Таверна на Модлиже – это отдельное место. Здесь бывает разный люд… Не-люди здесь тоже бывают. Драконы, эльфы, таррэ… кого только нет. Звон кружек, гогот пьянствующих, крики заказов, запахи блюд… Все это – непременные атрибуты вечера в тавернах.
Сегодня здесь немноголюдно. Еще слишком рано для обычных посетителей, они будут к темноте. А сейчас – лишь мягкие осенние сумерки. И в углу за столиком сидят двое – рыжеволосая девушка с лютней в руках и крылатой кошкой на коленях и худощавый юноша с волосами цвета воронова крыла. В его глазах четко видна принадлежность к славному драконьему племени, как и его собеседницы.
- Нет, ну вот что такое осень, ты можешь сказать? – горячится он, отодвигая с шумом кружку, в которой пенится крепкий эль. – Ну время года же. Просто время года. А потом зима будет. И весна. И все!
- Ты неправ, - мягко улыбается девушка. - Осень… Каждый раз, как она приходит в наши края, мы не перестаем удивляться ей. Многообразию ликов, образов, красок… Она разная. В Рахене одна, в Кен-Корионе другая, на острове Горгуль третья… Даже лето, казалось бы, любимая пора каждого второго … Оно другое. У него своя палитра – лазурь моря, золото песка, зелень листьев. И это прекрасно. Как прекрасна зима с ее щедрой россыпью белизны и серебра. Как чудесна и изумительна весна, оплот зелени и зарождающейся жизни. Но осень…
- Да что в ней хорошего? – возмущенно хлопает по столу парень, подзывая официантку, и требует еще эля. – Дожди, хмарь, грязь. Даже полетать не удастся.
- Осень? – девушка берет его за руку, успокаивая. - Она начинается еще в Месяце Плачущих Сирен, хмурясь совсем не летней прохладой, окропляя недовольством холодных дождей. Несколько дней такой очень женской хандры – и снова солнце, тепло, радость заставляют поверить, что лето еще не ушло, не оставило улицы… А осень уходит в гримерку, чтобы прихорошиться и выйти на сцену в новом облике, сияющем и ярком. Примеряет пронзительную синеву небес – такая бывает в июле, но с летним оттенком. Накалывает на лазурный бархат неба ослепительно-белые облака, разбрасывая их с шаловливостью котенка, разграбившего коробку хозяйки, где хранились ватные шарики. Небо такое же синее, как и летом, но глаз художника легко различит два оттенка, слившихся тонкой гранью. В этой синеве чуть больше холода, чуть светлее пронзающие его солнечные лучи.
Менестрель, видимо, эта рыжеволосая, только они могут находить такие слова, выдавать такие пассажи. Парень хмурится, завороженный плетением аргументов собеседницы. Но упирается:
- Она не только золотая и синяя бывает. А еще серая, хмурая, дождливая.
- Верно, - не спорит рыжая. - Говорят, есть классификация осени. И ту, что приходит в Месяце Высоких приливов, любят все. Наверное, цвет неба похож на лазурь глаз юного поэта, а золото, которым облиты деревья, на пламенный оттенок кудрей нашей принцессы. Звонкие, яркие строки песен, которые поют менестрели, такие же, как еле слышный звон золота в лесу. Посмотри на лес в Месяце Высоких приливов – кто, чья рука создала столь причудливую палитру, неповторимые, изумительно прекрасные оттенки желтого, золотого, медного. Темно-грушевые листья мягко перетекают в летящие паруса цвета старого золота и шафранные с прожилками меди. Словно для того, чтобы оттенить золотистые, медные, цвета пламени кроны деревьев, в них запутывается паутинка – каплями серебра подсвечивает она листья кленов, берез, рябин. Лучший фон для картин, не правда ли? И такая радостная, такая светлая осень, словно и нет в ней ноток печали, потерь, меланхолии. Зато есть бабье лето.
- Какие бабы, такое и лето! – недовольно бурчит парень, не в силах противостоять мягкой силе убеждения, излучаемой рыжей менестрелью. Та смеется – звонко, от души, заглушая на миг стук ножей и грохот стульев. На них оборачиваются, прислушиваются. Беседа становится достоянием всех посетителей.
