Язык сухой и соленый. Шершавый. Он едва касается обветренных губ, но это причиняет боль. Щиплет, щиплет. И кровь заполняет трещину, как только зубы срывают надоевшую и раздражающую корку. Алая жидкость попадает в рот, и Шанталь умолкает, прерывая рассказ. У крови – неприятный вкус. Но она смакует её, проводя языком по нёбу и зубам, а после – прикрывает глаза. Жарко.
Эта женщина, похожая на призрак, опустившая от жары тонкие плечи, совсем не так хрупка, как может показаться. Её сердце закалено в адском горниле, а дух побывал едва ли не у самого Тейара. И проклинают её порой не меньше. Возможно, среди студентов даже существуют поговорки подобные «иди к магистру Шанталь» или «Темного мастера на тебя нет», но о том нам неведомо, и мы лишь наблюдаем, тихо и безмолвно.
Шанталь Эвнике – особая личность. Она относится к группе людей самокритичных, требовательных к себе и к окружающим. До безумия и сумасшествия. Если бы она преподавала боевые искусства, то избивала бы своих учеников до того момента, пока они не потеряют сознание. Ведь в жизни – никто с тобой, если ты жалкий неудачник, церемониться не станет. Не сыграют на лютне, не подождут, пока ты оправишься и встанешь, пока боль чуть утихнет и даст тебе возможность вдохнуть свободней. Дела делаются проще. Проткнут живот сталью, выпустят кишки, плюнут на твой рукав, и оботрут оружие о твои же останки. Однако она, по воле Света или всего темного пантеона, все же попала в когорту педагогов, и такого учителя можно назвать разве что грозой всего студенческого общества. Либо ты сдашь на отлично, либо не сдашь вообще.
Перевернем медаль и осмотрим другую сторону. Если ученик превосходит её ожидания, то Шанталь боготворит то самое чувство собственного превосходства и незримого созидания. Тогда она смягчается, но с ещё большим усердием, чем обычно, лепит из неразумного дитя, совершенно пустоголового, всего за год медленной, злостной, но приносящей результат учебы, осведомленного и готового к поступлению в Магическую Академию абитуриента. И единственное препятствие, которое встает на пути между ней, учеником и знанием, как бы смешно не звучало, что вы, возможно, даже не поверите – деревня.
Деревня, облепленная домами по кругу, окруженная елями, словно дерево мхом и промозглая во все времена года, кроме лета. Кто-то бы изумился её красоте и уюту, но только не Шанталь. Она прикладывает пальцы к губам. Щиплет.
Её ученик молод, строптив; ему всего семнадцать. Он хулиган и сорванец. Его родители богаты, однако, люди строгой закалки и непреклонных взглядов. У таких людей, как они, в голове едва ли мог родиться план лучше, практичней и дешевле, нежели отправить свое чадо к знакомым на «полевые работы». И вот они оглашают это решение, гордо задрав носы и назидательно поднимая пальцы. Брови отца хмуро сдвинуты, мать заламывает руки. Ученик и учитель резко сокращают разницу в возрасте. Зияющая дыра в двести лет исчезает как иллюзия, и они совершенно одинаково закатывают глаза и вздыхают. Ребенок от того, что родитель, это и пан, и царь, а наставник потому, что не хочет терять ни деньги, ни хорошего ученика; не зря же год трудились, а ещё и надбавка за неудобства. Отказаться – огромная глупость.
Так юнец попадает к селянам в эксплуатацию, а наставница туда путешествует, испытывая все сомнительные прелести жизни. И, конечно, свое терпение. Почти по принуждению. Ну и что, что тебе двести с лишним лет и ты отличный специалист?
Шанталь, на судьбинушку которой выпало это испытание, никогда не любила деревни, даже если они находятся близ столицы. Никакие, ни в каком виде, ни в каком состоянии, никогда. И потому, оказываясь в селах, она всегда имела лишь одно желание. Убраться оттуда к Тейаровой бабушке. Подальше от этих захолустий, где козы и свиньи гуляют важной походкой, как наследницы аристократических родов, куры мельтешат под ногами, а жители, словно страдая общей глухотой, кричат друг-друг с одного края села на другой. Таковые условия она считала невыносимыми и неприемлемыми. Как и оседающую вокруг пыль, раскаленную зноем. Вряд ли бы она сейчас рискнула обнажить ступню и пройтись по горячей земле. Потому она сидит в тени, и все равно, жарко.
Несмотря на прискорбные факты, это утро встретило женщину в благостном расположении духа. Когда она вставала «с той ноги», то могла трижды поклясться, что произойдет что-то отвратительное. А потому, ближе к полудню, её хорошее настроение растворилось как сахар в воде. Оставило лишь противное послевкусие, от которого мутило.
