики ваш наставник изобьет вас до полусмерти. Возможно, наказанием за ваш побег будет голод или розги, рассекающие плоть спины до костей. Такие раны заживают очень долго, а иногда еще и гноятся, оставляя страшные рубцы. За вашу слабость и трусость вас выставят у позорного столба, и каждый будет иметь право бросить в вас камень. А когда все вокруг поймут, насколько вы бесполезны и неспособны защитить даже себя саму, вас убьют без сомнений, сочинив красивую историю о вашей безвременной кончине для лиц непосвященных. Вас выбросят, как мусор, потому что вы способны только делать ошибки и в слезах убегать. Таково ваше будущее, Дезире.
И тут он подался вперед, оперевшись локтями о колени.
- И я должен был выбросить вас сегодня. Честно говоря, я до сих пор сомневаюсь, и что-то во мне очень хочет прервать ваши мучения отнюдь не с помощью орхидеи. Скорее всего, такого желание и высших эшелонов – после вашего поступка вы им не будете более нужны. Как и вашему наставнику, вероятно, он ведь хотел ученика, а не такую… тряпку. Но я вам пообещал, а вы меня вежливо попросили. Вежливость делает очень великие вещи, миледи.
Откупорив вторую склянку, Ричард подошел к креслу, беспардонно ухватился пальцами за лицо Дезире. Она не сопротивлялась, а тело не отличалось податливостью – яд взял свое, парализовав девушку. Сильно нажав на щеки у краев нижней челюсти, он влил жидкость в приоткрывшийся рот гостя.
- Вы навсегда запомните эту боль и то, за что Орден избавляется от инквизиторов. Потому что если эта история повторится, вы увидите меня уже отнюдь не в роли друга. Когда не помогает пряник, Инквизиция берется за кнут, и от этого кнута ваша плоть уже не оправится.

[nick]Ричард Верол[/nick][status]Тень за спиной[/status][icon]http://sh.uploads.ru/4XI9x.png[/icon][sign]

[/sign]

