20 число Благоухающей Магнолии.
1647 год от подписания Мирного договора.
Утро

Бэйнар молча кивнул на ее обращение, хотя по его лицу скользнуло слегка удивленное выражение. Возможно, она таки превратно поняла взаимоотношения обоих мужчин, что коротали место фактически под одной крышей. Что же, это и к лучшему.
- Да ничего-ничего, - раздался голос Гейла, что привлекал к себе внимание, отвлекая от мыслей. - ...вы в какую сторону идете, может нам по пути? - лоддроу чуть нахмурилась, взглянув в сторону таррэ, который продолжил, не дожидаясь ответа. - Случилось что? Может вам помощь нужна?...
Бэй нашелся тут же, желая того или нет, дернув за ниточку недавнего прошлого и потянув оттуда все воспоминания.  Сам же спешно ретировался. Фенрил посмотрела вслед удалившемуся мужчине, чуть поведя плечами.
- Крепость Мернота, знаешь такую? - растягивая слова, произнесла девушка, снова взглянув на мужчину. - У них есть тот, кто нужен мне и я собираюсь его....ммм, отобрать.
Губы дернулись в легкой ухмылке. Она смотрела прямо и изучающе. Слова Бэя, сказанные в комнате, снова всплыли в памяти. Вкупе с мыслями о том, что стоит ждать в стороне далекой и им малоизвестной, они заставляли задуматься о паре лишних рук. Останавливало одно - воспоминания о болотах. Они черной тенью будут лежат на ней до скончания веков, так казалось сейчас, конечно же. Тем не менее, лоддроу никого за уши не тащила и все всегда знали с чем будут иметь дело, значит это их выбор. Однако, почему-то, душа все-равно была не на месте. Аль вздохнула.
- Даже не знаю, Гейл. Не то, чтобы лишние руки помешают, - произнесла девушка. - Но не на увеселительную прогулку идем. Можно и арбалетный болт словить меж глаз, если зазеваешься, и это не преувеличение. Засим... - передернула плечами.
В этот момент вернулся иштэ, перебив ее дальнейшие, возможные словоизречения. Аль перевела взгляд на мужчину, кивнув и тем самым соглашаясь отвечая на все.

Отредактировано Альвэри (2016-04-26 15:09:27)

- Что ж придется не зевать, - тем временем отозвался Гейл.
"М?", - будто бы не веря своим ушам, проклятый уставился на Альвэри. Против того, чтобы их ряды пополнились еще на одно тело, он ничего не имел, однако и уповать на щедрую душу лоддроу, созывающую всех желающих помочь, как-то мало приходилось.
– Я понимаю, что дело у вас не шуточное.  И если вы все-таки скажите нет, то настаивать не буду. Но ты сама сказала, что помощь вам не помешает, а я хочу пойти.
Однако именно так все и складывалось скорее всего. "Чудеса прям, не иначе!". Бэй перевел внимание на сумку таррэ. Похоже что вещи тот собирал еще с вечера, готовый сорваться в путь-дорогу в любой угодный ему час.
- Могу ли я пойти с вами?
"Раз тебя соизволили ввести в курс дела и выкриков против я не слышу, то чего стоим?".
- Время у нас не ждет, ведь так? - Задавая не требующий какого-либо ответа вопрос, обратился мужчина уже ко всем, - Сумки в руки и прошу.
Он указал на входную дверь, к которой после и поспешил. И только оказавшись вне стен таверны, крепко задумался. Понимание того, что и понятия не имеет, в какую сторону им следовало двигаться, накрыло рассудок снежной лавиной, неприятно обдавая спину волной мелких мурашек. И вот неужели он настолько переживал?? Дабы сбить нервозность и привести мысли в порядок Эйнохэил медленно выдохнул. Отчитать свою ненаглядную в случае опуса он всегда успеет, а вот что, если "болотному" знакомому и впрямь грозила смертная казнь?
- Так куда мы, говоришь? - Растерянно произнес иштэ, дождавшись выхода Альвэри. Следом вышел и Гейл, - Хотя бы после телепорта.
И правда, как не крути, а логичнее всего было думать, что первой точкой их маршрута станет городской порт переправки, до которого следовало бы хоть что-то обговорить. Ну или же это Бэйнар рвался узнать все поподробнее и детальнее. Соваться наобум, в слепую в неведанные дали совершенно не хотелось.

- … Сумки в руки и прошу, - ответил Бэй, и Гейл понял, что разрешение он получил, Альвэри тоже не высказала ничего против.
Они вместе вышли на улицу.
- Так куда мы, говоришь? Хотя бы после телепорта, - поинтересовался мужчина, а таррэ перевел взгляд на девушку, его этот вопрос тоже волновал, хотя она и обмолвилась про крепость Мернота.
- Сейчас - в Рахен. Там придется задержаться, чтобы найти проводника, который нас согласится привести к крепости Мернота, хотя бы в ближайшие окрестности…
Гейл внимательно слушал план, который придумала Альвэри. «Так вот на что я согласился – вытаскивать человека из петли. Они, вроде, не похожи на злостных преступников, надеюсь, что и Левифрон не окажется каким-нибудь маньяком».
- А кто такой Клейм? – спросил таррэ в след уходящей Альвэри.
Девушка скрылась в конюшне, а после вывела оттуда лошадь.
- Ого! – только и выдохнул Гейл.
Казалось, что по черным бокам варимара пробегает пламя, грива и хвост были длинными и ухоженными, глаза сверкают в пасте клыки. Мощный зверь не походил ни на одну лошадь. Варимаров он видел не впервые, кое у кого в Сар-Тараке были подобные любимцы, и Эби всегда с восхищением рассматривала этих животных.
- Она невероятная! Это же девочка, я не перепутал?
Веримар ударил копытом, тряхнул гривой и шумно выдохнул.
- Так кто такой Клейм? – повторил Гейл свой вопрос, возвращаясь мыслями к предстоящему делу.
[nick]Гейл[/nick][icon]http://s018.radikal.ru/i502/1701/4d/e465cd70d403.png[/icon]

Отредактировано Эбигейл (2017-05-10 12:08:55)

[ Ледяной пояс, горные тропы ]
20 число месяца Благоухающей Магнолии 1647 года, поздний вечер

На улицах Таллема сгущались плотные сумерки. Погода уже несколько дней держалась ладная, не шибко жаркая, но уже не холодная и непонятная, как в начале весны, а потому наступление ночи не остановило местных от продолжения жизнедеятельности. Да и что тут говорить, всего какие-то сутки отделяли горожан от громкого, яркого и бессонного празднования дня музыки. По правде сказать, барды – народ нетерпеливый и восторженный, а потому конкретно они праздновать начали уже с неделю назад, с каждым днем наращивая активность и плотность, но именно двадцать второго числа должен был случиться апогей. Умные торговцы всегда приходили в города заранее, а потому уже в эту ночь их палатки сверкали ярким и броским товаром на всех оживленных улицах Таллема, а зычные, звонкие и пронзительные голоса зазывал доносились со всех сторон, смешиваясь в воронью какофонию. Огни на улицах не гасли, и даже стражники, казалось, решили прикрыть глаза на то, что законы предписывают существование строгого комендантского часа во всех городах Фатарии.  Разумеется, если в их рядах еще был хоть кто-то достаточно трезвый, чтобы вспомнить, что какой-то дурак однажды вообще не поленился написать эти самые законы.
