Анкета персонажа

[mymp3]http://my-files.ru/sabh5c/Reqikt - Liekavyja travy.mp3|Re1ikt - Liekavyja travy[/mymp3]

5. Способности:
5.1. Бытовые:
Основное:  обучен письму,  чтению, счету. Разбирается в травах, настойках, ядах. Имеет глубокое представление о лечении живых существ, в том числе хирургическом вмешательстве, хорошо знаком с анатомией человека и многих животных. Умеет готовить, причем довольно неплохо, а также на скорую руку зашивать одежду. В незнакомой местности ориентироваться умеет, поскольку это входило в обязательный список того, что должен знать каждый член гильдии, и это было доказано на практике незадолго до изгнания. Знает наперечет большую часть фатарийской фауны, а также все известные ныне виды нежити и гостей из Изнанки. Умеет неплохо ездить верхом.
Таланты и особенности:   имеет плохую память, но феноменальную интуицию и пытливый ум. Хорошо выстраивает логические цепочки. Не обделен богатым, нестандартным воображением. Стоит упомянуть, что Левифрон еще и левша с таким отвратительным почерком, что его заметки по алхимии сможет расшифровать разве что лучший криптограф всея Фатарии. Хорошо рисует, но способен судить об этом только по иллюстрациям, зарисовкам и схемам в заметках.

5.2. Боевые:
Полный ноль. Никогда не держал в руках ничего опаснее скальпеля, да и не планирует начинать.

5.3. Магические:
КСМ=0
Алхимик-мастер. Специализируется на трансмутации человеческого тела. Всеми правдами и неправдами пытается использовать эти знания для трансмутации животных, отдает предпочтение хищным млекопитающим. Изучает алхимию едва ли не с детства.
Уникальная способность – телекинез. Степень - мастер. Развивается  с самых юных лет и активно используется ежедневно.
Вторая уникальная способность – бестиария [покровитель Энвенэль]. Степень – специалист. Развивалась вместе с алхимией, поскольку она шла под руку с изучением животного мира.

5.4. Слабости:
Отличается довольно слабым здоровьем. Связано это с тем, что Левифрон частенько забывает обо всем, днями и ночами пропадая в лаборатории. Как следствие  - плохое питание, тотальный недосып и целые сутки дыхания всякими сомнительными парами от зелий.
Вообще плохо спит. Бессонница во всех возможных проявлениях – его вечная спутница.
Физически развит слабо, не выдерживает даже самые незначительные нагрузки.
Любит животных. До такой степени, что не различает среди них опасных. То есть различает, но не соотносит это понятие с фактом, что его могут сожрать. Из-за этого часто получает довольно серьезные увечья, так и не учась на ошибках.
После собственной казни через повешение не переносит ничего на шее, будь то шейный платок, горлышко рубашки, плотно застегнутый плащ или цепочка амулета ловчего. Может среагировать неадекватно, если заставить что-то подобное надеть или попытаться коснуться шеи, реакция на попытку удушения, пусть и в шутку, ничем хорошим не закончится.
Откровенно не в себе. До казни подвергся крайнему психологическому давлению, что вылилось в реактивную острую депрессию, нервный срыв и суицидальные настроения, выраженные через принятие и даже поддержку собственного убийства. Состояние закрепилось и обострилось самим фактом смерти и сопутствующей болью, а до крайности было доведено возвращением к живым, ибо желанного освобождения от собственного состояния не наступило по воле других существ. Вероятнее всего, страдает тяжелым посттравматическим синдромом.

6. Ключ:

7. Внешность:
Как должен выглядеть фанатик своего дела? Правильно, совсем не так, как выглядит любой нормальный житель страны. Вот и Левифрон сразу бросится в глаза, если вам выпадет честь однажды повстречать это молодое дарование где-нибудь на улице. Лишь одного взгляда хватит, чтобы понять, что перед вами человек действительно не от мира сего.
Будучи высоким – 190 сантиметров – статным мужчиной с черными, как вороново крыло, волосами до середины шеи и практически прозрачными, но пронзительными серыми глазами, Левифрон создает впечатления чего-то рокового. Именно такое впечатление любят засидевшиеся в своих башнях под присмотром суровых отцов леди. Порой некоторым Герхен даже напоминает давно уже изголодавшегося вампира, столь выделяется он своим ростом вкупе с худощавостью и бледность. Лицо, которое можно назвать если не красивым, то приятным, вполне соответствует образу. Четко очерченное, с выступающими скулами, оно наводит на мысли либо об аристократической крови, либо об изнеможении. Особую атмосферность амплуа «вампира» добавляют перманентные синяки под глазами. Кажется, вот он, образ загадочности. Кажется, но… нет. Все куда прозаичней. Если приглядеться, то вся картинка рокового трагика рушится буквально на глазах.
В первую очередь, выделяются его резкие, порывистые и неожиданные движения, как будто Герхен не в состоянии сдержать свою внутреннюю энергию. Если он ведет диалог, то голос мужчины то взлетает до каких-то невыразимых высот, то опускается до драматичного шепота, особенно, если Левифрон увлекается. При этом он активно жестикулирует, пытаясь донести до собеседника всю широту своей мысли. Человек-движение, в двух словах. Что удивительно, ведь любой готов биться об заклад, что у такого, как Герхен, и энергии-то особой быть не должно, до такой степени болезненно мужчина порой выглядит.
Вопреки идеалистическому первому впечатлению, бросаются в глаза перебинтованные руки, а если бинтов и нет, то становятся видно, что вся кожа покрыта шрамами и царапинами, некоторые из которых совсем еще свежие, а другие – страшные в своих рваных очертаниях. Домашние коты и собаки таких точно не оставляют.
Усталое аристократическое лицо тоже совсем не так уж и идеально: на левой скуле можно заметить небольшой шрам от чьих-то когтей, чуть дальше, у виска – второй, но больше. Левифрон уже и не помнит, кто их оставил, настолько бесполезным стало на двадцать седьмом году жизни считать трофейные царапины и порезы. Память цепко держит лишь один след - четкий шрам от глубокого ножевого пореза, что пересекает левую щеку и челюсть. Его некогда оставил ритуальный клинок для обрядов темной магии.
Окончательный гвоздь в крышку гроба образа рокового незнакомца забивает одежда. В отношениях с ней Герхен возмутительно небрежен. Что первое из шкафа упало – то и пойдет. Как правило, этим оказываются просторные рубашки и штаны темных цветов. Рубашки – очередная необычная особенность – должны быть непременно белыми и со свободным воротом. На другие даже не посмотрит. Из официальной одежды есть лишь один парадный камзол, который покорно дожидается лучших времен. Мернот – не то место, где принято щеголять дорогими костюмами, не говоря уж о том, что они жутко неудобные, дорого стоят и на них жалко проливать кислоту.

8. Характер:

«Мой Бог – алхимия!»
Некоторые люди живут ради себя, ублажая любое свое желание и вытягивая из жизни все, что можно. Иные служат другим, теряя понемногу самих себя в треволнениях и попытках раствориться в чужом счастье. А есть те, кто служит своему Богу. И неважно, принадлежит он к общепринятому Пантеону или же появился где-то внутри, в душе, превратившись в единственную цель, на которой и построена вся жизнь. Наверное, таких людей зовут фанатиками, которым невозможно помочь, столь прочно они убедили себя в каких-то только им ведомых истинах. Именно к таким людям принадлежит Левифрон. Его свет – алхимия, и она является смыслом и единственным счастьем во всем этом мире. Как монахи служат в храмах Ильтару, так и Герхен согласен приносить на алтарь науки все больше и больше, отдавая себя ей полностью. Он живет этим, дышит, каждая мысль так или иначе направлена в эту сторону. Левифрон – тот, кто видит весь мир через призму алхимии, через ее возможности и теории. И чем больше он видит, тем больше вопросов возникает в его пытливом уме. Будучи жадным до знаний, он всегда стремится узнать новое, чтобы после найти ключик к загадкам, что уже были предложены ему алхимией.
Левифрон хаотичен и порывист, он загорается мгновенной идеей и свернет горы, чтобы ее осуществить. На редкость оторван от реальности, каким может быть лишь человек, у которого нет ничего, что можно было бы потерять, кроме воздушных замков. Живет настоящим, тем мгновением, которое зовется истинным «сейчас». Все, что осталось позади – не более чем опыт. То, что ждет впереди – миллион комбинаций, о которых нет смысла переживать.
Открыт для общения, легко заводит новые знакомства. Вообще довольно болтлив. Если некому изливать свои текущие мысли, вполне довольствуется разговором с самим собой. Поначалу жителей крепости это удивляло, а  то и вовсе пугало, но потом все привыкли, и споры мужчины с самим собой касательно очередного опыта стали чем-то столь обыденным, что исчезни они – и стало бы уже как-то совсем не так.
Эмоции переживает мгновенно, ярко и бурно, как истинный холерик. Если это ярость после неудачного эксперимента, то тут же и «перебить к Тейару все колбы!». А так как неудачи Левифрон в принципе переживает тяжело, то колбы летают часто. Если же накатила радость, то опять же, об этом узнает каждый мернотовец. Как правило, все это занимает не более пяти минут, а после барометр настроения вновь возвращается в норму.
По сути, многие считают его человеком приятным, несмотря на странности. И хотя Герхен бывает нелеп, неряшлив, а всплески эмоций непонятого гения некоторых выводят из себя, многие согласны это терпеть. Порой некоторые мастера даже соглашались взять мужчину с собой в походы, но после нередко жалели об этом. А все дело в неконтролируемой страсти Левифрона ко всевозможным тварям, даже если у «милой зверушки» клыки под три метра и она уже обгладывает его руку. Всегда очень переживает, если в результате опытов животное пострадало или вовсе погибло.
Работает же крайне аккуратно, сказывается врожденный перфекционизм и максимализм. Есть в Левифроне какой-то трепет и осторожность, не позволяющий допускать ошибок. И если с зельями жесткая точность еще не столь заметна, то в работе с живым, дышащим существом это проявляется очень ярко. Как уже говорилось, не способен простить себе нанесенный кому-то вред.   
Любит путешествовать, всегда готов сняться с места и покинуть родные стены. Раньше подобные случаи выпадали редко, а потому ныне ценит каждое мгновение, проведенное вне Налии.
Самому же Мерноту предан, ибо вся семья Герхен во многих и многих поколениях была тесно переплетена с ним. Можно даже сказать, что Левифрон благодарен Мерноту: только здесь на его эксперименты не смотрели косо, а поддерживали, поскольку они приносили действительную пользу. Соответственно, приступы тоски по крепости порой накатывают со значительной силой, а тему Мернота Левифрон не очень любит обсуждать, особенно с малознакомыми людьми. Воспоминания о гильдии стали одним из тех немногих слабых мест, которые остались у алхимика после смерти.