Действие орхидеи было ознаменовано едва слышным металлическим звоном. Рубашка на груди мальчишки зашевелилась, и Ричард тут же оттянул ворот, дабы вытянуть паразита до того, как тот присосется снова. Амулет послушно лег в руку, задняя его поверхность все еще сохраняла тепло человеческого тела. Отвратительное украшение, успевшее напитаться человеческой жизнью. Не особо заботясь о нежной коже своего подопечного, Верол бесцеремонно сорвал кулон с его шеи, сломав при этом застежку. Оно и к лучшему, основным условием действия артефакта было его надевание. Без застежки никто бы уже не смог его использовать, если вдруг случится что-то непредвиденное и амулет вернется в мир. Но это произойти не могло, потому что уже утром Ричард отнесет паразита специалистам и на его глазах опасный артефакт будет уничтожен. Достойный конец недостойного украшения.
На время же амулет был спрятан в коробку из-под красок и плотно закрыт. Закончив с ним, Верол бросил взгляд на человека, еще минуту назад бывшего юношей, и увидел на его месте девушку. На лице ее так и застыла маска ужаса и тревоги, но даже сквозь нее было видно, что девочка вполне себе симпатичная. Бледная кожа, светлые волосы – ей и правда было бы куда лучше в институте благородных девиц, а не в Ордене. Такие профили украшали портретики, которые посылали женихам-аристократам для сватовства, а не искажались гневом и жестокостью на полях сражений Инквизиции. Однажды бы его украсили шрамы, возможно, ее бы и вовсе страшно изуродовало, отвернись от нее удача всего на мгновение. Это лицо неизбежно потеряет свой шарм и станет уродливым, на нем отразится тень жизненных печалей и разочарования, куда более четких и ясных здесь, в Ордене, чем в мирской жизни за его стенами. Растают зачатки манер и хорошего воспитания, истлеет вежливость, обратившись в сталь и беспринципность, что превратят ее из человека в машину. Он ведь сам ей об этом рассказал. Он сам открыл ей ее будущее и сам же подтолкнул к нему, оборвав для нее возможность исчезнуть и начать все сначала. Таков был долг Ричарда и такова же была его философия – выбранный путь такого рода человек изменить был не в праве. Но в какой-то степени он чувствовал едва заметную печаль от того, что Дезире настолько сильно ошиблась, оставшись здесь в свои юные десять лет. Его влекло разрушение, ему хотелось приложить к падению девушки свою собственную руку – но он не мог не признать, как ценитель прекрасного, что лучше бы все для этой девочки сложилось иначе. Ее хрупкий потенциал сгниет, так и не раскрывшись.
До самого ее пробуждения Верол Дезире не трогал и даже не подходил к ней. Дело шло к рассвету, а значит скоро нужно будет приступить к делам насущным: встретиться с начальством, отнести картины знакомому торговцу предметами искусства, дабы он выставил их на продажу от его лица. Там же можно будет спросить, не интересовался кто-то заказами – то, что Ричард ждал уже слишком долго, чтобы терпение не начало истончаться. Работ скопилось изрядно, пора уже было отдать их на поруки. Добрый час он этим и занимался – выбирал, рассматривал, скрупулезно искал недостатки и отсеивал неудачные образцы, прикидывал размеры рамы и ее материал. Верол не заметил, когда девушка очнулась, был слишком занят поисками в шкафу давно забытой акварельной миниатюры. Акварель не нашел, но зато в руки ему попалась еще более забытая картина, написанная маслом. Портрет наставника, совсем небольшой – тратить на такого человека полноценный холст не хотелось. И, конечно, никакими добрыми чувствами с картины и не веяло. Мрачнее портрета в мире не существовало.
Когда инквизитор обратил работу к свету, дабы оценить ее состояние, что было важно, учитывая, сколько она в шкафу провалялась, взгляд зацепил светлое пятно. Дезире уже пришла в себя и теперь неуверенно двигалась к нему. Рубашка была ей сильно велика и теперь оголяла плечи, что было недопустимо для уважающей себя девушки, по мнению Ричарда. Брюки сидели на ней нелепо – были слишком узкими в бедрах и собирались гармошкой на лодыжках. Обуви на ней больше не было. Верол смотрел на нее краем глаза и ждал, что она будет делать, а девушка тем временем подошла почти вплотную. Она и сама чего-то ждала, а потому инквизитор отложил портрет и обратил все свое внимание на нее. Мужчина не мог определить выражения ее лица, в нем что-то неуловимо изменилось. На нем остался страх, но он приобрел другую форму, доселе Ричардом не виденную.
- Я не хочу такого будущего.
Именно из-за этого нового выражения Верол не дрогнул и не отступил, когда ее пальцы коснулись жилета, а после двинулись выше, туда, где одежда уже не скрывала кожу. Касание неприкрытой шеи могло быть расценено как угроза, и в любом другом случае Ричард среагировал бы мгновенно, но и сейчас он остался недвижим, лишь выжидающе глядел на девушку, чуть хмурясь. И подпускал все ближе, не мешая ей делать все более смелые жесты: мимолетное касание щеки, руки, оплетающие шею, нерешительный поцелуй в губы и ее испуганное дыхание на его лице. И фраза…
- Научите меня.
Вежливая, она не забыла про «пожалуйста», которое творит чудеса. Но сейчас Верола практически не нужно было просить – он упивался тем, как девочка доверчиво льнула к нему, опасливо проникаясь чем-то потаенным и порочным, что пробудилось в ней вместе со старой личиной. Он знал, что она доверится, но она снова удивила его – наивная жертвенность Дезире достигала пика. Ричард чувствовал ее теплое тело рядом с собой, и хотя все еще не смел ее касаться, уже знал, что мог сделать что пожелает. Мог переломать все тонкие косточки по одной. Мог выпустить ее кровь и рисовать ею картины, пока девушка медленно умирала. А мог утопить в пороке, извалять эту Ванесу в грязи собственных желаний. Тело, живое тело, требовавшее кисти мастера. Уже попорченную ошибочностью выбора жизненного пути, ее все еще можно было раскрыть, сделав верные акценты и добавив тени в этот неоправданный свет. Веролу хотелось этого даже больше, чем просто проявить свою необузданную жестокость, удовлетворения от которой – мгновение. Это должно было стать долгоиграющим чувством, схожим с дегустацией блюда, приготовленного истинным гурманом. Его не ели залпом, зачерпывая снедь ложками. Удовольствие состояло в том, чтобы оттянуть конец трапезы. Намеренное терзание себя голодом и сдерживаемая жадность – вот что руководило Веролом, когда его рука скользнула под выбившуюся из брюк рубашку и прошлась по гладкой коже, когда он сам прижимал девушку к себе, отрезая пути к отступлению и не оставляя ей шанса передумать. Он хотел взять все, что Дезире могла ему предложить. Клетка захлопнулась.