Нужно ли описывать, что в те дни творилось в тавернах? Гости Таллема забили все комнаты под завязку, подавальщицы сбивались с ног и обливались пенным, стараясь обслужить каждого клиента, и кто-нибудь из этих девиц непременно кляла себя в душе, что когда-то в юности она не послушалась матушку и не вышла замуж на инфантильного «прынца», который хотя бы со своими капризами был бы один. То ли дело такая толпа! Но некоторым нравилось, в конце концов, за стенами замков и крепостей, двери которых охраняют драконы, никогда не увидишь такой фонтанирующей жизни, не почувствуешь энергии свободных людей, которые делают что хотят и когда хотят. И, разумеется, никогда не встретишь настоящего принца, который, конечно, чуток более неряшлив и менее породист, но зато не сломается от любого дуновения ветерка, а в случае нужды сам сломает кого угодно.
Ах да, к слову о драконах и принцах. Лео тоже был в те дни в Таллеме, и да, он тоже ошивался в тавернах, как и любой порядочный приезжий на время праздников. В городе он уже провел пять дней и за этот срок сменил три таверны. В «Золотом Фениксе» ему не понравилось уже в первые пять минут, ибо больно косил глазом на него местный гильдейский контингент, а один из клиентов даже показался смутно знакомым со времен последнего дела фениксов. «Три пути» показались слишком тихими, какими-то убийственно домашними и уютными, что шло вразрез с желаниями инквизитора. А вот «Пьяный паладин» оказался в самый раз, хотя Альдена и перекосило при виде вывески. Да вот следом в списке были только бордели и заведения с уклоном в приличность, а потому привередничать дальше возможности не было. Как оказалось, не прогадал.
Все три дня, которые Лео проторчал в «Паладине», таверна не замолкала решительно ни на секунду.  К середине третьих суток Альден твердо уверился, что он на самом деле вовсе не в таверне в центре Денаделора, а в самой Изнанке, и нынче они с другими грешниками предаются пороку, ибо терять уже нечего, а хор страдающих от нечеловеческих мук служит им аккомпанементом. Нормальный человек, едва осознав такой расклад, немедленно бы покинул столь сомнительное место и компанию, да вот Лео такое положение вещей нравилось. Он искал путь, через который можно было бы провалить в Изнанку и ни о чем в этом мире больше не беспокоиться.
Справедливости ради стоит сказать, что искать эти пути самыми суровыми способами он начал далеко не сразу. Первые несколько дней он просто бродил по городу, искал себе компанию, играл в азартные игры, разок даже сделал ставку на петушиных боях. Все поменялось все в том же Паладине, когда у него появились постоянные «друзья» по несчастью, прицепившиеся репнем да так и оставшиеся в том же составе на всю ночь, утро, день, вечер, еще одну ночь… Так или иначе, но эти три рожи Лео видел перед собой уже невероятно долго и был свято уверен, что они с этими мужиками ходили в одну школу, дрались за одну девчонку и едва ли не Сонору вместе в юношестве прошли. И его не смущало, что один из них был кузнецом, второй – плотником, а третий – дровосеком, и все они узнали друг о друге только вчера. Первого бросила жена, изменив с пекарем, третий жену все никак найти не мог и от этого очень страдал, а у плотника все было хорошо, он просто был дураком. Альден о своих причинах нахождения тут так и не рассказал, но мужики подсознательно чувствовали, что собака инквизитора зарыта где-то рядышком с ними. Да и кому, черт побери, нужны разговоры, когда есть эль!
- Вы только поглядите, он уже слюни пускает! Опять после второй кружки поплыл!
- Я не поплыл…
- Вы только поглядите, такая размазня, но буквы еще выговаривает!
Лео собрал разъезжающийся взгляд в кучку, моргнул, чтобы окружающая обстановка вернула фокус, прицелился и ухватил кружку. Буквально за секунду до этого девица весьма миловидного вида и с длинной косой наполнила ее до краев по третьему кругу, но инквизитор этого не заметил. Собравшись с силами, он влил в себя эль одним залпом. С грохотом опустив кружку на стол, мужчина утер рот рукавом.
- Коли боитесь по третьей выпить, так скажите прррь…пррррь…пррррямо, а не на меня клевету наводите!.. Ох…
Глаз вновь уехал в сторону. Альдену показалось, что он сидит в глубокой бочке, и бочка то ли вырастает ввысь, то ли удлиняется вниз, ибо происходящее становилось все дальше и дальше. Будто невзначай промелькнула мысль, что именно поэтому искатель и не находит ничего прекрасного в алкоголе, это мучительное состояние томности и разбитости было исключительно отвратительным. Но сейчас Лео знал, что готов идти многим дальше, чтобы в один прекрасный момент просто вылететь из действительности пробкой. Быть может, пройдя через этот кошмар трезвенника, он сможет однажды проснуться в какой-нибудь луже в подворотне совершенно новым и свободным от груза человеком.
- Ишь ты, прям дракон! Ну ты погляди, он даже не подох! Надо бы это… Из баллисты на стенах в него выстрелить. А вдруг как не возьмет?!
- А ведь он заливал вчера, что дракона победил. Живого! Настоящего! С клыками! Злого – аж страх!
- Так это он заливал… А я думал, что приснилось мне это все…
- Как пить дать – заливал! Лео, - кто-то ткнул инквизитора богатырским локтем в бок, и искатель на рефлексах решил, что снова проморгал свою очередь, пытаясь осознать свое положение и состояние в реальности. Таким же решительным образом он выпил четвертую кружку и только опосля догадался, что не о том просили. – Да харооош пить, про дракона давай рассказывай!
- Про дракона? – очень задумчиво протянул Альден с лицом умного человека. Он не помнил, что именно из того, что он плел им вчера, они хотят услышать сегодня. Мысли спотыкались и путались, действительность смешивалась с пьяным бредом.
- Ну про того, черного такого! И имя у него было еще такое красивое, как в легендах! Хeр… Нет, Хером его не звали… Хьер-что-то там…
- Дракон! – внезапно воскликнул Лео, будто очнувшись ото сна, в радостном восторге грохнув кулаками по столку.
- Да! – неведомо с чего так же грохнули по столу кулаками кузнец, плотник и дровосек, радуясь, что до инквизитора дошло, а сказание действительно будет рассказано.
- Итак! – поставленным театральным голосом, который составил потрясающий контраст с недавней неспособностью выговорить букву «р», обозначил начало истории искатель. Мужики затихли в предвкушении.
- Жил на свете один могучий дракон, потомок великих драконов древности, далекий внук того самого Черного дракона, чье имя и ныне повергает смертных в ужас. И чешуя его, как и у его дальнего предка, была черна, как сердце твоей жены, Кузнец, и прочна, как стены гномьих крепостей. И имя его гремело меж всех острогов Ледяного пояса – Хьервин!
- Во! Я ж говорил, что не Хером его звали!