Сидя на травке, подле речки, слушая песни птиц и едва не озаряясь светом Ванесы, Шанталь объясняла пареньку основные принципы реализации магии, и воплощения в материальности того, что уже вбито в его смышлёную голову. Она, право, объясняла их и раньше. Он же, как всякий порядочный ученик, помнил лишнее, позабыл основное. Тут женщина бы снова вздохнула, если бы не отличалась сдержанностью. Парня ей было жалко настолько, насколько она умела жалеть. Его родителей она не понимала, что по поводу путешествия в село, что по поводу их просьб. А звучали они, как «даешь всего и побольше, авось пригодится». В этом им способствовал нудный маг, живущий по соседству, не зашедший дальше специалиста и прозябающий в собственных комнатах. У него, к слову, помимо дурного нрава и глупости, причем заразной, имелась отвратительная физиономия с длинным крючковатым носом. Сей шнобель существовал не иначе, как для того, чтобы лезть в чужие дела и там гадить.
Но вот парень приуныл, когда Шанталь замолчала, покусывая и без того истерзанную губу. Не теряя момента он подхватил ниточку тишины и её уничтожил. Его голос подхватил шум воды, он жаловался на свое злоключение. Тогда Шанталь достала свой «козырь». Она, как и все, любила талантливых. И если у неё на руках оказывались интересные вещи, она обязательно приносила их, чтобы дать детишкам поглазеть. Вот и сейчас, разворачивая темную тряпицу белыми пальцами, усмехаясь любопытству в карих глазах, она продемонстрировала будущему ученику Магической Академии доселе невиданную им вещицу. Это был кинжал, сделанный под заказ у именитого мастера, и стоящий уйму денег. У госпожи Эвнике осталось слишком мало друзей, а потому, она не жалела денег на подарки. А раз уж она этот подарок приобрела, то заодно, можно и парню показать. Зачарованный же предмет, не обычный, да и работы мастерской.
Дитя тешилось, разглядывая сталь, как балованный мальчишка. Впрочем, таковым и являясь. А Шанталь в это время все больше закипала. Почти в прямом смысле этих слов. Лето этого года было особенно жарким, а солнце, так некстати, поднималось все выше. Пот скользил между лопаток и блестел над верхней губой. Шанталь периодически вытирала лицо, касаясь его платком и обмахиваясь бумагами, что были конспектами её же ученика. Экое неуважение к собственным трудам. Помимо того – она лоддроу, и жару не переносит вовсе. Да и с легкими одеждами не заладилось, езда верхом к тому не располагала. Более того, и новое седло натирало. Все что она могла сделать – снять удлиненный жакет и кожаный пояс, оставаясь в штанах и рубахе.
Чем жарче становилось, а температура воздуха поднималась с каждой минутой, тем больше приходило в упадок её настроение и самочувствие. Хотелось уехать и запереться в своей неприступной, прохладной обители. А потому белая женщина, не забыв дать ученику домашнее задание, поспешно собрала вещи и со всей возможной скоростью, однако сохраняя осанку и высокомерный вид, отправилась к своей невысокой лошадке. О ней она договорилась ещё в прошлый раз, с плотненьким мужичком, что жил у самого въезда со стороны Ацилотса. Она должна была дойти за двадцать минут, а то и того меньше.
Жара не сдавалась и не отступала, сушила нещадно, и не пройдя даже половину пути, зато насобирав на сапоги и штаны пыли, и распинав в сторону все мелкие камешки, Шанталь приостановилась у небольшого деревянного домика. Она окликнула старушку, увлеченно что-то разглядывающую и попросила стакан воды. А пока ждала, поняла, что у неё вспотели руки. Помыть их хотелось неимоверно. И Шанталь положила кинжал, по-прежнему замотанный в тряпицу, на ступени.
Отпившись, помывши руки и ополоснув лицо, приободренная, чувствующая  едва ли не воскрешение сил, Шанталь удвоила старания по достижению своей цели. Но и тут её ждала неудача. На селян напал чудовищный говорун. Её останавливали, одергивали, чтобы узнать, откуда она и как там идут дела, спросить про новости, узнать «правда, или ложь, что говорят» и спросить про цены. А ведь не отдаленная деревня, а у самой столицы! Все эти жизненно необходимые для селян мелочи, в этот час и в этот день, как оказалось, были чреваты непредсказуемыми последствиями.
Преодолев полосу препятствий и добравшись до пункта назначения, Шанталь начала седлать лошадь и внезапно осознала одну простую, но меж тем страшную вещь, посмотрев на притороченную к седлу сумку. Её руки – свободны.
