Когда весь гомон жизни остается где-то там, наверху, и с каждой ступенькой вниз становится все менее различимым, все, что остается слушать, это удары однажды мертвого сердца, ровное, глубокое дыхание, да тихое потрескивание от факела. Аника уже давно знала эту дорогу наизусть. Она бы могла найти его лабораторию даже на ощупь, но отчего-то с огнем в руках ей было спокойней. Даже создания тьмы иногда предпочитают не оставаться в темноте одни. Или, быть может, наедине с собой - многим уже давно не суждено встретить монстра страшнее, нежели они сами. Живя жизнью других невозможно сохранить  ни человечность, ни разум. Судьей их становится время.
Тонкие пальчики скользили по знакомой шероховатости стен. Девушка спускалась все глубже в подземелья Анактелиона. Она лишь недавно узнала о том, что здесь обитает человек хоть и дивный, но прекрасно сведущий в алхимии. И пусть его основной стезей была рунная магия, но знакомство с Алмером стало для Аники панацеей. Сложно было найти в их гильдии кого-либо, кто знал больше. Даже Грегориус, всемогущий и всеславный, - Аника скорчила гримасу при воспоминании о нем - не охватил своим пытливым умом все сферы, что были представлены древними фолиантами, многочисленными свитками и книгами на полках библиотеки старого алхимика. Конечно, иногда даже у Аники закрадывалось подозрение, что Алмер читал далеко не все, что хранится в его убежище, но, с другой стороны, он всего лишь человек. А их время нещадно ограничено...
Найдя нужное место, Аника провела все необходимые манипуляции, дабы в стене появилась тайная дверь, ведущая в теплое и сухое помещение в виде амфитеатра. Войдя внутрь, шадос сразу же заметила что внизу, где располагалось основное рабочее место мага, Алмер принимает гостей. Заметив белокурую ученицу, старик небрежно махнул ей рукой, приглашая спуститься и присоединиться к беседе.
Как впоследствии оказалось, в очень узких кругах пронесся слух о том, что в руках одной целительницы в землях фиаллэ оказался легендарный цветок Грааль. Шпионы гильдии тот час же сообщили об этом главе, но тот лишь отмахнулся, послав их к алхимику. И вот теперь Алмер, хоть и отнесся к этим слухам с недоверием, рассуждал о том, что определенная доля правды в них может присутствовать. Все, что оставалось - проверить их правдивость.
- Я поеду, - тоном, не терпящим возражений заявила Аника, и тут же на нее уставились три пары глаз. Два шадоса смотрели на нее с почти неприкрытой насмешкой, алхимик же будто оценивал столь смелое заявление и сопоставлял реальные возможности этой девушки. Но она проигнорировала все три взгляда, и лишь пожала плечами. - Я могу поехать и не одна. Но, Алмер, согласись, большинство из тех, кто с легкостью может постоять за себя, не отличит анаферис от вербены, я уж не говорю о том, что вместо мифического грааля им легко могут продать что-то вроде вадгерна или лисинты.
Алхимик тихо хмыкнул и повел плечами.
- Мне-то что? Езжай, коль хочешь. Вот с этими молодцами все и обсудишь. А раз на том и порешили, то кыш отсюдова.

* * *

Дом старухи, к которой привели все ниточки и слухи, оказался небольшой лачугой, наполненной самыми разнообразными запахами, что исходили от трав, шкурок различных животных, сушеных лапок, ножек, ручек, ах, что это я... Многое из этого Аника узнала сразу же, но еще больше для нее так и осталось загадкой, что лишь еще раз подтвердила: всегда есть, куда дальше. Учиться, конечно.
Окна были плотно задернуты грязными занавесками, но палящее солнце пробивалось даже сквозь них. Казалось, что лучи, проходящие сквозь щели и падающие яркими полосами на деревянный пол, вот-вот разожгут пожар, и домик вспыхнет меньше, чем за миг. Но огонь так и не появился, что принесло девушке немыслимое облегчение. Двух шадосов, что сопровождали ее в этом путешествии, она оставила снаружи. Если то, что говорили о нраве старухи, правда, к ней стоило искать особый подход. И вряд ли два угрюмых лица за спиной поспособствовали бы в этой нелегкой задаче. Правда, девушка так и не смогла отказать себе в удовольствии взять с собой Андаис, белого тигра. Она всегда была покладиста и благоразумна и, более того, пусть советы давала редко, но всегда они были к месту и ко времени.
Аника сняла капюшон белого плаща, что был призван хоть немного защищать от солнца, и по плечам ее разлился шелк черных волос. Она опустилась на колени перед хозяйкой дома, что сидела прямо на полу, и устремила на нее жалостливый взгляд. Андаис прилегла рядом, издав тихий рык, больше  напомнивший грубое мурлыканье, и прикрыла глаза, наблюдая за представлением лишь сквозь маленькую щелочку.
- Бабушка... Говорят, вы одна из лучших целительниц... - Аника было подумала, не выдать ли "бабушке" титул сразу же самой лучшей, но потом решила, что и лесть должна быть умеренной, - ...так, быть может, вы сможете помочь горю моему? Уже год, как пало страшное проклятье на моего суженого. И год я бьюсь, как рыба о лед, пытаясь найти спасение от напасти. Но куда бы я ни шла, какие бы деньги не платила, все бестолку... - девушка была готова еще долго лить слезы по жениху, да рассказывать о своем несчастье, как снаружи послышалось какое-то копошение, и цепкий взор бабули уставился на дверь. Аника тоже притихла, смахивая одинокую слезу и даже всхлипнув для пущей правдоподобности.