- Ша! – Альден махнул пустой кружкой из-под эля, но последний оставшийся в наличии глаз не сумел вовремя навестись на цель, а потому инквизитор просто мимоходом погладил плотника по бороде посудиной. – Я рассказываю! – искатель прокашлялся и снова вернулся к драматическому амплуа. – Так вот. Было у того дракона сокровище, подобных которому свет не видывал. Его красота затмевала звезды, оно было столь прекрасно, что могло быть только творением самой Ванесы, ибо только божественная рука праведницы могла создать нечто столь идеальное. Обладатель этого сокровища, единожды взяв его в руки, больше не познал бы горестей, а до конца дней своих прожил бы в радости и счастье, а все невзгоды обходили его стороной.
Кузнец тяжело вздохнул, но миловидная девица-официантка немедленно подлила ему выпивки, чем он тут же воспользовался. Плотник и дровосек же слушали, опершись на локти и разинув рты, будто дети, и не обращали внимания на пенящийся напиток.
- И однажды я решил – а почему таким сокровищем владеет дракон, которому и так небеса даровали силу и крепкую чешую? Чем его судьба недостаточно хороша, что ему нужно держать сие сокровище под пузом, пожирая каждого подошедшего? – инквизитор выдержал паузу, обведя взглядом единственного глаза каждого товарища. – И я решил – я заберу его! Я убью дракона, что сидит на своем сокровище, как наседка, и заберу его себе!
Внезапно Альден подскочил с места, заставив плотника и дровосека встрепенуться, обернулся к какому-то незнакомцу весьма сурового вида, ловко вытянул из его ножен меч и вскочил на стол, посшибав все кружки и разлив эль. Меч он вытянул вперед, встав в стойку.
- И я взял меч! – уже почти кричал Лео, отчетливо представляя перед собой дракона, который уже летел на него, чтобы поразить дерзкого вора. – И я вышел против него один на один!
Слушала уже вся таверна. И глядели на Альдена в героической позе все без исключения. И в этот момент он почувствовал, что готов свергнуть колоссального ящера.
- И когда он подлетел достаточно близко и уже разинул свою пасть, чтобы отправить меня в свою утробу, я замахнулся и бросился вперед! – и инквизитор действительно бросился вперед. Для него не существовало ни деревянных стен, ни столов, ни посетителей. Его судьями были горы, его волосы обдувал свежий холодный воздух, а лицом уже ощущалось горячее затхлое драконье дыхание. До острых зубов оставалось несколько метров.
- … чтобы мой меч…
Бросок закончился на конце стола, обратившегося в обрыв, и Альден с силой оттолкнулся от него, устремившись в прыжке вперед, занося руку дальше за бедро, ощущая тяжесть клинка, уже предчувствуя, как сталь вонзится в податливую плоть пасти чудовища, естественного уязвимого места, как оно взвоет, как окропится одежда и кожа искателя горячей кровью ящера. Ветер сменил направление и ударил в спину, будто говоря, что дело мужчины правое, поддерживая. Тело помнило движения, хоть в руке был и не привычный кинжал, а полноценный меч, и оно было готово нанести удар.
- Это мой меч, хмыря кусок!
Красивый полет инквизитора, напрочь лишенный неуклюжести, свойственной всем пьяным в доску людям, прервался дерзко и неожиданно – хозяин клинка, тоже не лыком шитый сухофрукт, успел словить инквизитора за лодыжку и резко дернуть на себя. Иллюзия гор и дракона резко пропала, а инквизитор уже без всякой грации рухнул плашмя грудью на соседний стол, с него уже свалившись на пол. Стол устоял, но одна из ножек благополучно переломилась, ибо уже до того держалась на честном слове. Повисла тишина, сопровождаемая только скрипом колеблющегося стола, который не знал, упасть ему тоже или нет.
Лео протрезвел очень быстро. Он знатно приложился солнечным сплетение о твердую поверхность, дыхание перехватило, да и в целом инквизитор был не очень уверен, что он все еще живой. Пока он пытался сделать вздох, в живот прилетело сапогом. Теперь болело все, Альден закашлялся и попытался отползти под стол, но владелец меча уже взял себя в руки. Только сплюнул перед искателем, после чего вернулся к стойке, будто ничего и не было. Убедившись, что беда миновала, Лео кое-как распрямился и перевернулся на спину. Он хотел только дышать и больше никуда не прыгать.

- Твою мать! Твою же мать! Лео, ты там живой?
Три рожи разной степени бородатости маячили над инквизитором, сливаясь в разноцветные пятна, и кудахтали, будто куры-наседки. Альден не мог сфокусировать на них взгляд, лишь бездумно смотрел в потолок, не являя кузнецу, плотнику и дровосеку никаких признаков своего здравия и прежней крепости сознания. Огни в таверне были нестерпимо яркими, голоса людей – слишком громкими, а заботливые пьяные выкрики товарищей и вовсе рвали барабанные перепонки. Альден закрыл последний свой имеющийся глаз в попытке отгородиться от всей той суматохи, что поднялась вокруг него. Тело ныло, а разум, задурманенный алкоголем, был будто облеплен киселем. Искатель решил, что он и правда уже ухнул в Изнанку.
- Парни, нашего убили! Айда морду засранцу бить!
Что тут началось! До плавающего где-то между сознанием и беспамятством Лео донесся грохот отлетевших стульев, характерный звон пьющей посуды и стук падающих деревянных кружек, лязг оружия, которое доставал каждый, у кого оно имелось и кто был уже достаточно поддат, чтобы не размениваться на мелочи. Крики, ор, ругань. Тяжелый топот сапог сегодняшнего вышибалы. Визг официантки, которой под шумок залезли под юбку. И этот сладостный звук впечатывающегося кулака в чью-то небритую харю под всеобщий одобрительный гул и нескрываемую радость. Начался мордобой из серии «стенка на стенку, брат за брата», а какой-то особенно юморной бард даже взялся за лютню, добавив к веселому времяпрепровождению простого люда удалой аккомпанемент. Именно так должен был проходить обычный вечер в обычной таверне Таллема, а потому мужики, дорвавшиеся до бугурта, благополучно позабыли, ради кого вообще все это начали. Альден, впрочем, и не возражал. Ему под столом и в одиночестве неплохо лежалось.
А потому далеко не сразу до него дошло, что он уже совсем не один в своем укрытии.
Он почувствовал ее. Даже пьяный в доску, но инквизитор всегда остается инквизитором, а потому он непременно узнает, что кто-то тыкает чем-то ему в грудь. Да, для этого совсем не обязательно тыкать копьем, осадным тараном или чем-то еще более внушительным.
Лео хотел было отмахнуться от того пройдохи, что решил обыскать еще не остывшее тело искателя, но рука отказалась подняться. Тело вообще не желало двигаться, восстав против хозяина и посчитав, что такой раздолбай только убиться может, пользы же от него никакой, потому инквизитор только возмущенно промычал, после чего все же повернул голову и открыл глаз, щурясь. Но уже через мгновение он открыл его во всю ширь, а на лице его отразилось крайнее изумление.
- Ванеса? – на одном выдохе прохрипел Альден, внезапно обнаружив в себе силы резко сесть. Мысль о возможных последствиях такого действия его как-то не посетила, а потому он успешно влетел лбом в стол. Стол только того и ждал, тут же воспользовавшись пинком судьбы, совсем накренился и осел. Лео же зашипел, схватился за лоб и обругал предмет мебели, лишь под конец спохватившись, что при божестве не следует.