Пока она лежала к нему спиной, свернувшись клубком и силясь пережить первые острые мгновения самобичевания и жгучего позора, Ричард поднялся с кровати. На свою жертву он больше не смотрел, равно как и не проявлял к ней хоть какого-нибудь интереса. В первую очередь он взял с полки очки и наконец получил возможность смотреть на мир четким взглядом. Тут же отметил, что нужно наведаться в ванную, а продолжив мысль, заметил, что к прачкам должно было отправиться и постельное белье. Этот досадный факт заставил его нахмуриться и упрекнуть себя в непредусмотрительности – он совершенно не подумал о последствиях растления невинных дев. Хотя можно ли было сказать наверняка в самом начале, что Дезире была нетронута? Знай он заранее, что она может себя так вести, он бы серьезно усомнился.
Пока он вынимал из шкафа халат, некогда купленный в Шхаасе у мастера по росписи по шелку, облачался и собирал по полу свои вещи, тут же встряхивая их и осматривая на предмет пыльных пятен на ткани, взяла себя в руки и Дезире, тихонько сползла с кровати, натянула свою скудную одежку и выскользнула из комнаты, будто неслышимая тень. Ее отсутствие Верол заметил только тогда, когда принялся сворачивать замаранное одеяло. На его место он постелил плотное верхнее покрывало, которым именно сегодня поленился застелить постель, а после и сам вышел в коридор, направляясь к ванной, дабы привести себя в порядок. До полного пробуждения Ордена оставалось еще пара часов.

[ Тренировочный зал, 5 число СТ ]

Отредактировано Ричард Верол (2017-09-06 22:13:11)

