Бессмысленная ходьба по комнате: ты мереешь её шагами, хотя уже давно знаешь ответ на простой вопрос - сколько? Ты его неприменно знаешь, если ходишь от стены к стене уже не первый час. Или не первый год.
Эта комната с высокими потолками, в которых терялись эхо криков, была известна ей очень хороша. Просторная, буквально давящая своими размерами и величаем. Стены -  сливающиеся колонны из черного мрамора..роскошная тюрьма для диковой птички. Заточение вне времени, вне пространства - здесь никогда ничего не менялось. Всегда было ровно шестьдесят широких шагов поперек и сто шестьдесят вдоль. Неизменным была софа, возвышающаюся над мраморным полом благодаря подиуму, на котором стоит. Такой же и рубиновый бархат её обивки. Огромные парадные двери все так же заперты и покрыты паутиной. Высокие и узкие окна просеивают сквозь толшину витражей свет, его следы - тени - она уже наперед знает, куда и когда упадут. Не нужны часы - они подскажут, они все подскажут. Даже клетки, которые свисают с потолка так низко, едва не задевая макушку, не разу не менялись. И вороны в них все те же. Семьдесят семь птиц, абсолютно одинаковых, безликих. Все одно и то же. И столько же шагов.
Женщина в черном одеянии обхватывает себя бледными тонкими пальцами за плечи. В тусклом свете луны они больше похожи на кости. Её острое лицо не выражает ни единой эмоции, словно было выгравированно из того же мрамора и случайно отеленно от колон. Она уже устала метаться по комнате, поэтому резко опускается на софу, принимая позу подобающию больше статуе, чем живому человеку. Черные ткани спадают вниз, оголяя белоснежное бедро, спускаются, будто вода, вниз по подиуму. Она запрокидывает голову назад, прикрывает лоб ладонью и сквозь полуразомкнутые губы, окрашенные черным, выходит тихий гортанный хрип. Птицы в клетках начинают волноваться, каркать, вторя её голосу, переступать с лапки на лапку и...И биться клювами в прутья своих "тюрем". Они чувствуют, что что-то приближается. Определенно это что-то было вызвано женщиной и её поведением. Температура в помещении резко падает - от подиума, что находится в центре, к стенам по полу расползается сначала иний, покрывающий все, что встречается ему на пути инеем, а затем туман. Белое марево заполняет комнату как молоко. Кажется, что все находящееся ниже пояса варится в нем. Вороны никак не могут успокоится. Женщина отводит руку за голову и приоткрывает глаза. Морозный иней затронул даже её губы - кажется, будто они покрылись кристалами настоящего льда. Она прогибается в спине, поддаваясь инерции нового вздоха, и усмехается. Этой даме словно нету дела до всего происходящего. Она вне этих обстоятельств, виновницей которых сама стала.  Дама, лицо которой пересеченно татуировками ждет чего-то, или кого-то..И это не заставляет долго ждать.
Спустя несколько минут туман в углу комнаты, рядом с самым "низким" окном расступается. Луч лунного света помогает узреть очертания силуэта. Это его владелец откликнулся на зов женщины и он не хочет выходить на свет. Он так и остается силуэтом в углу, тенью на холодной стене.
- Джоэль...- у этой барышни в черном чудесный голос. Он не опошлен лишней томностью, не черезчур тонок, и не слишком напевен. Он говорит о том, что его владелица не мало повидала на своем пути: это далеко не первое полнолуние в её жизни. Загадочен, таинственен и властен..Голос подходит его хозяйке как нельзя лучше.
- Да, госпожа. - раздается эхо. Оно пронизывает все помещение, словно волна накрывает рябь тумана, неся с собой морозную свежесть. Тень сгибается в подобии реверанса. Женщина улыбается и опускает руку в приглащающем жесте, плавно опускаясь вниз, грациозно укладываясь на софу. Собеседнику не нужно разъяснять намеков, он все понимает и в следующее мгновение ныряет в белое марево. Женщина успевает лишь единожды плавно опустить ресницы, как тень уже здесь, заворачивается в полы её платья, устраивается на лестнице подиума и лижет длинным, будто змеиным языком её тонкие бледные пальцы. Она улыбаяется, чуть прогинаясь вперед, ножка поднимается чуть выше, ткань платья оголяет всё больше тела. Раздается стон истинного сладострастия.
- Джоэль. - протягивает женщина чуть приоткрывая глаза.
- Да госпожа, - раздается услужливый скрежет за спинкой софы. Теперь тень еще и здесь. И это действительно так - то, что еще недавно опустилось на колени у подиума и то, что сейчас стояла за софой - все это было одим и тем же. Сгусток черного дыма, игра светотени лишь отдаленно напоминающее человека с горящими рубиновыми полыхами вместо глаз.
- Это уже скоро, Джоэль. Оно приближается...Я не могу больше скучать - в голосе женщины чувствуется удовольствие и какая-то нота наигранной капризности. Её собеседник прекрасно понимает, о чем идет речь. - Найди Этих Детей, найди избранных Тьмой и заставь их пройти по предстоящему пути. Заставь..И если ты это сделаешь... - теперь это кокетство, неподдельное кокетство. Женщина отталкивает тень, сидящую у её ног, вниз, несчастный кубарем катиться в туман. Дама в черном смеется, её даже не останавливает стон огорчения и злобы, больше походящий на рык и эхом разносящийся по комнате. - Тогда ты получишь то, чего так сильно хочешь. Понял меня?
- Да...- тень растворяется и теперь слышен лишь шелест. Вместе с тенью исчезает и туман, и иней, все вновь возвращается к подиуму. - Госпожа...
Женщина довольна. Она закрывает глаза и облегченно вздыхает, прикусывая черную, как смола губу. Вороны затихают, кажется, ничего не произошло. Женщина засыпает, лежа на софе, а душа её отправляется в далекое путешествие. Ведь время уже пришло, зачем ждать? Все-таки, шестьдесят шагов поперек и сто шестьдесят вдоль - заточение позволяющие узнать вкус грядущего. Заточение, которое вынуждает спешить.