По правде говоря, там и трезвый бы спутал, что говорить про инквизитора в его-то плачевном положении. Перед ним сидела дева в платье цвета неба и смотрела на него широкими, по-наивному испуганными глазами в тон платью. За ее спиной виднелись небольшие белоснежные крылья, каких не встретишь ни у кого в мире живых. Волосы у нее тоже были светлыми, какие рисуют у небожителей на фресках и рисунках в трудах, посвященных теологии, цвета пшеничных колосьев в полях. Они сливались со скромной соломенной шляпкой, усыпанной мелкими, но бросающимися в глаза цветочками, названия которых Лео не знал, ибо в цветах не разбирался. Цветы – одна из самых ярких деталей изображений Ванесы, а ее алтари всегда утопали в них.
Долго пялился Альден на девушку, не сводя глаз с ее лица и не находя в себе ни сил, ни воздуха, чтобы что-то произнести. Он никогда не верил в то, что богам есть дело до их мира, а потому когда один из них, самый милосердный и самый сострадательный, внезапно оказался перед ним, сперло и дыхание, и все циничные высказывания, которые инквизитор мог бы выдать. Искатель никогда не думал, что кто-то, подобный ему, может чего-то такого удостоиться. Свет этой девушки слепил, и искатель мог только тупо качать головой, не в силах постичь происходящее.
Ребра отозвались резкой болью, заставив Альдена моргнуть и отвести взгляд. Только тогда он заметил стило в руке у богини, а у себя на груди – мудреную руну, которая отдавалась теплом на коже, но будто медленно вырывая кости наружу через мышцы. Знак светился, точно солнце, и не думал пропадать, напротив, будто становился все ярче. 
Лео стало очень страшно. Сердце внезапно зашлось с места в карьер, а волосы на голове зашевелились. Он схватил девушку за руку, в которой та держала свой инструмент, и снова заглянул в глаза. Голос его сбивался, пока он говорил, а говорил он быстро, боясь не успеть, хотя силы голоса хватало лишь на надрывный шепот.
- Я умер, да? Зачем ты пришла, богиня? Ты хочешь меня забрать?
Инквизитор хрипел, как безумный, а на лице его все с той же пьяной искренностью отображались все те чувства, что он испытывал. Он не хотел умирать. Он не собирался сегодня умирать! Он же не буквально желал провалиться в Изнанку, он же просто желал напиться, как свинья, и проваляться под каким-нибудь забором, чтобы после восстать, будто феникс из пепла, и оставить все свои беды последних лет и недель вместе с этим пьяным угаром позади, будто ночной кошмар, ибо после от них останутся лишь тени. Он хотел забыть. Как можно было там, наверху, решить, что он страстно желает подохнуть от руки какого-то ревностного собственника, расшибившись о стол в таверне, пока скакал по мебели, играя в рыцаря-победителя драконов? Собаке и смерть собачья, конечно, но не сейчас же!
Посчитав, что одной лишь руки мало, Альден вцепился «Ванесе» в плечи, цепко и ощутимо впившись пальцами, что дева могла прочувствовать даже сквозь платье. Затряс, абсолютно позабыв про манеры.
- Только вот я с тобой не пойду, богиня! В гробу я видел тебя и твою братию! Я лучше перед Тейаром буду до скончания миров в мучениях ползать, чем на ваши медовые увещевания и небесные кущи куплюсь!  Да чтоб вы со своим Ильтаром сгнили в этих кущах, собственным ядом отравившись!
Правду говорят, что пьяный своему языку не товарищ. Лео не был тем человеком, который стал бы биться челом об пол перед богами и благодарить их за то, что нашли на него время. У них был перед ним весомый должок, который едва ли кто-то собирался загладить. Но раз Ванеса сама сунулась к нему в руки, то будет отвечать за всех. Он уж теперь не отпустит.

Ему казалось, что он держит за плечи не девушку, а маленького новорожденного котенка. Или скручивает шею курице, и позвонки так податливо хрустят, будто сделаны они не из крепчайших материалов в живом теле, а из запеченного теста для печенья. В богине не было ни мышц, ни свойственных пышущим здоровьем простым селянкам или горожанкам со стратегическими запасами на зиму здесь да там. Мужчина ощущал одни лишь кости у себя в руках, и эти кости складывались, как карточный домик, стоило ему только сильнее стиснуть свою хватку. Он мог слышать их скрип, а при должном желании – и увидеть страдания на миловидном и светлом личике своей жертвы. Но Лео не видел и не слышал, а даже если бы нечто из этого и прорвалось бы в его окутанный злобой и алкоголем разум, то лишь поддало бы жару в огонь агрессии. Если столь ненавистные ему боги еще и пострадают перед тем, как расплатятся за свое равнодушие, то удовлетворение будет в тысячи раз сильнее. Но, на счастье девушки, Альден вообще слабо соображал, что происходит вокруг и что он делает сам, а потому только твердил проклятия, как заведенный, да тряс хрупкую незнакомку, будто желая вытрясти из нее весь дух.
Последнее, о чем он мог подумать, - что эта безмолвная кукла станет сопротивляться.
Богиня резко встрепенулась, задергалась, а после всадила ему в бок тот самый инструмент, которым еще совсем недавно рисовала у него на груди свои богомерзкие символы. Стило – не клинок, но получить под ребра и палкой будет больно, что уж говорить о жале острого инструмента для письма. Лео тут же машинально отпустил девушку и отпрянул, выгнувшись и схватившись за бок, которому будто бы до этого мало от сапога досталось, и обругав Ванесу еще пуще, причем такими словами да выражениями, которые хрупкие девы в красивых платьицах и не слышали никогда, небось. Теперь он окончательно уверился, что за всеми этими слащавыми ликами на фресках и гравюрах нет ничего не только святого, но и честного. Они не улыбаются, они скалятся. И ждут повода, чтобы скинуть тебе на плечи больше бед, направив на тебя чужой гнев, забрав все, что ты считал важным, а потом вот так вот всадить какой-то поганый острый обрубок кости в незащищенную плоть, еще больше надругавшись. Как крысы, которые изматывают и ждут, пока добыча упадет с ног, чтобы сожрать ее заживо.
Пьяный гнев и обида плескались внутри, но Альден не позволил им вырваться. И правильно сделал, судя по всему, потому что на голову богоподобной незнакомке спикировала белая пернатая пакля. Лео угрюмо посмотрел на нечто нахохлившееся, что должно было быть птицей, да так, что птичке должно было резко поплохеть от той дурной атмосферы, что резко повисла в их маленьком кружке. Но ей (или ему?) не поплохело.
- БАА-аааастАА!! – оглушительно завопил попугай, на что Альден даже и не повел бровью. Его вообще посетила мимолетная мысль, что птица тут вообще ни к селу ни к городу, да и у Ванесы такового помощника быть не должно, стало быть, птицы тут никакой и нет вовсе, это все последствия веселых градусов. Смутило его только то, что девица тут же закрыла уши от криков пернатого вестника, стало быть, вопли птахи слышал не только инквизитор.