Отредактировано Аника (2013-06-11 16:52:44)

Сухопарые, испещрённые морщинками и покрытые, словно множеством речушек и речек, паутиной, сплетенной пауком-временем, темно-синих вен, с неожиданно ухоженными ногтями, венчающими тонкие и весьма изящные пальцы, руки Тарадуды, или бабуси, как прозывали её в народе благодарные, коих было абсолютное большинство, и не слишком, коих почти не было, ведь как не будешь благодарным, что сам уносишь свой крестец на своих же ногах, пациенты,  уверенно и неспешно порхали над простым деревянным, заставленным, или, вернее было бы сказать: заваленным умопомрачительным количеством скляночек, колбочек, мензурок и пробирок, заполненных разноцветными, бурлящими, хлюпающими, дымящими субстанциями разной консистенции, столом, подсыпая травы в чадящий сизым дымком, изукрашенный безыскусной гравировкой местечковой пасторали, горшочек там, подкручивая тигель, под пузырящейся в мутного стекла колбе розоватой пасте тут, и подливая голубую жидкость с ярко-зеленой взвесью в неприятного внешнего вида порошковую смесь здесь. Старушка подняла свои серые с голубоватой, словно проблеск зарницы в низко нависших ливневых тучах, искоркой глаза, аккуратно размещенные на почти одинаковом расстоянии от переносицы, венчавшей небольшой, но уже изрядно повлезавший в свои и не очень дела нос, прикрытые остатками выжженных неудачными опытами и посеребренных неумолимым ювелиром-временем бровей,  выглядывавших из-под пребывавших в таком же состоянии коротко-постриженных волос и произнесла трескучим, словно разгорающиеся сухие угли, но сильным голосом:
- Ну, раз пожаловали в гости, на мою головушку со своими интересами, так давайте и ведите себя, аки оные. Как самих-то звати-величати? Откуда путь держите? А то вошел себе незваный-неназваный, да и решил за меня, что важно здесячки, а что туточки и без надзора оставить...
Затем задорно чихнула, вдохнув облако, поднявшееся из пыхнувшей желтым дымком колбы, и указала гостям, приглашающим жестом, на стоящие посреди комнаты топорно сработанные, как и вся остальная мебель в этом помещении, стулья-табуреты. Далее обратилась уже к гостье:
- Так в чем же хворь милка твоего? Али ноги не ходят? Али мощи в нем не стало молодецкой? Всё как на духу рассказывай, не раскумекав беду, не сдюжим её осилити.
Не ожидала Аника, что прямо с порога ей придется бороться за внимание бабульки. Да и на спутников своих она возлагала куда большие надежды, отчего и едва сдержала в себе желание поморщиться при виде незваного гостя. Но вопрос знахарки не застал девушку врасплох.
- Ох, горе, бабушка, горе… Уж не знаю, как описать беду-то, на нашу голову свалившуюся,  да только не обошлось тут без темных чар верно.  Есть не хочет, пить не хочет, исхудал, бедолага, кровь в нем как будто почернела. Лучшие лекари и чародеи лишь руками разводят. Кое-как жизнь в нем поддерживают, да без толку это – хворь уже за сознание милого принялась. Боюсь, бабушка, еще немного, и не вернуть мне его… и в лицо не узнает, и о любви великой не вспомнит, - Аника опустила глаза и прослезилась для пущей правдоподобности. Разыгрывать из себя невинную овечку было для нее делом привычным, и поэтому ни за словом в карман она не лезла, ни  на слезы не скупилась.
– Слышала я, что есть у вас лекарство от всех хворей… Посмеялись надо мной родные, сказали, что не существует Грааля, и время мое будет потрачено зря,  но не осталось у меня другой надежды более. Вот я и приехала к вам из самого Ацилотса.

Отредактировано Аника (2014-09-29 23:46:54)