Как часто бывает с людьми, осознавшими пропажу, Шанталь впала в минутный ступор, да такой, что все мысли канули в небытие. Фьють, фьють – ветер завывает в пустой голове. Не зря Шанталь говорила, что спешка – враг всякой природы. А потом она, ученая лоддроу, побежала, вонзаясь низкими каблуками сапог в горячую землю. С красным, как маков цвет, лицом, она мчалась по деревенским улицам, глотая повсеместную пыль и яростно выдыхая воздух. И с уст её – слетали проклятья. Она никогда не нуждалась в артефакте Вергера, да и вещи теряла не более двух раз в жизни. Доверяй интуиции, человече. Когда встаешь с той ноги – хороших дней не бывает.
А в это время, сын той самой бабки, прикрывая глаза от палящего светила, поглядел на нежданный подарок. Он вытер лоб тыльной стороной ладони, подумал что-то в роде «Опять мать свои тряпки раскидала» и пнул неожиданную находку с ноги. Та, потяжелевшая от ноши, отправилась в полет чуть более дальний, чем от неё ожидалось. Но мужчину это вовсе не интересовало. Он взял косу, и пошел избавлять участок от травы, что не давала ему покоя.
Тряпка же упала в песок, развернулась, и явила на обозрение, аки стеснительная девушка – свои прелести, тонкую рукоять.

Отредактировано Шанталь Эвнике (2015-05-03 00:43:38)

Дорога бесконечна, или только смеет казаться таковой нечеткому, обманчивому взору? Она виднеется вдали, насколько хватает глаз, и извивается, как тонкий коричневый уж в смуглых руках. Конечно, возможно все гораздо менее прозаично, и она столь крива, потому что в далекие времена, её прародительницу, тропку, проложили явно нетрезвые люди, гуляющие углами и зигзагами. Ходившие куда-то очень далеко. И надолго.
Но дорога все так же стелется под ногами, ухабистая и неровная. Бег отдается болью в пояснице, когда нога попадает в выбоину, и болью в ступне, когда встречается россыпь камней. И эта же дорога остается за спиной призрачной полосой. Говорят – что одни дороги переходят в другие, и что они, таки, бесконечны. Но Шанталь знает, что любой путь кончается там, где человек находит ему окончание. А зной уже различим в воздухе, он переливается перламутром. Грядет засуха. Плохой урожай. Повышение цен. Снова.
Гоняя эти отвлеченные мысли в собственной голове, женщина минует опознавательный знак и резко тормозит, от чего прядь выбивается из прически и неряшливо свисает у виска, покачиваясь как маятник, и почти моментально прилипая к щеке. Шанталь упирается ладонями в колени и переводит дыхание. Горло саднит, вдохи рваные, хриплые. Хочется собрать побольше слюны во рту и жадно сглотнуть, но там по-прежнему шершаво и сухо – как в пустыне. Сердце стучит, колотится, бьется о ребра. Оно прыгает, как магический сгусток в руке мага.
Пот неспешно капает со лба на землю. Рубашка пренеприятно прилипает к спине. Можно крикнуть в лучших традициях прево и остальных блюстителей закона: «Эге-гэ-гэй, граждане! Послушайте!», но Шанталь молчит; сейчас бесполезно искать помощников. Да и не хочется.
Что же, она иногда идет на поводу своих желаний, но никогда не поддается панике. Как и сейчас, хотя ступени дома пусты. Она делает два шага влево, два шага вправо, понимая, что упустила время. Что же, все разрешится не так благополучно, как могло бы, но, тем не менее, разрешится. Шанталь прислоняется плечом к двери, переводит дыхание и остужается. Постукивает по ней ладонью, после – стучит кулаком. Но ей не открывают.
У женщины от этого не опускаются руки, а напротив, она преисполняется планами поиска пропажи и внутренней решимостью, чеканя шаг, как солдат. Ей нужно выбрать направление, и она оборачивается. Затуманенный взгляд падает на смятую тряпку. И не проходит даже минуты, как она подскакивает к ней, но не находит искомое. Что же, зато находит зацепку. Шанталь смотрит на неё сверху вниз, садится на корточки, и уголки её губ дергаются, почти, что в улыбке.
Кто бы ни забрал её сокровище, это был, несомненно, мужчина. Тяжелый, крупный и высокий. И госпожа Эвнике закатывает глаза, недовольная своими наблюдениями. Будь она хоть трижды магистром, её инстинкт самосохранения по-прежнему работал. Потому она не любила решать проблемы с огромными мужиками. Они, Тейар побери, могут сломать её пополам. И, конечно же, даже если и не попытаются этого сделать, то нависающая над тобой гора, никогда не заставит испытать положительные чувства. Разве, если защищает тебя.
