Кисти рук онемели стягиваемые верёвкой. Такая боль... Суставы в плечах разошлись под тяжестью тела. Ноги сводит судорогой... Он не может стоять на них, ведь на ступнях нет кожи. Каждое касание земли сопровождается режущей все нервные окончания болью. Он поднимает ноги... Его бьют по ним корявыми дубинами. Бьют по ногам, бьют по рукам, по телу… Слышен хруст костей. Он снова становится на ноги, чтобы попытаться увернуться, но боль снова пронзает ступни и он воет. Протяжно воет от зверской боли, но этот вой прерывается новыми ударами, от которых крик застывает в горле вместе с подступающей, вперемешку с кровью, рвотой. Изо рта доносится лишь бульканье жижи.
Они хохочут. Как шакалы. Выкрикивают оскорбления, харкают в него, закидывают камнями… А ему страшно. Он в ужасе. Он не может смотреть в их лица, которые кривятся, и то и дело принимают очертания разных людей. Он закрывает глаза и не успевает заметить летящий в голову камень, который попадает прямо в око. Оно лопается и истязаемый чувствует, как по щеке стекает горячая глазная жидкость вместе с кровью. Он снова поднимает взгляд и видит единственный чёткий силуэт во всём этом зверином оркестре. Женский силуэт. До боли знакомый, но такой далёкий.
Она что-то говорит, он слышит. Не смотря на весь гогот толпы её голос проходит в разум, словно нож в масло. Но ему больно… так больно… Боль застилает рассудок и он не может понять слов.
Она приближается, в её руке копьё.
- … но, ты не можешь тут умереть. Чувствуешь боль? Это всего лишь твоё воображение.
Листообразный наконечник копья уткнулся в тело и легко прорезав кожу скользнул меж ребёр разрезая органы. Боль снова накатила волной.
- А-а-а-агх!!! – снова заорал Гомункул, - Мгх-х-х…
Снова гогот толпы. Она тоже улыбается. Получает от этого удовольствие. Её это забавляет.
- Кто т-ты? – пересиливая боль, сквозь зубы, шипит Фурхат, - Тоже пришла… поизд-гх!
Слова прервал камень, ударивший прямо в лицо. Новая дорожка крови заструилась по лицу из свежей раны на скуле.
- Смог ли ты, за всё это время, перебороть свой страх?
- Я не боюсь их… - тихо отвечает гомункул, не смотря на боль и ужас, пытаясь сделать так, чтобы эти слова звучали правдиво, - Я их ненавижу!
Он пытается вырвать руки из пут и болтается голый на верёвке, как свиная туша, которую подвесил мясник, чтобы разделать.
- А-а-а-а!!! – снова ревёт Фурхат, пытаясь изо всех сил вырваться, - Зачем вы это делаете!? Мрази! Ублюдки!!! Зачем!? За что!? За что вы так издевались над ними!? За что!!! Они же ничего вам не сделали!
Толпа заорала ещё сильнее. Камни полетели чаще, дубины с новой силой стали опускаться на изувеченное тело.
- Тейарово семя!
- Отродье!
- Выродок!
- Смерть, изнаночному выродку!!!
Агония становится невыносимой.
- Твари!!! – ревёт он из последних сил, - Я всех вас убью! Всех вырежу и сожру вместе с кишками! А-а-а-а-а!!!
  Он снова поднимает взгляд на женщину.
- Помоги мне! Прошу тебя! Умоляю, помоги… - гомункул пытается перевести дух и вдохнуть, - Я сделаю всё о чём попросишь, только помоги мне.

Не было больше пут, не было больше боли пронизывающей до самого основания естества. Всё исчезло в одночасье. Зверьё, раны, путы, дубины, камни… всё исчезло и появилось снова, но уже в абсолютно противоположной стороне.
Он стоял посреди дороги, ведущей к той деревянной перекладине, с которой всё началось и она… она, стоявшая впереди. Будто призрак… туман, мягкий и нежный, оборачивающийся нежным шёлком. Таким нежным и манящим, и таким угрожающим и неестественным. Она повернулась к нему, взглянула прямо на него, словно с какой-то недосягаемой возвышенности, глазами, полными знания и понимания.
- Ты хочешь чтобы было так?...
Теперь на той самой перекладине болтались подвешенные все те мучители, которые только что хохотали над его страданиями и страданиями его семьи. Они болтались на верёвках, словно бессильные тушки и с них обильно стекала кровь, и перекладины ворот хватало для них всех.
- Да-а-а… - тихо, еле слышно, но страстно и протяжно прошептал гомункул, будто его пробрало эйфорией от увиденного.
- Возьми, - женщина протянула ему камень, - Сделай, то, что они делали с тобой. Теперь они в твоей власти.