9. Биография:

Глава I
1620 – 1632
Герхен – семья с давно уже устоявшимися традициями, семья, где дети не выбирают, как сложится их путь. Удел любого Герхена – служение Мерноту по мере своих сил. Из поколения в поколение эта традиция добросовестно исполнялась, и не находилось ни одного отступника. Вот и очередное поколение детей должно было продолжить эту давнюю и замечательную традицию.
Левифрон родился 4 числа Месяца Новой Надежды на рассвете. Он стал вторым ребенком в семье – первой оказалась девочка, которой на тот момент уже исполнилось четыре года. Кто-то из них двоих должен был впоследствии уйти и стать одним из членов Мернота в качестве синори или ллайто, но маленькие дети тогда еще об этом не знали.
Дество их было настолько безоблачным, насколько может быть у детей, живущих в крепости гонимых людьми монстроловов. Левифрон не мог жаловаться на недостаток внимания ни со стороны родителей, ни со стороны маленькой сестры. Мернот – это одна большая семья, пренебрежение к ближнему навлечет скорее полное непонимание окружающих, а то и вовсе позор. Вот и у Герхенов сложилось так, что дети росли вполне дружно, стараясь держаться друг за дружку.
Левифрон всегда заметно уступал сестре. Он был более болезненным, щуплым. И хотя энергии у него было еще на парочку детишек, этого явно не хватало, чтобы стать очередным избранным из семьи Герхен. Это не укрылось от глаз верхов Мернота, а посему выбор был сделан довольно быстро и без особых колебаний.
В свои пять лет, когда у сестру выбрали и у нее внезапно появилась совсем другая жизнь, Левифрон еще не понимал, что и ему когда-то придется вносить какой-то свой вклад в общую копилку. Избранный был определен, но долг – дело всеобщее. Тут-то и обнаружилось, что мальчишку очень занимают травы и алхимические реагенты. Потеряв компаньона для игр и веселья, Левифрон нашел для себя другую отдушину. Поначалу родители думали, что это не более чем вполне типичное для детей желание повертеть в руках и в итоге испортить все красивое, блестящее и необычное, но годы шли, а интерес все не пропадал. Мальчик все чаще составлял компанию отцу в лаборатории, с упоением наблюдая за алхимическими опытами. Тот, видя этот детский интерес, неспешно объяснял свойства растений, реагентов, результат их смешения или же разрушения. До сих пор Левифрон помнит эти дни в лабораториях: негромкий, глубокий отцовский голос, объясняющий элементарные алхимические законы, приятный запах толченых трав, булькающие котлы, разноцветные жидкости в высоких колбах. И записи, много-много пергаментов, рассыпанных по столам, полу, торчащие со всех книжных полок. Как долго отец порой мог искать один конкретный лист, ползая под всеми столешницами и перебирая пергаменты. Полет его мысли никогда не позволял отвлекаться на такую мелочь как порядок.
К восьми годам сомнения родителей переросли в уверенность. Кровь и талант отца начали проявляться в сыне все ярче и ярче. Наверное, такого упорства никто и даже не ожидал. Ребенок уже не просто ненавязчиво тянулся поиграться с алхимическими веществами, а в наглую брал и пробовал. Порой его выставляли даже из лаборатории, что ужасно огорчало Левифрона. Не было на свете ничего, что могло бы заменить эту чудесную лабораторию.
Отец не особо верил, что столь маленькие дети уже готовы к постижению такой сложной науки как алхимия. Посидеть рядышком с алхимиком, понаблюдать – запросто. Но чтобы разобраться во всех тонкостях, понять идею и все опасности – это нонсенс. Поэтому Левифрону приходилось или искать какие-то другие выходы, или смиренно ждать.