Как-то обреченно и пессимистично вздохнув, потирая ноющую поясницу, Шанталь брезгливо осматривает тряпицу. Изначально она порывалась её поднять, но исходя из фактов, что она валяется в песке и по ней прошлись, перенося всякую дрянь, быстро перехотела возвращать себе законное имущество. Зато след дал ей четкое направление движения. Уже гораздо спокойнее чем ранее, вытирая лоб платком и осматривая свои сапоги, утратившие оливковый цвет под пыльным налетом, она двинулась следом за «воришкой». Воришкой, ростом не менее метра восьмидесяти и весом девяноста килограмм. Следопыт из Шанталь, признаем, был никудышний, но в таких вещах разбираются даже дети. Особенно, если следы так удачно оставлены на песке, да и в количестве нескольких штук. Остальные – почти стертые, менее отчетливые. И логика вступает в дело. Чем больше нога, тем, за редким исключением, больше рост. Мужская нога почти всегда крупнее и шире женской ноги. А чем человек тяжелее, тем глубже след.
Приложив ладонь козырьком и защищаясь от солнца, заставляющего щурится и бьющего прямо в глаза, Шанталь смотрела в спины впереди идущих, каждый раз флегматично отмечая: «не тот», «не этот». Вскоре её взгляд, острый, как жало, кольнул спину высокого, взбитого мужчины. Но тот так жизнерадостно и самозабвенно бахвалился перед дамочкой, что Шанталь лишь ещё больше прищурилась и проводила его взглядом, но не остановилась. Он подходил по комплекции, но при нем не было ничего, кроме кошелька. Да и сомнительно, что он бы обратил внимание на какой-то кинжал, до такой степени опутанный любовью да амурами. Они совершенно лишают зрения и убивают мозги.
Пройдя ещё минут с пять, она различила впереди силуэт, и несколько обозлилась. Несомненно, этот то, замечательно походил на её цель. Но имелось и существенное «но!». Он был просто огромен. Особенно с высоты её собственного роста и комплекции тела. Это упыриная гора мышц, Тейар его побери! Староватый, поседевший, умудренный опытом вояка, обвешанный оружием. Торговец? Вероятно. Иначе бы не было смысла так обвешиваться железом, что лишь мешает во время боя. Но он и практикант. Счастья Шанталь привалило – полные штаны, ничего и не скажешь. Госпожа Эвнике досадливо закусила губу. Видать, не добраться ей до Ацилотса в ближайшее время. Придется забыть о горьком, холодном травяном настое, прохладной кровати и ванне. О, будь все проклято и неладно! Шанталь вернет свое любыми путями, потому что, она очень не любила что-либо отдавать  задаром.
Чем ближе подходила женщина к мужчине, и чем лучше рассматривала его, тем короче и быстрее становились её шаги. Она тихо семенила следом, примериваясь к его поясу под разными углами, и рассматривая весь арсенал оружия. Не без труда и махинаций она обнаружила искомую рукоять и испытала смешанные чувства. Во первых – это не местная деревенщина, что уже отвратно. Во вторых – наверняка не человек. В третьих – она по-прежнему не хотела ни вступать в диалог, ни связываться с этой горой мышц. Но она нашла то, что искала! Отступать – смерти подобно.
Сначала она хотела подойти к нему сзади и хлопнуть по спине. Но, она не любила прикасаться к чужим телам, а к тому же, неизвестно сколько немытым и потным. Ещё существовала вероятность получить в глаз. Окликать его было тоже не лучшим вариантом; вдруг догонять придется? А потому обогнув мужчину по дуге, она остановилась перед ним в двух метрах и выставила руку вперед, в явно различимом жесте «стоп». Прочистив горло, кашлянув в кулак, подняв повыше подбородок, и медленно его опустив, почти незаметно поджав губы, Шанталь улыбнулась, вперив взгляд мужчине в грудь, и громко, но спокойно сказала, приятным, легким голоском: - Доброго дня.
После этого последовала пауза. Она подняла глаза на краткий миг и тут же их опустила, выбивая носом сапога ямочку на дороге. Походя на смущенного ребенка и заламывая руки, Шанталь осторожно перешла к делу, стараясь не вызвать ярости. А то мало ли, какой субчик перед ней. Вдруг неадекватный? Она вильнула чуть в сторону, переступив выбоину и опираясь ладонями о чью-то телегу.
- Сударь, сударь, мне кажется у вас мой кинжал. Да нет, я, право уверена. Подарок моего брата. – Женщина указала в него пальцем и чуть поклонилась, неловко заправляя за ухо прядь и улыбаясь чуть грустнее. – Я буду очень благодарна, если вы его мне вернете. 
Эх, Виру мне в жены!