[ Тренировочный зал ]
5 число месяца Страстного Танца 1647 года, вечер

День протекал неспешно и размеренно. Дела ладно переделывались, и ближе к обеду даже нашлось время на расслабленное саморазвитие. Впервые Ричард взялся за книги, которые не так давно одолжил в библиотеке Ордена. Запасы Инквизиции не могли похвастать существенной коллекцией трудов, посвященной культуре, ведь совсем немногие художники и скульпторы нарушали закон настолько, чтобы их библиотеки изымали на благо государства, равно как и не столь многие инквизиторы в целом интересовались данной сферой, чтобы кастелян соглашался добровольно включать их в смету. Куда больше на полках было научной, исторической и прикладной литературы, полезной в обиходе и нужной для общего образования любого приличного современного человека. Но, к удивлению Верола, даже среди этих камней нашлись кусочки золота, бережно перенесенные в обитель, где им нашлось бы куда лучшее применение. Искатель так и не смог полноценно взяться за эту ветвь искусства, слишком дороги были материалы, слишком много места они занимали, без полноценной мастерской сложно было позволить себе что-то существенней небольших тренировочных образцов. Так и выходило, что скульптура в основном появлялась в обличье чертежей, аккуратно подшитых в папку для набросков. Удивительное дело, что при всем этом Ричард не мог похвастать особыми успехами в художественном начертании и построении чертежей строений. Там, где не оставалось места теням, свету и экспрессии, составлявшим основу шарма его произведений, не оказывалось места и его таланту. Посредственные же чертежи, каким мог похвастать любой выпускник архитектурного факультета академии, безжалостно сжигались. Это было не та область, где Ричард мог созидать. На этом поприще он лишь читал знаки и раскрывал скрытый смысл, замысел создателя, творившего через инструменты зодчества. Верол не верил в абсолютную гениальность, а потому довольствовался своей склонностью к изобразительному искусству. В области архитектуры его устраивало оставаться в кресле наблюдателя, равно как и в сфере театра, оперы и музыки.
После обеда, на который Ричард вышел с некоторым запозданием, дабы в обеденном зале осталась лишь малая часть жителей замка, служанка, смущающаяся и прячущая глаза, принесла ему записку. Не раз искатель задумывался о том, почему же его боятся слуги. Он никогда не трогал статистов, никогда не поступал с ними дурно, напротив, относился со всем возможным почтением, признавал важность и нужность их работы. Особенно учитывая, что сам он в быту был абсолютно бесполезен. Но слава летела впереди него самого, и приходилось раз за разом созерцать опущенную голову и поспешные движения, так и говорившие о том, сколь же прислуге хочется сбежать подальше. Они даже не старались проявить ответное почтение. По их жилам тек вязкий страх, нагнетаемый байками и сплетнями, их раболепие не имело ничего общего с хорошими манерами и выучкой. Именно поэтому Верол отпустил девочку сразу, как забрал у нее из рук пергамент. Ее неприязнь к нему ощущалась физически, и подобной несдержанности он терпеть рядом с собой не мог.
Уже в комнате он вчитался в строки, подойдя к окну. А после задумчиво посмотрел наружу, мимоходом зацепившись взглядом за учеников, которых гоняли по плацу внутреннего двора. Больше всего Верол ненавидел тренировки на жаре летом. Он был единственным, кто никогда не получал воды и не отходил отдыхать в тень. Сколько раз он захлебывался кровью, которая внезапно лилась из носа – и не счесть. Однажды даже потерял создание, что ему еще очень долго вспоминали не самым лестным образом.
Содержание воодушевляло: мышка поддалась, послушно льнув в кормящие ее руки. Но Ричард не торопился менять свои планы, он погрузился в раздумья, решая, какой же исход будет наиболее благоприятным в данной ситуации. Отказ стал бы болезненным ударом бича по обнаженной коже, но искатель видел, как она хотела пойти, как отчаянно хотела согласиться – вопреки тем обстоятельствам и мыслям, что сдерживали ее. И раз она эти обстоятельства преодолела, переломала свой страх, снова поддалась искушению и предложила себя ему, предоставив самому решать, что с ней будет теперь, то это требовало ответных действий. К подобному как минимум требовалось проявить уважение, ведь какой бы глупой она ни была, сколько бы наивности в ней ни обнаруживалось, она послушно отдавала Ричарду все, чего бы он ни попросил. Разве он мог не взять?