Глава II
1632 - 1634
С двенадцать лет он начал набиваться в помощники к алхимикам Мернота. Поначалу его перекидывали, как мячик, опасаясь, что мальчишка что-нибудь испортит, но потом один загибающийся от нехватки подмастерья старичок согласился. Целый год Левифрон перетирал в ступке травки, помешивал в котле зелья и мыл столы. Целый год он наблюдал за опытами старика, целый год тайно, незаметно ото всех пробовал делать свои собственные эелементарные зелья. У него, что удивительно, получалось. Интуитивно он выбирал порошки, жидкости, коренья, соединял их и получал результат. Мальчишка молчал о своих успехах, просто все глубже и все с большим восторгом погружался в науку. Зря он верил, что его никто не видел. Старик-алхимик все замечал, но не подавал виду. Он наблюдал за действиями маленького Герхена, не вмешиваясь. Порой он ненавязчиво помогал, как бы случайно оставляя на видном месте именно те реагенты, которые могли понадобится Левифрону, будто бы волею случая принося из кладовых чуть больше белладонны или паслена, чем требовали его собственные поиски.  Наивный мальчишка не замечал этой руки помощи.
Увы, к концу 1633 года старик уехал в качестве поддержки на какое-то особое задание и… не вернулся. От него так и осталась лишь записка с указаниями, которую он вручил мальчишке перед своим отъездом: «Следи за лабораторией, держи ее в чистоте. Пополни запасы. Помой котлы». Ничего рокового, всего лишь список элементарных дел, но эти дела расползлись еще на семь ближайших лет.
Левифрон вновь вернулся к отцу. У того свободы для маневров искать было бесполезно, а потому, как только выдавалось свободное время от помощи родителю, мальчишку уносило в ту самую стариковскую лабораторию, за которой ему велели присматривать. Методом проб и ошибок, уже почти не таясь, но и не афишируя, Левифрон изучал алхимию самостоятельно. Поначалу ему пытались мешать, но придраться было не к чему: все шло идеально. Слишком идеально для обычного тринадцатилетнего мальчишки. Анализируя результаты, делая выводы, он продвигался дальше. Тернист был путь, но его следовало пройти. Пробудилась жадность до знаний, которую невозможно было утолить. Но, что удивительно, за эти семь лет Левифрон ни разу не открыл алхимических гримуаров или научных трактатов. Он даже не изучал свитки и записи своего первого и последнего тайного учителя. Постигая все собственным умом, он со временем оставил азы и открыл для себя нечто новое, пугающее и вдохновляющее одновременно – трансмутацию человека.

Глава III
1634 – осень 1640
В 14 лет он впервые взялся за это запретное знание и, чего и следовало ожидать, ушел в него с головой. Однако главный минус этой школы обнаружился довольно быстро – теория теорией, но практика невозможна. Никто не согласится стать подопытным кроликом подростка, который учился всему самостоятельно. Не найдя ничего лучше, Левифрон решил, что раз уж решил стать на эту опасную стезю, то пусть сам себе и будет экспериментальным материалом. Как результат – он отравился. Причем так тяжело, что две недели отец не отходил от котлов и трав, пытаясь поднять сына, который валялся в беспамятстве, на ноги. Потом был долгий и тяжелый разговор на тему того, что делать можно, а что нельзя, и по которому уже кругу об основных законах алхимии. Но, надо сказать, из этого разговора Левифрон вынес лишь понимание того, где он допустил ошибку.
С 1635 года экспериментами мальчишки всерьез заинтересовалась тетушка Рогнеда. И хотя Левифрон к этому моменту ушел уже довольно далеко, от нее он никаких укоров не слышал. Она поддерживала его, а потому еще больше хотелось достичь чего-то внушительного, чтобы помочь Мерноту и отблагодарить тетушку за благосклонность.
Решение нашлось внезапно: однажды зелье, которое Левифрон приготовил для очередного эксперимента и которое должен был выпить, попробовала крыса. Видимо, травы, которые составляли жидкость, привлекли ее, и она развернула колбу. Крыса стала агрессивней и кинулась на юного алхимика, возомнив себя медведем. После пяти минут беготни от спятившего животного, Левифрон пришиб крысу толстой книгой из книжной полки старика. Лишь успев  отдышаться, Герхен принялся осматривать убитую тварь. В голове тут же заметались предположения.
С тех пор он все чаще пытался переносить свои знания на животных. Помощь тетушки пришлась как нельзя кстати: она могла добыть почти любое животное на радость Левифрону. Сотни опытов и формул, десятки выведенных теорий и доказательств – все это стало результатом скрупулёзной работы юного гения. Он был близок к тому, чтобы переплюнуть собственного отца со своими новаторскими идеями, но все равно чего-то не хватало. Чего-то, что не могли дать собственные поиски и слепое изучение всего подряд. Например, создание цэдафов. Не просто бессмысленный опыт на крысах, мышах и волках ради подтверждения теории, а действительно шедевр алхимической мысли. Но в секрет их создания так просто было не проникнуть. Его Мернот мог открыть лишь тем, кто по-настоящему стал его частью. Левифрон столкнулся с тем препятствием, которое не согласилось пасть перед ним.