Отредактировано Шанталь Эвнике (2015-05-03 17:51:46)

К Шанталь пришло успокоение, благостное и легкое. И грубый голос уже не мог возыметь на неё действия. В детстве она пугалась таких интонаций и тембров, пряталась по углам, робко выглядывая, кто же пришел к отцу. Все казались ей большими и сильными; недружелюбными. Когда мужчины хотели потрепать её по голове, или садились перед ней на корточки, она заслоняла глаза рукавом платья и начинала всхлипывать, кусая губы. Сейчас Шанталь могла бы похолодеть и вздрогнуть, как вздрогнули бы многие женщины; отшатнуться в немом страхе. Зачастую люди совсем не замечают сказанных им слов, а болезненно и подсознательно реагируют на звуки, несущие угрозу. Интонации имеют власть над хрупкими сердцами.
Потому, встретив этого мужчину много лет назад, юная Шанталь прильнула бы к материнской груди, дрожа, обхватив тонкий стан женщины холодными руками, и косила бы глазом, зло и обиженно, ожидая, когда гость уйдет, и унесет с собой её волнение. Маленькая госпожа Эвнике была любопытной и бесстрашной перед миром, но робкой перед людьми.
Признаем, те годы давно минули. И нынче, в считанные секунды, произошла перемена, которую нельзя было бы заподозрить в такой краткий срок. Такие превращения случаются с людьми потрясенными до глубины души, горем или радостью. И с Темным мастером, без каких либо причин.
Шанталь словно бы пришла в себя, облитая холодной водой с головы до ног. Женщина успела внутренне заледенеть, покрыться мерзлой коркой, войти в безжалостный контраст с жарой. Злость и детская нервозность – следствие этого дня, схлынули, как волны отходят от берега в штормящий отлив. Черты её лица приобрели матовую бледность, губы побелели, альбиносьи глаза сощурились и, вдруг, широко распахнулись. Бесцветный взгляд искал взгляд мужчины.
Будучи мало эмоциональной, Шанталь подвергаясь сильным эмоциям, всегда кратковременным и колким, оставалась опустошенной, иссушенной страстями. Пыль оседала перед лоддроу, лицо которой застыло в обездвиженности. Огонек жизни уже погас в её узкой грудной клетке. Лучше всего с мертвыми – работают мертвые. Человечность же – отступала. Трещащее морозное спокойствие захватило в плен все невзгоды, вернулось на свое законное место, и Шанталь казалось, что даже воздух вдруг похолодел. Единственным следствием жары и опустошения была тошнота. Таль мутило, а перед глазами плясали цветастые мотыльки-точки.
На эмоциях никогда не построить конструктивного диалога, ярость – вызывает ярость, страх – пренебрежение, внезапная любовь – насмешку или сочувствие. Любая эмоция находит отклик, почти всегда неожиданный, часто неправильный, и через призму восприятия индивида – каждое её проявление может быть истолковано в корне не верно. На данный момент необходимым являлся деловой план действий и договор, а не глупые требования. Тем более не просьбы. Просить свое имущество, право, какая то ересь. Свое – есть свое, и это доказуемо.
Госпожа Эвнике улыбнулась с придыханием, покачала головой и в изумлении приподняла брови. Не понять, что отразилось на её лице, беззлобная насмешка, удивление или дружелюбие:
- Право же, господин! Мы прекрасно понимаем друг-друга.
Чем старше становится человек, тем меньше ему хочется размениваться по мелочам. Скандалить, пускаться в разборки, бессмысленно тратить время. Хочется взять, развернуться и уйти, оставив за спиною проблемы, других людей. Но, к сожалению, не всегда получается. Невероятно хочется решить все мирно. Шанталь не любит конфликты.
Внешний мир перестал заявлять о себе, и Шанталь сосредоточилась на ощущениях. Она словно бы нашла коробку со старым барахлом, ненужным и позабытым, и решила переворошить воспоминания. Все постороннее, мешающее в нынешней ситуации, уходило в сторону и покрывалось мраком. Исчезало, стиралось. Все, что лишнее и ненужное, не должно было отвлекать её и испортить дело. Она выстроила конструкции, планы действий, высчитала, как должно поступить хотя бы в пяти вариантах исхода; в мирных и враждебных. Пока она будет вести себя так – как отвечают ей.  Не задавать дружелюбный или негативный тон, а вторить ему. В чем-то испытывать. В конце - концов, всегда интересно хоть одним глазком заглянуть в переменчивую человеческую натуру. В которой, обычно, мало благородства.
Снизив тон до свистящего шепота, различимого лишь в расстоянии ближайших полтора метров, и чуть подавшись вперед корпусом, женщина говорила, почти не произнося звуков. По-прежнему мягко, с толикой грусти:
-Что вы хотите? Ведь что-то хотите взамен? Опечаленная пропажей сударыня предлагает бартер.