«Ясно. Просто ее тоже тут нет, я сражаюсь и кричу на воздух. Я просил Изнанку – я получил Изнанку. Ведь нет ничего лучше созерцать эту светлую шайку клоунов в виде галлюцинации, не имея возможности даже придушить их одного за одним. Дальше что? В наш прелестный цирк подъедет Ильтар? Кто там еще из этих святош делает вид, что усиленно заботится о человечестве…»
Попугай продолжал орать что-то бессвязное и лишенное смысла, вертясь, страшно кося глазами и едва ли не цокая клювом. Альден смотрел на птицу волком, отползая еще дальше и упершись спиной в павший стол.
- Плааа-хой!
Инквизитор продолжал хранить гробовое молчание, прожигая птицу взглядом. Убедившись, что пернатая пакля сказала все, что хотела, искатель перевел взгляд на девушку, заботливо служившую насестом особливо горластому говоруну. На нее инквизитор посмотрел не менее по-доброму.
- Катитесь вы все к… черту, - едва слышно проговорил Альден, после чего оперся об обломки стола и медленно поднялся на ноги. Его шатало, мутило, а ребра все еще отдавались болью, как и назревающий на животе синяк от сапога хозяина драгоценной железки, но оставаться в этом глубоком подстолье вместе с иллюзиями бьющегося в агонии разума Лео не имел ни малейшего желания в еще большей степени. Таверну все еще штормило, а потому искатель очень осторожно, опираясь на стену, доковылял до стола, за которым уже который день выпивал с кузнецом, плотником и дровосеком, и решительно сдвинул его дальше в темный угол, подальше от ватаги уже набравшихся пьянчуг, что устроили бугурт, с коим отчаянно пытались справиться вышибала и хозяева таверны. Как только расположение устроило искателя, он подставил к столу стул так, чтобы оказаться спиной у стены, и грузно уселся в него, тут же подняв лежащую на боку кружку. Память ускользала и не собиралась подсказывать, кому из товарищей она принадлежала, но мужчина решил, что зараза к заразе не липнет.
- Эля!!! – громогласно рявкнул инквизитор во всю мощь легких, заглушая вопли ватаги конфликтующих. Краем глаза он заметил, что официантка аж подскочила и тут же ринулась на кухню. Едва она только пропала из зала, как глаз сам собой выцепил яркое белое пятно. Ванеса все еще была здесь.
Альден поднял голову и зло уставился на девушку в упор, не моргая.
«Еще пара кружек – и она пропадет. Да и вообще все… пропадет».

Кружка, отбивавшая некий одному Лео ведомый мотив, опускалась на стол совершенно бесшумно. Или это инквизитору только казалось, потому что в ушах гудела бьющая в виски кровь, которую ошалевшее от непривычной нагрузки сердце гоняло по венам со скоростью дикого табуна, и этот шум, похожий на грохот низвергающегося со скалы водопада, заглушал даже орущих на фоне мужиков. То, что мимо стола он кружкой не промахивался, инквизитор определял по вибрации неказистого предмета мебели и отдачи от удара, что пронзала кисть все сильнее с каждым разом. Кружку держать между тем было сложно, совершать ею какие-то манипуляции – и того сложнее, но Альден и не думал останавливаться. Он не знал, зачем начал это делать, а раз так, то как он может знать, зачем ему нужно остановиться?
Вышибала «Пьяного паладина» со скрипом, но сумел как-то разрулить возникшее в обители хмеля и чревоугодия напряжение, угомонил самых ярых дебоширов, заставив заткнуться крикунов с заплетающимися языками, но свой добротный палаш уже не убирал и далеко от гущи событий не уходил, ибо знал, что тропка проложена, начало дано, а раз так, то настоящего покоя в таверне сегодня уже не предвидится. Пламя, разожженное на спирту, улеглось бы только захлебнувшись в алкоголе с концами. Вышибале оставалось только вовремя отслеживать очередной бунт на корабле и заметить тот тонкий момент, когда настанет время звать стражу и оформлять первого окочурившегося от чьего-нибудь шального и внезапного кулака или ножичка. Так или иначе, но хотя бы ненадолго в заведении наступил порядок и идиллия, все снова взялись за напитки и закусь, те, кто еще недавно били друг другу морды, уже скрещивали руки во славу великого брудершафта, а персонал выдохнул с облегчением. У официантки это облегчение уж точно читалось на лице столь же ясно, как и ее простецкое происхождение, даром что эль мимо кружки из жбана не пролила, так торопилась всех поскорее обслужить, чтобы довольные клиенты и не подумали разносить таверну снова, а она могла на минуточку присесть в подсобке.
Лео терпеливо дождался, пока эль заполнит кружку, а пенка едва ли не перельется через край, и как только этот момент настал, так сразу же собрался осушить все до дна за один присест, да вот девица никуда не исчезла, поставила жбанок, вытерла руки о передник и выудила из небольшого кармашка для монеток сложенный листок бумаги. Его она положила на стол между кружкой и инквизитором, видимо, прекрасно понимая, что только в этой части пространства есть хоть какой-то шанс, что мужчина заметит записку.
- Вам передала вон та девушка в платье и крыльями.
Лео сначала долго глядел в бумажку, что ярким пятном выделялась на фоне темного и потертого дерева, а потом выдал жест, который в лучшие времена должен был быть изящным пренебрежительным взмахом руки, но в состоянии полной потери вестибулярного аппарата это выглядело так, будто рука Альдена резко решила улететь с птицами на юга, но у нее не получилось.
- Нету никакой девушки! Ни в платье, ни с крыльями, ни хоть с рогами, как у черта! Что тут забыть такой? Ха, правильно, ничего! Абсолютно ничего! И записки никакой нет!
- Записка лежит перед вами. А теперь извините, но я… - девушка уже хотела упорхнуть к следующему клиенту, да вот вцепившиеся ей в передник пальцы не позволили уйти.
- Постой-ка, красавица… Ты ведь мне ее принесла, так? Выходит, и тебя тут нет? Ты же не можешь видеть то, что вижу я, а я вижу то, чего нет. Другое дело, если и ты мне только мерещишься, и эль мерещится, и таверны, небось, вокруг совсем нет, я просто…
- Да, да, - официантка ловко ударила его по рукам и выдернула передник, спешно удаляясь от загнанного в самый угол стола. Лео услышал только раздраженно брошенное ею через плечо слово:
- Пьянь!
Так и есть, он был самой распоследней пьянью, которая даже глаз сфокусировать не может. И это было вдвойне печально, потому что эль нельзя было назвать каким-то чудовищно убойным напитком, от которого мозг расползается в кашу, а конечности становятся такими далекими-далекими, что нет никакой возможности ими не то что управлять, но хотя бы уследить. Но в случае Лео эль приобретал масштабы катастрофы, делая из харизматичного и располагающего к себе мужчины в самом расцвете сил неповоротливую разжиревшую свинью. Куда там до убивца дракона, до искателя сокровищ и приключений! От простого человека ничего не осталось.