Глава IV
Осень 1640

Его решению никто не препятствовал. Когда он однажды утром заявил родителям, что пойдет дальше и пройдет обряд Посвящения, они лишь как-то нехорошо переглянулись. Как они могли сказать сыну, что он, слабый физически от природы, без каких-либо навыков, имеет все шансы погибнуть от лап твари во время испытаний? Как они могли переубедить фанатика, который уже пятнадцать лет не вылезал из своих теорий и выдуманных законов? Герхены всегда были сильными. Они отдавали детей на служение, где они могли умереть в любой момент, а потому никого никогда не удерживали, если долг призвал. К тому же, в семье уже четыре года как родился третий ребенок, и мать Левифрона была вновь беременна, в четвертый уже раз.
Обряд Посвящения… Левифрон до сих пор вспоминает порой те сутки стояния у камней и чаши с водой. Привыкший не спать ночами, он относительно легко смог пережить столько времени без сна. А вот стоять на месте оказалось сложнее. Именно тогда Герхен как никогда понял всю мощь слова «анатомия»: за те сутки он прочувствовал каждую косточку, каждую мышцу, проклял каждый сустав ног. Впрочем, жутко тяжело было лишь первые часов восемь. А потом сознание уплыло куда-то в дебри алхимии, а боль перестала ощущаться так остро, забившись привыканием.
Гораздо больше его пугала вторая часть обряда. Охота. Страшное слово, на самом деле. Что может сделать алхимик? Тогда Герхен понял и взгляды родителей, и их странные вздохи. Верно. Как может убить тварь простой алхимик, у кого единственным оружием, которое он когда-либо держал в руках, был скальпель? Никак. Но попробовать все равно стоило.
Опять же с помощью той же тетушки, Левифрону удалось достать девять матерых и больших собак. Четыре дня он не отходил от них, отпаивая зельями и вводя смеси в кровь. Он понимал, что ставит сейчас все на призрачный шанс, но… Левифрон верил в алхимию. У него больше все равно ничего не было, и этот единственный шанс – последнее, на что оставалось надеяться.
К концу четвертого дня, когда за ним пришли, стая была готова. Три собаки умерло, не выдержав процесса трансмутации, одна, что озадачило Герхена куда больше, вообще не проявила никаких признаков того, что его старания на нее подействовали. Но результат был, а уж насколько он полезен, должно было выясниться уже очень скоро.
Дальше все было как в эпических балладах, что распевают вечерами барды в тавернах. Охота оказалась действительно столь ужасной, как о ней думал Левифрон. И тогда он искренне порадовался, что все-таки решился поставить все на алхимию. Что перед боем отпоил ллайто, который был с ним в паре, целым арсеналом различных зелий, не слушая протесты напарника. Что создал свою маленькую армию, которая спасла им обоим жизни. Тварь пала.