Даже ребенку было известно, что почти ничего не достается задаром. За находку и возвращение, обычно, предлагают какое-либо вознаграждение. Пусть мужчина внесет свое предложение, а госпожа Эвнике подумает, разумное оно, или же нет. А если нет – то и ответ будет неразумным. Хотя, есть вероятность и того, что сей субъект откажется. А это приведет к печальным последствиям.
-Конечно, в пределах допустимого. – Шанталь добавила это через пару секунд, давая понять, что достать золотой слиток или вернуть Виру ей не под силу, да и не в её полномочиях. Но из денег у неё хоть что-то с собой, да и имелось. Что уже давало определенную опору для последующих решений и предложений.
Таль хотелось зло улыбнуться, и съязвить что-то на подобии «О, неужто вам своих кошмаров не хватает, и хочется заработать ещё один своим плохим поступком», но смолчала, понимая, что данная фраза неуместна. Зато очень часто попадает болезненной иглой в сознание и так далеко не всеми любимым иштэ.
Белая женщина отлично умела делать подлости, обижать и оскорблять, доводить собеседников до крайней степени раздражения и всячески угнетать, но, как было сказано ранее, не любила конфликты. По крайней мере, пока их не начнут со стороны или не вынудят действовать грубо.

Отредактировано Шанталь Эвнике (2015-05-05 18:09:50)

Тень отступала от ног, уменьшалась, таяла с каждым мигом, поскольку солнце почти достигло своей верхней точки и грозило спалить траву, уничтожить темное, ослепить своим светом. Шанталь хотелось отпрянуть под спасительные сени деревьев, и не только потому, что жара тянула к ней свои кощунственные лапы с отвратительными когтями, жара, которую она не переносила, но и потому, что солнечный свет отвратительно поступал с её кожей. Уже было невмоготу стоять, ждать пока блаженная темнота исчезнет, и оставит её тело на произвол солнцу и его лучам, что забегают по лицу, рукам, проберутся под одежду и заставят тело гореть. Сначала её кожа, хваленая кожа лоддроу, заблестит как россыпь драгоценных камней, а затем, через четверть часа, едва она нырнет под тень – закраснеется, зашелушится, обгорит. Многие барышни, и даже аристократки, завидовали голубоватой бледности её кожи, и совсем не задумывались, какую цену за это стоит платить. Человеческая кожа более устойчива к жаре и воздействию солнца, нежели кожа снежных эльфов. А если она настолько белая, как алебастр, то обещает неиссякаемое множество неудобств и плачевных последствий.
Шанталь перевела взгляд на далекую голубизну неба, лишенную облаков, сглотнула от мучавшей её жажды, облизнула губы, на которые осел песок и прерывисто вздохнула. Ей хотелось домой. И не сказать, в какой именно. Хотелось ли в свой уютный дом в Ацилотсе, её обитель, которую она охраняла, в которой не любила гостей и пришлых вторженцев, или же на свою родину, в морозный Мандран, где снег бережно остудит её, ветер завернет в свои целебные объятья, а прохладный воздух залечит изувеченное миром и светилом лицо. Там для солнца не было хода, и если за стенами дома оно все ещё могло добраться до неё, удушить знойным воздухом, то в Мандране – его не приветствовали, там не было его желтого, убивающего царства. Оно могло бы побродить по снегам, заставляя их сверкать и переливаться, но неизменно бы отступило; и было бы благостно и легко, поскольку там царствовал родной душе хлад.
Мечтая окунуться в белую стынь, сбежать с этой улицы, госпожа Эвнике понимала, что до вечера ей из деревни не выехать. Ехать в полдень – настоящее самоубийство, дневные часы следовало переждать, надеясь хотя бы на легкий ветерок, волшебным образом разрывающий палящие путы. Но надежды на ветер были иллюзорны, а потому, надо было переждать и поостыть, пока кровь не вскипела в жилах, как вода в котелке.
Опустив все лишнее слова, сказанные ей мужчиной, Шанталь ещё более удивленно приподняла брови и расхохоталась. Ей казалось неудивительным, что с габаритами, присущими её знакомцу, он редко проводил время с людьми. Как пить-дать, половина обходила его стороной, недоверчиво щуря глаза и шепотком обсуждая его фигурку, другая же и вовсе молилась в стороне, дабы тот прошел мимо. Зато от грабителей, попрошаек и остальных надоед он был избавлен наверняка. Такой внешний вид – заставит подумать гораздо более тщательно, нежели окровавленный топор в мужской руке. Хотя, если добавить сему чужеземцу ещё и топор, то эффект будет убийственный. В прямом смысле этих слов.
