Бывает, человек живёт исключительно своим прошлым, и, танцуя, Шакти ощущала себя той девочкой, которой она была на Днях Урожая в 1637 году. Она закрывала глаза, и исчезали стены комнатушки, представляя взору зеленеющий простор. Таяло и её одиночество, ведь вокруг себя Шакти представляла тех людей, чьи весёлые лица она видела в те времена. Вот танцует молоденькая дочурка травницы со своим кавалером – пройдёт пару месяцев, и она отправится с ним в Ацилотс,- а вон там, прислонившись к дереву, сидит угрюмый подмастерье кожевенника, у которого Шакти так любила таскать без разрешения обрезки. Ей казалось, что в этот миг она помнит всех своих односельчан вплоть до мелочей. Девочка парочку раз прокрутилась вокруг собственной оси, воображая светлое лицо матери с мудрыми зелёными глазами и слегка поджатыми губами, затем крутанулась ещё раз, и вот уже перед нею её драгоценный друг, развеселённый спиртным дурманом. Шакти практически могла поклясться, что наяву чувствует этот запах сидра, хотя с того дня, когда они приделали ноги бутылке с запретным пойлом, прошло немало лет. Но фантазию больше было не остановить. Девочка плясала – неуклюже, но с чувством,- заставляя себя верить в то, что она коим-то образом преломила время вдруг проснувшейся в ней великой магией и вернулась в самое счастливое для себя время. Это походило на акт медлительного самобичевания с непреклонно наступающим осознанием реальности, вытесняющей всякие попытки окунуть себя в беспробудные грёзы. После перерождения девочка-шадос потеряла умение «пропадать» в своих мечтаниях, и настоящее положение дел неимоверно тянуло её камнем вниз, ко дну ненавистного ей бытия.
То, что в комнату кто-то вошёл, Шакти поняла по усилившимся звукам музыки, ворвавшимся внутрь её скромного временного жилища. Девочка обернулась, и увидела, как чья-то незримая рука стирает образ рыжего подростка, оставляя взамен его сильно возмужавшую версию, почти что незнакомую для растерявшейся Шакти.
-…дисочка,- отдалось в её мозгу, и шадос застыла на месте, обращённая в неподвижную статую с кровоточащим органом, принятым называться сердцем. «Ну ты и перец, Руйэдхри!» отозвалась память. Никакая магия не смогла бы заставить Шакти раскрыть рта, чтобы ответить хотя бы что-либо. Она не думала, что давнишний друг намеренно бередит её раны, но это, казалось бы, совершенно ничего не значащее детское прозвище пробило в ней дыру, сделав пустое ещё более пустым.
Вопреки предполагаемому плачу, глаза Шакти остались сухими. Она пристально смотрела на воина, не отрывая от него взгляда, как будто пыталась найти в этом мужчине того подростка, с которым так давно рассталась, но не по своей воле. Все её попытки уверить себя в том, что это не он, пошли даром. «Разумеется, это ты». Шадос множество раз представляла, как они случайным образом встретятся через неделю, месяц, год, но только сейчас поняла, что в её воображении он всегда оставался тем четырнадцатилетним паренькём, каким она его запомнила. Но время шло, коснувшись его, но пройдя мимо её самой. «Твои глаза тебя не обманывают,» мысленно подсказала Шакти, когда воин драконьего маркиза опустился на землю, дабы собрать то, что принёс с собой и шумно уронил. Ни дать, ни взять прямо-таки сцена из какой-нибудь романтической книги – «дама и её коленопреклонённый рыцарь». Да только не так всё это должно было быть. Шакти к своим текущим годам предположительно уже стала бы магессой и начала бы странствия по всему свету в сопровождении своего безгранично преданного друга, которому в своих мечтах отводила роль, скажем, всеми уважаемого паладина или же ловчего из Мернота. Но кто он теперь? Девочка могла сложить одно к одному и догадаться, кем он стал. Меч на поясе, броня, служба маркизу и этот повзрослевший взгляд, по которому сразу видно, что в родную деревню Кадеирн не возвращался; о да, она понимала, что он чего-то да достиг, но не могла до конца разобраться, сообразил ли он, кем стала она. «Я знаю, кто я есть. Но знаешь ли ты?»
Сталкиваясь с какими-либо трудностями, человек оказывается во власти одного из двух инстинктов – бегства или ответной агрессии, это уж как от кого зависит. Выпорхнуть в окно Шакти не решилась, справедливо отметив, что её тринадцатилетние кости не выдержат такого испытания и неумолимо превратят её из миловидной девчушки в мясо, нанизанное на собственные ошмётки скелета, хотя, стоит признаться, в сложившейся ситуации её ноги действительно предпочли бы бегство. Не найдя возможности отступить, шадос поддалась другому инстинкту и пошла в наступление, сама в то мгновение не понимая, чего желает добиться агрессией, которую друг детства пока что ничем не заслужил.
Босая девочка расшевелилась и направилась к рыжеволосому воину. Каждый шаг был ей препятствием, но она шла, провоцируя в себе злость путём припоминания всего того плохого, что ей пришлось пережить за годы выживания, одиночества и своей ненужности. Одно только слово «шадос» делало её злой, обиженной на саму жизнь и слегка сумасшедшей. Шакти подошла к рыжеволосому молодому человеку, позволила себе коротко взглянуть на него сверху вниз. Еда, которую он принёс, точнее, врождённая доброта и забота, которыми он руководствовался, разжалобили её, но в таких ситуациях Шакти было сложно остановить себя.
-Кто это ко мне пожаловал? Гость или…- заговорила она, вяло приоткрывая бесцветные губы,- палач?
Шадос убеждала себя, что делает всё правильно. Причинять боль близким может лишь последняя падаль, но Шакти воспринимала себя как нечто худшее. Раньше она зло подшучивала над Кадеирном, но тогда это было проявлением её взбалмошного характера. Теперь же она пробовала его на зуб, толкала на какие-то эмоции и откровения. «Скажи же, скажи, что я неправа,» взмолилась она, но продолжила гнуть свою линию.
-Вы настолько расхрабрились, господин Руэйдхри, что виверны для Вас оказалось недостаточно, и Вы решили зайти в клетку с шадосом?
Шакти покачала головой – «ай-яй-яй»,- чувствуя себя при этом отвратительно.
-Крайне неосмотрительно,- откидывая от себя это чувство, девочка перешла на жутковатый полушёпот,- неужели Вы думаете, что, однажды не сумев поглотить Вашу душу, я не попытаюсь сд-сделать,- Шакти запнулась, но взяла себя в руки,- этого снова?
«Зачем я так поступаю?..» Вдруг ей стало страшно за всё сказанное. А если это действительно правда? Прошло немало лет, и Кадеирн мог измениться, став таким, каким она сейчас его разрисовывала своими омерзительными речами. Шадос допускала такую мысль по той причине, что даже мать, всегда утверждавшая, что нет никого ближе семьи, оставила её. Так почему же возлюбленный друг детства должен прощать Шакти её сущность?
Девочка в подтверждение своим бессмысленным угрозам хотела коснуться лица воина, но оказалось, что ей не хватает на это духу, поэтому Шакти лишь скользнула по его рыжим волосам и опустила покалывающую от волнения руку.