Взгляд инквизитора блуждал между кружкой, полной шипящего пенного, и запиской. Чего греха таить, даже под воздействием хмеля природное любопытство Альдена никуда не делось, тайное послание его изрядно интриговало. Прежде он никогда не получал писем от галлюцинаций, и перспектива впервые попробовать подобное пробуждала внутренний азарт. Но по другую сторону весов располагался эль, тот самый якорь, который крепко держал за реальность и настырно нашептывал: «Незачем якшаться с этими отродьями, гони обман прочь, выпей еще, конец уже близко, тебе станет лучше». И говорящему элю, честно говоря, хотелось верить больше, чем Ванесе, которая всадила ему стило в бок и едва ли не скормила своей пернатой гарпии со всеми потрохами. Но с еще одной другой стороны…
«Выпью еще одну – стол перед глазами не увижу, не то что буквы».
Ладонь осторожно поехала по столешнице по направлению к бумажке. Очень медленно и осторожно.
«В конце концов, я все равно в один прекрасный момент вырублюсь, и вся эта хрень пропадет. Что я теряю?»
Древесина сменилась бумагой под подушечками пальцев, отступать уже было некуда. Неловкими движениями инквизитор развернул послание и разгладил бумагу о поверхность стола. Оттуда на него посмотрела красивая каллиграфическая вязь, какая частенько бывает у магов и всевозможных преподавателей. У магов-преподавателей – без исключений.
«Ну твою же мать… Нельзя было палочками писать, по-простому, нет? Как же я это разберу-то…»
Но Альден не отступил, несмотря на свое внутреннее ворчание, и очень медленно, еще медленнее, чем тянул до послания руку, буквально уткнувшись носом в стол и водя пальцем под словами, чтобы не потерять букву из-за блуждающего и плывущего взгляда, принялся читать.
«Простите, что вмешиваюсь…»
«Прощаю».
«… Но Вы явно не тот человек, кем хотите казаться – для пьянчуги Вы слишком отважны. Или все дело в том, сколько выпить?»
Тут инквизитора прошибла гордость, что его незабвенную и великолепную личность видно даже сквозь океаны алкоголя и поведение свиньи. И Ванеса, еще недавно бывшая где-то на уровне грязи под его ногами, получила маленький плюсик в карму за то, что разглядела его отвагу и непоколебимость. Искателю это так понравилось, что он даже заулыбался, как довольный кот, уже, кажется, напрочь забыв обо всех своих претензиях. Ему не терпелось прочитать следующие хвалебные оды в его честь.
«Однако задумайтесь - Ваша кружка слегка мелковата для того, чтобы топить в ней сокровище! И боги тут совсем ни при чем…»
Но вместо хвалебных од письмо закончилось какими-то непонятными нравоучениями и наставлениями, смысл которых от инквизитора ускользнул. Он понял только то, что богине что-то не понравилось. И что она знает про сокровище. И говорит, что не боги виновны в том, что сокровища у Альдена нет.
Улыбка сползла с лица искателя, он стукнул кулаком по столу и пробурчал нечто невнятное, но очень возмущенное себе под нос. Только после этого заметил подпись – «сестра Эстер».
«Так она что, не Ванеса?! - внезапно осознал Лео, после чего даже поднял голову и пристально всмотрелся в необычайно заметную экс-Ванесу. – Так и я знал, что попугай этот тут как козе баян. Ну держись, сестра».
Со стороны Альден выглядел как настоящий бойцовский воробей, которого только что задели за живое. Инквизитор хотел было выдернуть из толпы официантку, но вот припомнил, как та его обругала, и решил идти другим путем. Как-то само собой всплыло, что в таверну он заходил с сумкой, но дальше память забуксовала. Мужчина осмотрел окрестности и спустя пару минут заметил свое барахлишко недалеко от рухнувшего стола, как раз там, где прежде стояло и их пристанище, ныне сдвинутое в темноту. Едва не споткнувшись о собственную правую ногу, Альден поднялся и доковылял до пожитков, после чего вернулся обратно. Стоило только открыть – и из недр раздался высокий храп. Лео серьезно задумался.
«Ах да… Шум же поспорил с дровосеком, что не помрет, если хлебнет водки».
Фамилиар-горностай действительно не помер, когда таки свершил этот подвиг, но унесло его прочно и надолго. Уже тогда не очень соображающий Лео решил отправить его в недра пятого измерения, чтобы никакие опасности внешнего мира не угрожали здоровью товарища. Шуму было нормально.
Сейчас инквизитор его все же вынул и уложил на стол. Горностаю было все равно, что его двигают, он лишь перевернулся на другой бок. Вслед за ним на свет явился пергамент, перо и чернильница. Прямо как у настоящего поэта!
- Итак… - проговорил искатель, берясь за инструмент своего гения и уже высовывая от усердия язык.
Текст ответного послания гласил: «Голубушка! Ты видишь у меня какое-нибудь сокровище? Нет? Вот и я не вижу. Но если тебе станет легче, я попрошу кружку побольше. Такую, что не только любое сокровище утопить выйдет, но и самому утопиться».
У Альдена всегда был очень красивый почерк, поставленный, каким бывает голос у музыканта или барда. Более того, почерк мог меняться, чтобы соответствовать назначению, как меняется все тот же голос, чтобы брать нужные ноты. Мужчина в свое время долго этому учился, чтобы во взрослой жизни никогда не испытывать проблем с корреспонденцией и подделкой документов. Но сейчас создавалось впечатление, что он писал левой ногой, зажав перо всеми пальцами ступни. Разве что грамотность не пострадала, но ее в Инквизиции вбивали так, что и мертвого инквизитора воскреси – тяжелейший диктант без ошибок напишет сходу.
- Эгей! – закричал Альден, размахивая посланием, словно флагом, призывая официантку. Та тяжело вздохнула, но все же подошла.
- Чего вам? Кружка еще полная.
- Это очень надо передать девушке с крыльями, - официантка посмотрела на с трудом фокусирующего свой единственный глаз Лео, покачала головой, но пергамент взяла, спрятав все в тот же кармашек. – И это… Кружки побольше у вас есть?
- Мне кажется, вам хватит.
- Нееееет… Я тут плачу, ведь да? Да. Стало быть, я имею право на большую кружку, если мне надо.
- Нет у нас больших кружек, жбан вот только если.
- Сойдет! – радостно воскликнул Альден, уже опуская кувшин себе на стол. Подавальщица ничего не сказала, только посмотрела как-то странно, будто бы осуждающе, но с какой-то горечью, и удалилась за новым жбаном для розлива.  В ее голове уже роились печальные мысли, что раз даже такие мужики хоронят себя на дне кружки с хмельным, то ловить в этом мире ей уже больше нечего, остался только монастырь.
А Альден уже поднимал двумя руками жбан, потому что в одной не было сил, и с лицом победителя крикнул в сторону белого крылатого пятна:
- Ваше здоровье, сестра! – и отпил. Щедро.