Однако это панибратское «ты» - ужасно покоробило женщину. Кто он, в конце концов, такой, чтобы ей тыкать? На «ты» с ней не разговаривали уже очень много лет, и никогда не начинали эту фамильярность хотя бы без предложения на неё перейти, а то и до тех пор, пока она сама не предложит. Шанталь досадливо поморщилась, вспоминая свои же слова про «бедную опечаленную женщину». Мужчина совершенно точно не ведун, она совершенно точно – не трепло, выдающее свою подноготную в первую минуту знакомства, и придется смириться с таким душераздирающим обстоятельством. Шанталь считала все эти «ты» на первых минутах диалога пренебрежительным неуважением. Но тут они на равных условиях – она не знает сколько ему лет, он не знает – сколько ей. Абсолютно неизвестно, кто из них старше. Однако несложные вычислительные процессы с людской точки зрения, которой тот наверняка и пользовался, намекнули ему, что девица то помладше.
Добровольного возвращения её пропажи – Таль не ожидала; вернее ожидала, но меньше всего. Она уже подумала и о том, как атаковать, или же, как, не вмешивая магию, ибо селяне темных не особо жалуют, разобраться со своей проблемой, а мужчина взял, да решил все поражающе просто. В этой черте характера Шанталь была похожа на всякого коллегу - ученого. Искала хитрые и сложные комбинации, думала над тем, как поступила бы она, и как поступили бы многие, но не брала в учет все самое простое и банальное, будто это могло произойти с кем угодно, но не с ней, или же, вообще не существовало в природе.
Усталость навалилась всем своим гнетущим весом на Темного Мастера, а она, как известно, отгоняет все мысли и сомнения. А потому, женщина бесстрашно протянула вперед руку, ладонью вверх, которая, встретившись с прямыми лучами злополучного светила – заблестела и легонько засветилась. Посмотрев на свою же ладонь с недовольством, а потом, устало улыбнувшись мужчине, Шанталь бросила с легким вызовом, но все так же беззлобно: - Верните кинжал, будьте добры.
Быстро размяв затекшую шею, наклонив голову в одну сторону, а после в другую, чувствуя, как та ноюще и едва заметно хрустя, что никто кроме неё, конечно, не мог этого услышать, отозвалась на такие простые действия, госпожа Эвнике добавила: - Компанию я могу составить, – мысленно договорив фразу «ибо жара меня все равно отсюда не отпустит», вслух продолжила её иначе, - да и могу, в таком случае, предложить, как минимум, уйти с солнцепека. И угостить вас чем-то съестным, в знак благодарности. Купить на рынке или заглянуть в таверну, но в последнюю идти, признать, как-то брезгую. А так можно посидеть у реки, пока нет комаров, и где, как-никак, прохладнее.
Всякий, независимо от комплекции, имел вероятность получить тепловой удар; да и обливаться потом, а соответственно сомнительно благоухать белая женщина тоже не хотела. В любом случае, находится в тени, сейчас было бы гораздо приятнее, а приятно вдвойне, имея под рукой перекус и прохладный напиток.

Отредактировано Шанталь Эвнике (2015-05-09 05:54:53)

Крепко сомкнулись пальцы на рукояти, словно полвека её искали. Прочно схватили металл. Однако не сразу Шанталь убрала возвращенный ей предмет за пояс. Чуть вывернув запястье, так, что сталь беспечно блеснула, отражая солнечный луч, женщина, легко оттолкнувшись от телеги, указала пальцем на тонкую надпись.
-Все верно, там даже имя мое имеется. – На белом лице появился кривой полумесяц улыбки. Она, вовсе не собираясь говорить, что Эвель – имя, как женское, так и мужское, и абсолютно ей не принадлежащее. Конечно, если мужчина сможет его разобрать. Уж больно витиеватая и мелкая гравировка. Словно ей и надлежало людей путать, да со следу сбивать.
Шея болела все сильнее, неожиданные резкие движения совершенно чудесным образом вывели скелет Шанталь из строя; когда такое в последний раз случалось? «Это все тейаров день, тейаров год, тейарово лето!» Иногда Таль любила причитать про себя, как дряхлая старушка, жалуясь на непогоду и ломоту в суставах. Возможно, когда она состарится, то будет грозой соседской ребятни и юных девчонок, крича им вслед нелицеприятные вещи и сотрясая прочной деревянной клюкой. Уже сейчас можно сказать, что это у неё получится на отлично. То есть, на зависть местному «информ-бюро» бабулек. Недовольства внутри её небольшого тельца – хватило бы на семерых человек комплекции её собеседника. Черного, клубящегося недовольства, схожего с фиолетовой грозовой тучей, опускающей на землю мрак.