Глава V
Зима 1640 - 1647
С тех пор прошло уже пять лет. За эти годы Левифрон сильно продвинулся вперед в алхимии, перешел на куда более сложные трансмутации. Он, наконец, окончательно понял те ошибки, которые когда-то делал при экспериментах на самом себе и на тех девятерых собаках, сделал из них выводы и сформулировал несколько законов, которым должны были подчиняться все трансмутации живых существ. Вдохновившись успехами алхимиков, которые создали цэдафов, он пошел по той же стезе, намереваясь зайти еще дальше их.
Когда в 1645-ом году в Мерноте стали происходить радикальные изменения, когда гильдия взяла напрваление на новое раззвитие, когда тетушка Рогнеда совершенно внезапно отринула многовековые догмы нейтралитета и невмешательства, Левифрон занял позицию несогласия. Он отказался активно поддерживать верхи гильдии и помогать в создании альянса с Огненным Рассветом. Будучи пацифистом, высоко ценящим любое проявление жизни, он подозревал, что до добра подобные действия не доведут, а потому, убедившись, что его уговоры тетушке неинтересны, просто заперся в лаборатории. Политику и последствия Герхен оставил на совести мейстра.
Пока там, наверху, творилось Тейар знает что, Левифрон с другими алхимиками активно работали над возрождением грифоньего племени, в итоге добившись в этом успеха.  В плане алхимии клан уверенно шагал вперед, к прогрессу.
И хотя со временем Филин отошел от трансмутации людей, интерес к этой ветви не угас. И чем более опытным мужчина становился, тем яснее он видел, что ему просто необходимо вновь вернуться к этим истокам, завершить свои изыскания. Он просто не мог вновь обрести покой, пока не познал бы ее глубины.
И вот, в месяц Новой Надежды 1647 года, ему доверили обратить совсем еще молодую девушку в синори. Процесс прошел спокойно, и вопрос заключался лишь в том, осилит тело изменения или нет. От Левифрона более в ее судьбе ничего не зависело, а потому он позволил себе отлучиться из крепости на несколько дней, оставив девушку на врачей. Если бы он только тогда знал, что трасмутация прошла совсем не так успешно, как он думал.
Стоило только вернуться, как уже в Тэльве алхимик узнал, какой бедой обернулось его начинание. Как выяснилось позднее, что-то в процессе трансмутации дало сбой: то ли вычисленная формула по некой загадочной причине не подошла на глубинных этапах процесса, то ли девица что-то утаила о себе, что не было взято в расчет изначально. Так или иначе, но синори из нее получилась, да вот дефектная. Ракшаса не была в состоянии контролировать резко возросшую магическую силу, а та, в свою очередь, и не думала сидеть смирно, а вырывалась наружу, будто гейзер, чувствуя слабость хозяйки. Увы, но не досталось молодой синори нечто мирное и спокойное, ее уделом стала уникальная способность по контролю скорости частиц, угрожающая в своем диком виде безопасности гильдии. Левифрона поставили перед фактом, что либо он исправляет свою ошибку, либо решать проблему будет Совет. Даже будучи в отчаянии и ужасе от последствий некой неизвестной ошибки, алхимик мог себе позволить опустить руки и отступить. Именно в тот день началась череда событий, которая сломала жизненный устой алхимика, а чуть позднее - начала точить и его самого.
Филин мог сдерживать силу девушки бесконечно долго, благо, он имел нужные знания и материалы, но в том не было никакого спасения ни для одной из сторон. Совет хищными птицами глядел в сторону двери его лаборатории, опасаясь, что в один прекрасный момент по коридорам прокатится волна взрыва вперемешку с людскими криками. Левифрон знал, что откладывание радикального решения непременно тем однажды кончится, да и Ракшаса, наверное, догадывалась. Они вели разговоры, он задавал вопросы, и как-то невзначай обсуждение ушло в единственное возможное русло - в обсуждение побега. Ракшасе это вариант виделся спасением от палача, а Герхен был настолько подкошен и ошарашен случившимся, что не потрудился подумать о последствиях. Ему побег казался возможностью все наладить. Исправить. Увести опасную девушку прочь от дорогих ему ловчих, обучить, натренировать и вернуть достойным членом Мернота. Он верил в эту идею даже тогда, когда они воровали припасы крепости, когда бежали под крики стражи, когда Ракшаса своей неуемной силой сделала показательный пожар в кузне, дабы отвлечь внимание. Они с ней бежали навстречу закрывающимся воротам, пока ловчие смотрели в другую сторону, и ни один из них не услышал ни разорвавшегося с чудовищной силой горна, ни рушащейся каменной кладки, ни нечеловеческих криков. Алхимик с синори даже не обернулись. А после инцидент и вовсе затерся и забылся.