Поэтому он спустился вниз, наведался к слугам и попросил организовать на закате экипаж. Кто-то непременно отправился бы до заката в город по нуждам замка, а потому едва ли просьба Верола заставила их слишком сильно утруждаться. Получив подтверждение, что все будет исполнено, он вернулся к себе и взялся за подготовку к приему. А уже через час, закончив с гардеробом и приведением себя в надлежащий порядок, прошествовал в соседнее крыло, к комнате, которую хорошо знал каждый инквизитор.
В дверь он постучал не сразу, да в том ограничился лишь очень сдержанным постукиванием набалдашником трости по дереву. По ту сторону мгновенно раздался топот, наводивший на мысли о возмущении идущего. Верол был к этому готов. Его несказанно раздражало, что Дезире вовлекла постороннего в их планы, что теперь ему предстояло выслушать много далеко не лестных слов и себе, но это уже нельзя было поправить. Возможно, девочке действительно нужна была помощь старшей женщины, ведь едва ли она хоть раз выходила в свет на такое серьезное мероприятие. Оставалось надеяться, что результат их трудов того стоил.
Разумеется, в первую секунду Бриенна попросту застыла в изумлении, ведь она ждала чего угодно, но не того, что увидела в коридоре. Разумеется, в ее голове с бешенной скоростью задвигались шестерни, рождая страшные картинки. Разумеется, проницательная и умная эльфийка была права во всем, во всех своих самых жутких предположениях. Но Ричард с холодным спокойствием смотрел ей в лицо, доказывая, что не мираж, который исчезнет, если моргнуть и потереть глаза.
- Добрый вечер, Бриенна.
- Ты! – воскликнула эльфийка, с недопустимым грохотом захлопывая за собой дверь и отрезая происходящее от Дезире. Изумление на ее лице сменилось негодованием, нет, даже гневом. Несчастная лекарка, она так переживала за неразумное создание, готовящееся упорхнуть к изуверскому мучителю, что не могла сдерживать себя хоть в каких-то рамках приличий, грозя привлечь весь замок к своей двери. – Какого черта ты полез к этой девочке? Это ведь твои синяки у нее по всему телу, так? Надоело играть с преступниками, так ты перешел на детей?!
Как она кричала. В тот момент Вероул даже подумалось, что она запросто могла бы кинуться на него, вцепившись ногтями в горло, лишь бы только защитить Дезире, которая не могла осознать, на что подписывалась. А вот Бриенна знала. Понимала свою ответственность, а потому встала стеной, будто это ее собственное дитя отправлялось на заклание, а не случайная ученица из целого выводка таких же. Только вот Верол не дрогнул. Он продолжал смотреть на Бриенну, будто на недоразумение, которое лишь по нелепой случайности возникло между ним и его жертвой. Медичка ничего не могла ему сделать. Ночью она не сможет уснуть, потому что ей не будут давать покоя мысли о том, что она не спасла невинного ребенка. Возможно, в следующий раз она не зашьет его раны, а оставит умирать, убеждая себя, что так правильно. Возможно, когда-нибудь Ричард действительно умрет из-за ее бездействия, но сейчас она была бессильна. И по мере того, как она сама это понимала, гнев в ней сменялся отчаянием.
- Нам пора, экипаж уже должен быть у ворот. Если Дезире готова, скажи ей, я ее жду.
- Я задала тебе вопросы, Ричард. Я не знаю, что именно ты с ней сделал, но я вижу последствия. Ты думаешь, что я позволю ей куда-то с тобой пойти? Не все в этом мире тебе дозволено. Уходи немедленно!
- Мне позволено очень многое, Бриенна. Я всего лишь выбрал себе спутницу на сегодняшний прием, которая станет достойной компанией и скрасит мне вечер. Более того, я собираюсь дать ей опыт, незаменимый для искателя. Не каждый ученик подобного удостаивается. Порадуйся за нее и выпусти ко мне.
Медичка поджала губы, сдержав те слова, которые собирались вырваться. Верол был непреклонен и неприступен, как абсолютно гладкая монолитная скала. Ни единой трещинки не находилось в этом убогом колоссе, потому что вся его суть была исковеркана изначально. Невозможно задеть то, что уже искалечено. Невозможно было достучаться. Ее попытки запугать его и воззвать к рассудку разбились о стену. Дальше виднелся единственный возможный исход – инквизитор просто заберет причитающееся себе силой, и горе будет Бриенне, оказавшейся на пути. Поэтому она решила поступить по-другому, зайти с другого края – и скрылась по ту сторону двери. Верол поправил очки и прошел чуть дальше по коридору, к ближайшему окну. Солнце уже садилось.