Фурхат медленно протянул руку и взял из нежных пальцев тяжёлый осколок, сжав его крепко. Разум пробрало новой волной эйфории.
- Но разве тебе будет этого достаточно?
Она словно змея в мгновение ока, окутав его своими туманными шелками, оказалась за спиной плотно прильнув к нему. Её завораживающие слова звучали у самого уха и прокрадывались куда-то очень глубоко, в глубины рассудка, обволакивая собой всё. Мягкое дыхание обдавало приятным теплом. Фурхат зажмурил глаза, будто погружаясь в транс.
- Ты их ненавидишь, ты всю жизнь боролся со своей ненавистью.
Снова она в мгновение ока облетела его шёлковым ветром и оказалась возле висельников, став к ним спиной. И словно по моновению её неукротимой прихоти за спиной у неё выросло целое войско, у которого не было ни конца, ни края. Гомункул ощутил бешеный прилив гнева и ненависти. Желание раздавить их переполняло его словно вино кубок на пиру.
- Но они будут воскресать, и не только в твоих кошмарах, - женщина вновь оказалась перед Фурхатом и коснулась его груди, - Что ты чувствуешь?
- Гнев… и ненависть… - процедил гомункул сквозь плотно стиснутые зубы.
- Это и делает нас сильнее, - женщина так близко наклонилась к Фурхату, что почти коснулась его лица, ему казалось, что он ощущает своими губами движение её нежных и полных губ, - Но не на столько, чтобы подчинить себе свои чувства и эмоции.
И снова как змея она обогнула его, оказавшись за его спиной. Почти прильнув губами к уху она еле слышно спросила:
- Но что ты будешь делать?
Дрожь ярости пробила всё тело гомункула. Он сжал камень в ладони так сильно, что тот затрещал и сквозь пальцы посыпалась труха.
- Разрушать… - ответил он, дрожащим от ярости голосом.

Голос женщины проник глубоко в сознание гомункула. Так глубоко, что он ощущал его не как посторонний звук, а как собственные мысли. Она говорила - он думал, и это было полное единение его веры и её желания. Её слава оказались правдой для него. Она была права, во всём права, и сейчас он осознал и принял это. Как же хорошо... она будто взяла его душу в свои нежные руки и, убаюкивая, напевала свою колыбельную, которая оставляла след в сознании этого "ребёнка".
Она мягко коснулась нежной ладонью его плеча и провела по руке вниз и тут предплечье поразила жгучая боль, словно к коже прислонили раскалённую сталь. Гомункул стиснул зубы и сощурился, но не вскрикнул, сдержался, чтобы не подать вида слабости, перед этой женщиной, которая вместе со знаком на руке дала ему словно частичку себя. Он ощутил это. Что-то протекло внутрь него через это клеймо. Словно новая порция жизненных сил, эмоций и амбиций. Его словно наполнили энергией, и Фурхат был готов её использовать.
Он вздохнул полной грудью и прикрыл глаза.
- Убей, - шепнула женщина, - убей их всех… Почувствуй же вкус настоящей победы.
Гомункул открыл глаза и пошёл прямо к строю войска, которое уже сомкнуло перед собой щиты и выставило копья.
Он рванулся с места, набирая разбег, и когда острия копий уже почти упёрлись ему в грудь он прыгнул, огибая их, вламываясь сквозь щиты всем своим весом и хватая за горло под прорезью шлемов двух солдат. Он не видел их лиц, но почувствовал, как к нему тут же от них стала переливаться энергия. Их руки отпустили щиты и за пару секунд иссушились, будто они лежали мёртвыми уже месяц. Фурхат почувствовал как из него просится наружу мощь. И когда он услышал как заскрежетали в ножнах мечи рядом стоящих воинов он, сжав кулаки и зарычав, высвободил её из себя. Раздался оглушающий грохот и люди разлетелись в стороны как тряпичные куклы, градом осыпаясь на головы соратников. На десять метров вокруг не оказалось никого.
- Ха-ха... - тихо посмеялся Фурхат и направился в сторону ещё стоявших воинов перед собой.
Снова он со всего маху влетел в ряд солдат и повторил свой фокус, но теперь направил ударную волну прямо перед собой, отчего воины стали разлетаться на куски, забрызгивая кровью рядом стоящих. Теперь он осушил до дна шестерых и снова выплеснул из себя одним махом всё, что накопил. Засияла вспышка света и вслед за ней раздался невообразимый нарастающих грохот. Светящаяся ударная волна разошлась далеко во все стороны от носителя силы, разрывая и разметая в стороны всё, что встречалось ей на пути. Через секунду на поле не осталось ни одного живого воина, оно было усеяно искорёженными и вывернутыми в неестественных позах телами.
Гомункул повернулся, чтобы найти глазами ту, которая одарила его этой силой.
- Спасибо, - тихо прохрипел он, переводя дыхание.