Было решено взять путь на западный материк, в самые темные уголки Фатарии. Дорога была долгой и трудной, немало споров и откровенных разговоров было, не раз Левифрон совершал деяния, ему не свойственные, закрывал спиной свое бестолковое творение. Герхен был из тех людей, которым было не суждено найти родственную душу, познать радость дружбы, завести семью, но в те несколько недель он приблизился к чему-то такому, в чем смутно улавливал отцовскую опеку. Ракшаса стала для него важна уже в тот момент, когда мужчина увидел, сколь она в нем нуждается, но совместные невзгоды только усилили это чувство в ученом. Как жаль, что это не умаляло значения их миссии, а потому часто самые безобидные беседы сводились к мрачным перспективам, обвинениям, обидам, которые, впрочем, девушка никогда открыто не показывала. Но Филин знал, что они были, где-то глубоко синори ненавидела его за то, что он ее искалечил, пусть даже она и не отдавала себе в том отчет. Возможно, недельное плавание на корабле, на котором даже скрыться друг от друга было невозможно, стало последней каплей, после которой боги решили восстановить справедливость: затворникам и мучителям не пристало покидать пределы своего одиночества, а искалеченным жертвам - страдать еще больше ради чьих-то утех. Едва только они ступили на деревянный причал, как Ракшаса сгинула в толпе без слов или прощаний. Долго Герхен носился по Вильдану, искал, звал, спрашивал, да все без толку. Тогда ему казалось, что хуже уже не будет, что отчаяние и потерянность не могут быть глубже. Да вот только все еще было впереди.
Когда ноги уже были не способны ходить, Левифрон остановился близ парка. По невероятному и глупому стечению обстоятельств там он завел знакомство с двушкой-лоддроу по имени Альвэри. Не было ни откровенных разговоров, ни моральной поддержки, ни даже доброго слова в адрес друг друга. Они должны были тут же разойтись, как и встретились, да вот уцепилась девица в него, разглядев что-то, одной лишь ей ведомое. Предложила работу, на которую отчаявшийся алхимик без малейших раздумий согласился. Ему было некуда идти, он не знал, что делать. Мужчина был уверен лишь в том, что Ракшаса не позволит себя найти, а в Налию ему путь был заказан. Уже в тот момент Левифрон начал оглядывать на то, что сотворил к тому моменту, но не настолько, чтобы это на что-то повлияло. Дорога уже звала дальше, чудаковатая лоддроу предложила способ отвлечься, и он за него ухватился, как за спасительную соломинку. 
Работой оказалось начинание столь же простое, сколь и невыполнимое - поиск лекарства от проклятия иштэ. Иной человек призадумался бы и у виска покрутил, да Герхена не волновала мифичность самой цели, ему важно было что-то делать и куда-то идти. Составил список возможных решений проблемы, начиная от выполнения желания джинном и заканчивая путешествием в Изнанку, предложил терапию лекарствами и наркотиками. По его плану они и двинулись в путь. Многое случилось за время странствий: отряд пополнялся и редел, они побывали на свадьбе оборотней, на которой Левифрон едва не женился и сам, они сражались с нежитью и ползали по полям в поисках травок да ингредиентов. Но как это частенько бывает, такие походы просто не могут закончиться хорошо, в один критический момент все пойдет наперекосяк. Их поворотным моментом стало знакомство с двумя адептами Вильданской академии посреди безлюдных болот, которые при подготовке учебной работы проверяли влияние проклятых земель запада на силы темных магов. Удивительным образом их гипотеза подтвердилась, что позволило адептам открыть врата в Изнанку и призвать нуруля. Изнаночный олень, по поверьям выполнявший любое желание того, кто смог бы его оседлать, тоже был в списке Левифрона, а потому опыт адептов оказался кстати. Увы, легенда не подтвердилась, но появилась иная проблема - изнаночные твари должны жить в Изнанке, но сам нуруль туда вернуться не мог. Вопрос стал ребром, и спустя сутки от призыва Левифрон увел адептов обратно в лес, где вынудил провести обряд открытия врат и вернуть чудовище домой. Алхимик знал, что резерв юношей еще не восстановился, но иного выбора не было, ибо на кону стояли жизни и покой окрестных селян и их отряда. Закончилось все тем, чем и должно было закончиться: один из адептов погиб в муках во время обряда, когда магия, высосавшая остатки магической энергии, принялась за жизненные соки, а второй, испугавшись такой же судьбы, накинулся на Филина с ритуальным ножом в попытке перевязать заклинание на ученого, пустив его кровь. Герхену лишь чудом спасся, увернувшись, и этих мгновений было достаточно для того, чтобы ритуал завершился, нуруль ушел в разрыв, а зияющая дыра между мирами захлопнулась. Мальчишка в тот раз выжил, оставив алхимику на память глубокую рану поперек щеки, которая так и осталась с ним в виде шрама.