Боги милостивые, как же ему было плохо! Когда жбан опустился на стол, Лео уже ничего перед собой не видел: вещи, люди и огни ламп смешались в одну круговерть, покрытую каким-то мутным маревом, будто облепившем лицо и глаз. Все смешалось и поплыло, и реальность вокруг стала настолько нестабильной, что инквизитору даже показалось, что стол вдруг почему-то перестал стоять ровно, и если его не держать, то он непременно завалится на бок, как его ныне хромой коллега по правую руку. Странная белокурая девушка, похожая на Ванесу, на несколько минут полностью исчезла из мыслей, искатель вцепился в стол, будто именно от этого зависела вся его жизнь на данный момент. Почему-то очень важным казалось помочь предмету мебели устоять в горизонтальном положении. В этом царстве абсурда и дурмана, который замедлил мозг до уровня примитивных инстинктов, необходимо было за что-то уцепиться, чтобы остаться в себе, привнести хоть какой-то порядок в нагрянувший хаос. Стол был спасением, маяком. И хотя не было в одной руке достаточной силы, чтобы поднять жбан с элем без предательской крупной дрожи, но выпустить дерево столешницы казалось сущей дикостью, сравнимой с тем, чтобы самолично перерезать себе глотку. Нет, пусть хоть весь мир кругом рухнет, но стол Альден удержит. Стол будет стоять. Сотрутся в порошок горы, рассыплются трухой вековые леса Араидора, драконы во главе с Хьервином обратятся в древние окаменелые скелеты, реликты давно ушедших веков, а стол стоит и стоять будет! И Лео будет держать его, пусть хоть небо на него упадет, пусть хоть земля в огонь обратится!
«Как же плохо…»
Алкоголь застилал рассудок все более плотной пеленой, чувства затупились до состояния детского деревянного меча для игр, но даже сквозь эту отвратительную тягостную дымку прекрасно чувствовалось, какую революцию устроили органы внутри, как шевелится сознание ленивым жирным слизнем, до боли неповоротливым и бесполезным. Лео казалось, что на него напала какая-то страшная лихорадка вроде тех, которыми пугают путешественников на юг. Песчаная язва, к примеру. Ему было душно, воздуха не хватало. И с каждой минутой становилось все теснее, казалось, что стены давят, а то и вовсе собираются обрушиться сверху, похоронив под собой. Пляски света и теней сводили с ума, собираясь в картинки и образы, напоминавшие страшных чудовищ из книг тейаропоклонников, вызывая из памяти изображения тех жутких, не похожих на людей созданий, которых лепили алхимики-ренегаты, силясь трансмутировать человека. Только одно ярко-белое пятно было посреди всей этой свистопляски. За него взгляд упорно цеплялся, силясь не замечать вакханалии, творящейся вокруг, но не задевавшей и не поглощавшей своим ненасытным нутром этот источник света. Инквизитор уже не помнил, кто это, не соотносил пятно с человеком, да и вообще мало способен был соображать, ибо на уровне разума оставалась лишь одна четкая мысль, выжженная, как клеймо, - жбан еще не пуст, дело еще не доделано. Все прочее стерлось, как стерлась граница между человеком и той самой паршивой пьянью, о которой с таким презрением отзывалась официантка.
Нашарив на ощупь сосуд, ставший воплощением апогея греховности сегодняшнего вечера, Альден ухватился за него, как смог, и поднял ко рту. Рука ходила ходуном, и даже с учетом, что жидкости внутри было далеко не по края, знатная часть все равно расплескалась. Но искатель этого не услышал, не увидел и тем более не почувствовал. Он едва не развернул весь жбан на себя, будучи напрочь лишенным осознания окружающей реальности, но когда его край уперся в подбородок инквизитора, тот как-то выровнял курс. Хлынувшая к губам жидкость вызвала сокрушительную волну отвращения, едва не заставившую Лео отправить все выпитое за сегодня обратно, явив на свет божий и на суд людской, но стержень орденской выучки не позволил. Заткнись и пей. Блеванешь – начнешь сначала. Хочется тебе этого?
Альден отпил несколько небольших глотков, ставя тело перед фактом.
То-то же.
Ему мерещилось, будто внутренний инквизитор говорит голосом отца. Его нужно было заглушить и заставить захлебнуться в хмельных парах.
Лео не уловил момент, когда едва не захлебнулся в эле из жбана сам. Он почувствовал мощный пинок, прилетевший абсолютно из ниоткуда, вроде как после этого ощутил некое чувство полета, растянувшееся на миллиарды лет, а после дыхательные пути обожгло каленым железом, воздух перестал проходить внутрь и наружу, система сошла с рельс. Верно говорят, что пьяный и в луже утонет, а слова Альдена на тему утопления в жбане оказались пророческими. Застопорившееся в неге сознание заволокла паника, она колола, как рой рассерженных ос, по природе своей призванный активизироваться и действовать во благо собственного спасения, но состояние тела, более походившее на состояние растекающихся соплей, не позволяло предпринять какие-то решительные действия. Кажется, он закашлялся. Легкие, которые внезапно затопили алкоголем, взяли функцию выживания на себя, уже не ратуя на улетевший в дальние дали мозг. Кажется, он уронил голову на стол, хорошенько приложившись уже и так ушибленным лбом о дерево. Как ни странно, дышать вроде бы стало легче. В носу все еще отчетливо чувствовалась вода, которой там быть не должно, да и жгло все внутри, будто от пожара, но в этот раз искателя пронесло. Только вот сил поднять голову уже не было.
Кажется, он все. Мужчине удалось только повернуть голову в сторону, уткнувшись щекой в столешницу, вновь обратив взор на свистопляску пятен. То самое светлое вдруг забрезжило, заметалось, а потом забегало по сторонам. И будто бы стало ближе. Да, оно двигалось к нему и двигалось быстро. Альден тоскливо созерцал этот огонек, силясь понять, что же это такое. Его начало затягивать в беспамятство, как в трясину. В очень вонючую, душащую и дробящую органы и кости трясину.
Ему казалось, что он медленно умирает. Уже второй раз за вечер. И снова этот белый свет… Он и в первый раз пришел точно так же, когда не звали.
«Ванеса», - свежим потоком пронеслось по окончательно оплетенному сознанию слово осознания. Конечно, кто ж еще. Еле слышно рядом прошелестел сатин. Или он коснулся его ослабевшей руки мимоходом, когда девица зачем-то снова сунулась к нему? Глупая монашка. Что она знает? Чего она хочет? Сидела бы в своей келье под присмотром отца, вышивала бы рушники и грезила о розовых замках да белых принцах. Что все эти девицы, с детства контуженные приключенческими романчиками, от него хотят? Стервятницы. Все они стервятницы. Все они хотят разорвать его душу, забрав себе по кусочку. Заставить мучиться, оставить на солнцепеке истекать кровью и кусать землю от боли. А эта богоподобная пришла добить. Последняя издевка: ты попрекал богов, пусть они же и затерзают тебя до смерти.
Хрупкое тельце незнакомки, воистину принадлежащее деве, никогда не знавшей физической работы или военного дела даже в самых минимальных количествах, уже второй раз за вечер попалось ему в руки. Но в этот раз Альден не стал ее хватать или удерживать, напротив. Обнаружив в себе внезапно прорвавшуюся медвежью силу, которая всегда начинается там, где заканчивается человеческая природа и последние резервы организма любого алкоголика, он поднялся, пусть далеко не так просто, как ранее, с грохотом отодвигая стол вперед.