Он дал им столько времени, сколько требовалось. У Ричарда не было ни малейших сомнений, что Бриенна останется ни с чем. Она не смогла бы переломить его волю, ибо ее попытки надавить на совесть встречали абсолютное равнодушие, равно как и не достучалась бы до девочки, если Верол в ней не обманулся. А он был уверен, что не обманулся – слишком уж явным было ее желание пойти сегодня с ним, пусть даже она и пыталась скрыть его за нелепыми оправданиями и бегством, пока искатель не решил заставить ее силой, против чего она не просто не смогла бы пойти, но и не захотела. Маленькая Дезире, мнящая себя выше и лучше сверстников, втайне мечтала, чтобы кто-то возвысился над ней самой. Несчастная Бриенна, она пыталась защитить ее от того, что было ей в любом случае предначертано. Стоило бы радоваться, что Ричард хотя бы мог оценить то, на чем смыкал свои когти, готовясь разорвать. Будь иначе, хладный труп Дезире уже был бы погребен так глубоко в земле, что его не нашла бы ни одна ищейка, и никакой чести ему не было бы отдано.
Инквизитор оказался всецело прав. Когда дверь в комнату Бриенны вновь открылась, в коридор выпорхнула лишь девочка – одна. Медичка если и имела какие-то аргументы против, то предпочла оставить их по себе. Она не вышла их проводить. Скорее всего, она наблюдала бы из окна, из которого должен был быть виден внутренний двор и ворота. Единственное, чего Верол не мог предположить – что Бриенна не смирилась со своим поражением. Уже в тот момент, как дверь закрылась за Дезире, она выругалась и принялась искать чистый лист бумаги и перо. Как бы она ни верила в рассудительность и благоразумность лоддроу, она тоже была подростком когда-то. У Дезире еще был человек, который мог предотвратить стремительно приближающуюся катастрофу.
А тем временем на коридоре Ричард уже подошел к лоддроу, явно чувствующую себя несколько неловко в амплуа, которое навязали ей обстоятельства сегодняшнего вечера. Быстрый взгляд искателя скользнул по ее одежде, но оценить подготовленность девушки возможным не представилось – плащ скрывал все, кроме краешка зеленой материи, выглядывающей у полы. Следовало бы убедиться, но Ричард сделал для себя очередное допущение: Бриенна со всей ее наглостью и заносчивостью плохим вкусом похвастать не могла, как и все эльфийки, а Дезире была слишком скромна, чтобы позволять себя лишнего на людях среди незнакомцев. Единственное, что вызвало недовольство Верола – свободно ниспадающие на плечи волосы. Каким бы красивым ни был их цвет, они не были настолько ухоженными и опрятными, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение. Подобное было простительно только селянкам и куртизанкам, для женщин более высоких кругов выходом были прически и парики. Разумеется, существовали исключения для совсем молодых девушек, почти девочек, но Дезире в них не попадала, ее лицо было обманчиво взрослым. Но времени что-то менять уже не было, придется смириться с теми шепотками, которые пойдут по рядам особ голубых кровей при виде такой вольности.
В конце концов, его музам всегда было позволено куда больше обычных женщин.
- Я рад, что вы передумали и откликнулись на мое предложение. Пройдемте, экипаж уже ждет.
И он предложил ей взять его под руку. И пусть поначалу это было обыкновенным проявлением уважения к даме, но уже очень быстро стало понятно, что без этого девочке придется очень тяжко. Судя по всему, на каблуках ей доводилось ходить крайне редко, может, и вовсе никогда, а потому походка ее была шаткой и неуверенной, Ричард почти физически ощущал, сколь же хрупко ее равновесие. Это не могло обрадовать, но он ничего не сказал, равно как и о волосах ранее. У нее еще было время научиться хоть как-то передвигаться в новых туфлях, и если в ней не обнаружится естественного женского природного таланта это делать, то тем интереснее окажется вечер аристократов. Тонка грань между художественной импровизацией и позорным абсурдом, а потому следовало держать девочку рядом, пока она бы не обвыклась. Можно было позволить ей не убирать растрепанные и порезанные хоть как волосы в прическу, но если она упадет и налетит на кого-нибудь из гостей, или еще хуже, разобьет что-нибудь, его, Верола, репутация будет изрядно подмочена. Едва ли бы он захотел после этого видеть лоддроу хотя бы мельком и издали. Возможно, он даже не смог бы спустить ей подобной ошибки.
Неспешно они дошли до входа в замок. Верол выбирал наименее людные пути и лестницы, но любопытных глаз избежать все же не удалось. Искатель знал о последствиях, а потому не задерживался до самого подъездного моста, где их уже ждал транспорт. Усадив Дезире в экипаж, Ричард коротко отдал распоряжения и скрылся за дверцей следом. Извозчик немедленно выслал коней.

[ Поместье маркиза Триспа ]

Отредактировано Ричард Верол (2017-09-21 00:06:20)