Спокойствие, впрочем, длилось недолго. Едва собрались покинуть нехорошее место, вдоволь насмотревшись на смерть да разочарование, как Проклятые земли послали своих гончих на перехват, не желая отпускать заплутавшие живые души. Путь странникам преградил отряд парваддан, что был частью некогда сгинувшего на болотах войска. Из того сражения парнишка-адепт живым не вышел, лишь на несколько часов пережив товарища, да и Левифрон лишь чудом, которое снисходило на него и без того слишком часто, уцелел и унес ноги с того поля.
Любой разумный человек повернул бы назад, но их отряд имел еще одну цель на западном материке - святилище праэсса. Было решено наведаться туда на предмет кражи секретов древних магов. Древние могли знать, как обмануть божественное проведение, и того было достаточно нанимательнице, Альвэри, чтобы отказаться повернуть назад. То, что случилось позже, Левифрон очень хотел бы забыть. Они разработали абсурдный план, разделились на две группы, пока основная масса мужчин команды отвлекала праэсса, Альвэри должна была найти нужные секреты... Только все провернулось так, что товарищ Левифрона пал перед натиском призрака слишком быстро, после чего все пошло кувырком. Они спасали свои шкуры, спасали даже в тот момент, когда на голову товарища опускался тяжелый камень. Они забили его, как зверя, и оставили умирать на входе у святилища, если он, конечно, был еще хоть немного жив после того, что с ним сотворили.
Ценой страшных жертв отряду Левифрона удалось и забрать некие свитки из святилища, и набрать иного добра. Вкупе с тем, что он добыл по дороге, успехи были весомыми, да вот алхимик уже смотрел на все по-другому. Когда они вернулись в Вильдан, Левифрон пообещал Альэври исследовать и находки и найти решение, да вот лукавил алхимик, когда о том говорил. Уже тогда он с ужасом отгонял мысли от себя, запрещал себе считать, сколько людей погибло за последнее время. Вспомнилась кузня, вспомнилась забытая за время похода Ракшаса, саднил плохо заживающий порез, в ушах стоял хруст черепной коробки, разожженной валуном. И кольцо, что досталось Филину в качестве награды, страшным напоминанием красовалось на руке. Он него будто разило могильным холодом.
Теперь уже осознавая, сколь многое случилось по его вине или в связи с его потворством чужим ошибкам, Левифрон разочаровался в себе. Разочаровался настолько, что ему был отвратителен сам факт собственного существования. Он мог бы скрыться, переждать, умолчать о своих подвигах после побега, притвориться дурачком и как-нибудь избежать наказания за прегрешения перед Мернотом. Но он не стал. Из Вильдана алхимик, внутри которого разверзлась воронка самопожирания и огромного чувства вины, пустился обратно в Денаделор, и путь его не прерывался ни на сон, ни на отдых.
19 числа месяца Благоухающей Магнолии 1647 года Левифрон предстал перед воротами Налии, а к вечеру уже был заперт без малейшей надежды когда-нибудь выйти. Он признал абсолютно все, взяв на себя вину Ракшасы, добавив ее к своей. Как оказалось, одним лишь взрывом в кузне они убили одного человека и покалечили десятки, оставив крепость без одного из гномьих кузнецов, поскольку он уже вряд ли когда-нибудь смог бы оправиться в достаточной мере, чтобы работать у горна. Да и вряд ли бы захотел, ведь он видел, как горел заживо его помощник, и сам едва не стал следующим. В срочном порядке был проведен Совет, по итогу которого 20 числа Благоухающей Магнолии Левифирона приговорили к казни. На тот момент алхимик не пытался искать в себе надежды и был уже формально мертв, ибо развернувшаяся внутри тьма поглотила его с головой.
Герхена повесили на рассвете 22 числа месяца Благоухающей Магнолии 1647 года.
Воскрес он тем же вечером, но уже совсем другим существом, и перед ним лежал долгий и тернистый путь по обретению хотя бы тени смысла существования, разбитого на осколки и растертого в пыль.

10. Отличительные черты:
Все руки и ноги покрыты шрамами разной длины и величины. Левую щеку и челюсть пересекает отчетливый шрам, оставшийся после глубоко ножевого пореза кинжалом для темных ритуалов.
Левша с отвратительным почерком.
Имеет привычку разговаривать сам с собой и бурно жестикулировать.
Имеется медальон в форме грифона – символ члена гильдии Мернот.

11. Мировоззрение:
Хаотично-добрый

12. Сопровождение:

Анкета игрока

1. Имя:
Лео.

2. Связь:
Skype: collyris.

3. Опыт игры фрпг:
Где-то 5 лет

4. Частота появления на форуме:
По мере надобности

5. Источник:
Второй персонаж.

6. Разрешение использовать персонажа после ухода с ролевой:
Разве что в виде НПС гильдии.

Отредактировано Левифрон (2016-05-19 21:21:57)