Чем больше мужчина говорил, тем больше улыбка Шанталь напоминала оскал, она даже подалась вперед, одновременно пряча кинжал. Острословия ей было не занимать, она любила зубоскалить и спорить:
- Ну, коли, вы не знатны, это же не дает вам права бессовестно фамильярничать? Вот видите, все вы только и кричите «Столица!» да «Столица!». Разве что, на разные лады. Могучий Ацилотс! Город, попирающий камни! Эпитеты да льстивая поэзия. Хочу сказать вам, сударь, что обращение на «вы» - вовсе не показатель положения, а показатель воспитанности и элементарная толика уважения к собеседнику. В том же Ацилотсе об этом знают даже дети. А вот в дерёвнях, - специально исковеркав слово на «сельский лад», с легкой капризностью продолжила магистр, - все друг с другом якшаются, тыкают и общаются так, словно свечки держали, простите за выраженьице. На роды ходят скопом, да и на сеновал тоже. По чужим домам – как по своим собственным.
Деревни и села, что не было секретом, были у Шанталь больным местом. Она просто не могла сдержаться, и не высказаться о вопиющей несправедливости и классовом разбросе. Будь бы её воля, она бы ввела общие понятия для всех сословий. Вот, слава Ристарде Кориши, она улучшила систему образования. Но разве же, все отправляют своих детей в рикории? Акалор была деревня близкая к крупному городу, это было её достоинством, но в мире существовали глубинки, где даже бесплатное образование считалось привилегией. А живущие там родители, воспитанные в невежестве, и сами думали, что незачем учиться, да голову забивать, если можно косить траву и урожай собирать. Они оставляли и собственных детей – во тьме незнания и ограничивались примитивными вещами. Когда Шанталь думала о подобном, на неё обычно нападала нервная дрожь, которую было почти невозможно унять. Это то – что было ей абсолютно чуждо и никак не понятно. А если быть точнее, то абсолютно понятно, но отвергаемо и презираемо.
Шанталь – очень любила свою работу, а потому лекции читала мастерски. Явно не удовлетворившись уже высказанным, она продолжила изливать свой бурный речевой поток на голову незнакомцу. Вдруг пожалеет? А то, он же чуть ли не сновидец – не верит историям девушек про братьев.
-А ещё, вы абсолютно несведущи в «знатных особах». Особь – это вон рыбка в реке, знать – особа. Если уж говорить верно, и не путать значения. А коли была бы я одной из них, то за моей спиной стояло бы несколько человек, в метре – повозка или карета, минимум – лошади, прислуга и охрана. Вы это наблюдаете? Я нет. Знатные барышни, сударь, никогда не путешествуют одни, а тем более своим ходом. И по этому поводу, я сейчас им, кажется, завидую.
Госпожа Эвнике усмехнулась поведению мужчины, который после серьезности, впал в ребяческое дурачество. Покачала головой и вздохнула. Не устало, а так, как вздыхают родители, наблюдая за шалостями своих детей. На секунду посмотрев вверх, а после в сторону, смешно морщась, женщина развела руками:
-Ну, простите, недооценила. Все же, вы знаете элементарные правила приличия. Хотя мне было бы не жалко. И, простите, что задела вашу благородную натуру. –  Прыснув в кулак, Шанталь упорно продолжала говорить на «вы» и от своего отступать не собиралась. Вредность и принципы – святое и непоколебимое.
На лице женщины появилась какая-то пародия на дружелюбие, являющаяся миру крайне редко, и кошачье довольство. Она передернула плечами при мысли о вине, но сразу отказалась от этой затеи. Вечер не так далеко, как кажется, а ей обязательно нужно уехать. Она ещё молода, чтобы умирать в навозной куче или скошенной траве, в объятьях жучков и мошек. Прижав мизинец к губе и на секунду задумавшись, Шанаталь с видом «ну ладно, мужик, уговорил», согласилась:
-Я принимаю ваше предложение, но не разделяю пожелания о том, чтобы Тейар кусал кого-то за щиколотку, - на самом деле это выражение умилило её, обычно ругалась она куда похлеще, а не так безобидно и смешно, -  к блюдам Мое Величество привыкло каким попало, часто приходится есть на ходу, а то и один раз в несколько суток. По тем же причинам я не пробовала ничего из местной кухни – никогда не было времени. Не знаю как с сырным пирогом, но молочное я точно люблю. А поскольку злачные места здесь известны вам, а не мне, то и вести экскурсию по залежам кулинарных достопримечательностей  - тоже вам.
На поведение мужчины Шанталь мысленно махнула рукой, и не такое видела, не на такое насмотрелась. У её студентов наглости было в десять раз больше. К тому же, она решила заболтать его до смерти. Она ступила вперед, ступила назад, и вопросительно посмотрела на собеседника «Мол, куда?»