- Ууууйди, - протянул искатель, с трудом выговаривая звуки, и наотмашь оттолкнул от себя белый огонек с небывалой решительностью. Возможно, даже со слишком небывалой. Ни капли не заботясь о том, что стало с благодетельницей, он схватил со стола рыжее пятно, бывшее фамилиаром, сумку с пола, в которую и запихнул рыжего, и с упорством осадного тарана двинулся сквозь зал. Разумеется, все это выглядело грозно лишь в воображении инквизитора, по факту же он едва плелся, спотыкаясь о каждую щербинку и налетая на столы. Когда он наконец вывалился наружу через услужливо открытую вышибалой дверь, подавальщицы украдкой вздохнули с облегчением.
На пороге путь Альдена закончился. Об оный инквизитор и споткнулся окончательно, не смог сохранить равновесие, запутавшись в ногах, сделал пару пьяных шагов в непонятно какой плоскости и рухнул наземь, как мешок с картошкой, прямо у коновязи, перепугав коня какого-то приблуды, что остановился отдохнуть да перекусить, но оказался затянут в местную топь. Земля тут была мокрая от разлитой лошадьми за день воды из корыта, да и пахла она далеко не розами. Но Лео больше не чувствовал ни ног, ни рук, ни хребта, да и те оставшиеся участки тела, что еще просматривались, уже ускользали из-под его контроля. Мужчина понял, что уже не сможет не только куда-то пойти, но даже червем уползти в сторону. Он хотел надраться, как свинья, и закончить свое путешествие в луже – и ему это удалось. Сознание уходило, и инквизитора не волновало даже то, что он являл собой лакомую и беззащитную жертву для любого вора. Или убийцы, ведь немало в народе было ненавистников Инквизиции. Ему вообще смутно казалось сквозь застилающую его тьму, что едва ли он вообще когда-либо проснется в любом случае.

Холод земли пробирал податливое пьяное тело до костей. Его даже вроде бы начало ломить, но то было неважно и неощутимо на фоне общей алкогольной интоксикации, отбитого брюха и ребер, а также назревающей на лбу здоровенной шишки. У Лео уже был полный набор всего того, чем мог похвастать любой пьяница, завернувший в таверну вечерком, для полного счета не хватало лишь пары выбитых зубов да сломанных пальцев. Но то была задача не сегодняшнего дня, ибо предел инквизитора наступил уже давно. Оставалось только дивиться, как он продержался так долго и как не откинулся от того количества выпитого на месте, не дожив и до легенды о драконе и сокровище. Разве что и правда боги берегли вопреки его хлестким и едким словам и пожеланиям. Берегли, как капризное и на редкость бестолковое дитя, ибо родился в рубашке, и это был их крест до самого его конца, пока крышка гроба не опустилась бы над ним из-за каких-нибудь естественных и жутко банальных причин. Ведь такого, как он, не может сбить телега или отравить яд недоброжелателя. Их всегда проносит.
Ему показалось, или и правда как-то несмело начал накрапывать мелкий дождик, а небеса разорвало нездешним грохотом? Лошадь, которую до этого напугало свалившееся к ее копытам тело, шугнулась еще раз и громко заржала. Альден бессвязно пробубнил что-то в воняющую конским навозом и еще какой-то дрянью землю.
То марево, в которое он уходил, нельзя было назвать спасительным или хоть как-то облегчающим его существование. Искатель будто проваливался в густой кисель, успешно утопая, но не имея возможности выкарабкаться обратно, ибо темный студень расходился под пальцами, ускользал, не позволял закрепиться и оттолкнуться. Так и выходило, что чем больше дергаешься и пытаешь выплыть, тем глубже утопаешь. А там, в глубине, уже нет света, ибо он не пробивается сквозь вязкую субстанцию, нет кислорода, ибо воздух остался за пределами, и легкие заполняет это до отвратительного клейкое, липкое и холодное желе, застревает, не позволяет дышать, будто зажимает в своих тисках тем больше, чем круче становится давление от глубины. Лео давило, сжимало, скручивало, будто фарш для котлет, беспощадно терзало, и не становилось легче ни на йоту. А когда мозг окончательно отключился, будучи больше не в состоянии поддерживать и жизнеспособность тела, и способность думать о высоком и абстрактном одновременно, начался форменный кошмар.
Он стоял в колоссальной комнате, пределов которой не было видно. Перед ним был необъятный стол, тянущийся во все стороны до самой линии горизонта, что позволяло думать, что стол не уступает в масштабах самой комнате. Возможно, окажись у инквизитора подзорная труба, он бы смог узреть, где же этот чертов предмет мебели обрывается, но таковая милость ему дарована не была. Действительно, к чему ему подзорная труба? Он ведь не пират, как-никак. Разумеется, у него есть самая настоящая пиратская повязка на глазу, но нет деревянной или хотя бы просто травмированной ноги, забавно стукающей по палубе при ходьбе, голову его не венчала широкополая шляпа с лихим пером редкой птицы, ибо Альден вообще не жаловал шляпы, а на плече его не восседал гордо попугай-матерщинник, тоже одноглазый и хромой на одну лапу. И у ворот этого непонятного и необъятного строения его не ждал корабль с лихой командой и немножко занудным старпомом. Почему старпом был занудным? Потому что это была она. И она порой включала в себе чрезмерно правильную монашку.
«У меня же нет никакого корабля и команды, и старпома тоже нет. При чем тут монашка?»
А у монашки, к слову говоря, попугай имелся! Большой, белый и очень наглый, как дворовой кот, видевший в этой жизни столько, что плевать хотел в морду всем бойцовским собакам и людям с тяжелыми сапогами. Ведь он не отбирал у хозяев сапог меч. Он вообще не страдал клептоманией, он только орал, будто его режут, поутру, уподобляясь капитану и заставляя команду резко вскакивать со своих мест и бежать табуном на палубу.
«У меня нет никакой команды, черт побери!»
Неважно. Есть монашка. Есть попугай, который не клептоман. Есть тяжелый сапог, который не воровал мечи. Корабль не вместится в комнату, потому что корабля нет. Капитан – единственный, кто никогда не вскакивает от воплей попугая, потому что он не мог найти желанное сокровище, и оттого пил. Капитану было плохо.
Капитану не могло быть хорошо.
Мгновение, в которое он всего лишь моргнул, - и стол покрыли кружки с элем. Бесчисленное количество кружек, они стройными рядами уходили к противоположному краю стола, которого не было видно. Альдена пронзило отвращение и тошнота. Откуда-то пришла мысль, что он готов отдать душу Тейару лично в руки и срезать клеймо с запястья, лишь бы только не нужно было касаться ни одного из этих проклятых сосудов.
Ты что, тупой? Капитану не могло быть хорошо! Ты не следуешь сюжету!
Рука уже тянулась к самой ближней кружке. Нутро отплясывало лезгинку. Ноги сделали предательский шаг к столу. Пузатая полая деревяшка была прохладной. Эль оглушительно пенился. Один лишь его запах уже вызывал головокружение.
Ну же! Никто не окликнет тебя, не одернет, можешь не ждать. У тебя ведь нет ни команды, ни корабля, ни занудного старпома, ни даже попугая-матерщинника, верно? И до утра еще далеко. Никто тебя не спасет. Никто тебе не поможет.
Ты всех прогнал.
Ты остался один.
Альден запрокинул голову и влил в себе пенное. На лице его проступила гримаса страдания.