- Ты прелесть, - смеется рыжая. – Частично ты прав. Осень и правда женщина. И лето в ее крови – женское. Бабье. Нелогичная, непонятная пора, когда осень вдруг щедро делится последним теплом, запасенным с лета, как неожиданным гостям выкладывают на стол все, что нашли в закромах. И снова – ясное небо, паутинка в ветках, сухие тропинки. И кажется, что льдинок в лужах не будет еще долго, а окна не запотеют от инея утром. И медовый всплеск кленовых листьев соперничает с охряной россыпью у подножья берез, а янтарные рябинные ворохи – с благородной бронзой дубов…
Но приходит Месяц Прощания Журавлей. И, словно шаловливая девчонка, резко взрослеет, невестится, озорные манеры и шальные движения сменяются благородством и изяществом. Меняется и цветовая гамма. Срединная осень, здравствуй. Резкие, надрывные порывы ветра, сумасшедшая по накалу чувств смена температур. Прохладная, а порой холодная погода… багрянец и киноварь сменяют золото и охру. Серый цвет отвоевывает свои права, заливая небо, свинцовые тучи прогоняют с высоты задорные белые облака. Срединная осень – это грустная осень. Золотое, с синевой первоосенье быстро сменяется порой дождей и ветров, за которой приходит пора поздней, глубокой осени. Еще вчера в гардеробе царили легкие плащи, а сегодня уже теплая одежда и обувь сменяют их. Полуночные ветры пригнали пухлые темно-серые тучи, щедро сыплют холодный дождь, наполовину замешанные на снеге. Грязно-желтая глина, аспидно-черная земля, багряные и красно-бурые листья – вот палитра октября. Где они, золотисто-бронзовые, янтарные переливы? Шумит листопад «нет их»…
Хулиган-ветер безжалостно сбивает с веток горящее золото, богатство осени. И на черном бархате земли – россыпь звезд. Благородством старого золота осыпаются липы, лимонные ладошки кленов цепляются друг за друга в странной игре. Ветер качает березы и осины, сбрасывая на мокрую землю латунь и серебро тополя, пунцовую киноварь рябин, обрывки каштанов… Все светлее в лесу, все незащищеннее обнаженные ветви берез. Богатым ковром укрыта земля, вперемешку с темной зеленью хвои, будто иголки для вышивки новой палитры. Бунтарка-ольха, не желая расставаться с зеленью листьев, теряет их такими же изумрудными, как и были. Шуршат под ногами тронутые морозом листья. Шорох сопровождает каждый шаг, хруст льдинок в лужах – каждое движение. Берега рек покрываются по утрам серебристым инеем, словно полушалком. Дымится вода, остывая, отдавая последнее тепло воздуху. И тогда случается чудо: холодный и хмурый утром, к полудню теплеет, распогодившись, денек. Слетая с ветвей, ложатся на плечи последние листья, нашептывая старые сказки… Такая она, Срединная осень.
- Ну ты прям расхвалила этот кошмарный месяц! – фыркнул парень. – Тебя послушать, так и Месяц Долгих Туманов – просто божественный.
- Так и есть, - отхлебнула чая рыжая. - У месяца, что приходит следующим, драконья печаль. Даже в самом названии– затаившаяся осень. Долгая «н» - туманннннннов - тихим звоном отдает в тишину, будто задели случайно гитарные струны.
Унылая пора, очей очарованье….- задумчиво вспоминает древние строки девушка.
Вот уж точно описал неведомый поэт, истово любивший позднюю осень, туманную хмарь… Представь себе месяц Долгих Туманов… Он скоро.. Сизый, серый, синий. Тяжелые, глубокие цвета. Хмурится месяц, сердится, чувствуя близость зимы. Разверзлись хляби небесные, тяжелыми гроздьями вываливая на землю мокрый снег и седые струи дождя. Дороги, прихваченные морозцем, поблескивают. Сырость и влажность, час дождя – и двое суток не просыхает земля. Обнаженные стволы и ветви деревьев одеты в последний осенний наряд – светлые капли ожерельями, поясами, сережками блестят на них. Тихо и неуютно в ноябре. Листва мокрым ковром, из которого выветрился прелый дух, стелется под ноги. Дождь оплакивает давно ушедшее лето, тепло, ромашки. Природа чувствует близость зимы, как ребенок, не желающий спать, капризничает в ожидании ночи. Ветер гонит тяжелые серые тучи, скаредно пряча под ними солнце. А потом вдруг, рассвирепев, расшвыривает мокрыми тряпками по небу. И чернильная громадина тучи подленько моросит дождем или мокрым снегом. Ветер свинцовыми волнами заткал берега рек, сникла природа. Морозцы смелеют, завоевывая пространство.
Еще несколько дней – и заледенеют озера, реки, скроются под ледяной крышкой растения и песок… Короткий день в последнем месяце осени. Несколько часов света – и долгий осенний вечер тяжело опускается на крыши домов и кроны деревьев. Словно тусклый, заляпанный грязью фонарь, медленно умирает на небе луна. Черный и серый – вот фамильные цвета ноября. Черное небо, черная река. Серый воздух. И только непокорные яркие тона анютиных глазок – как вызов черно-серой палитре...
Серое небо, серая мгла… Тоска. Меланхолия. Грусть. Послушно впадают в нее люди, звери, природа. Опустевший и поникший лес, леденящие ветры, заунывный дождь, грязь на дорогах — уже не проедешь ни на колесах, ни на санях. Плачет осень. Оплакивает былые наряды, золото и багрянец, роскошь царского платья в ссылке у серости и паутине ноября. Растранжирено золото, растрачено бездумно-щедро, обнищали закрома и палитры. Ничего не поделать…
- Ага, и снег местами. И холод Тейаров, - ворчит парень, сдаваясь. Вокруг собралась толпа, завороженная рассказом девушки. Все слушают, ждут, соглашаются.
- Мелкие пакости - разведка зимы. – уверенно вмешивается какой-то эльф. - Сыпануть снежка, хрупкого, как дыханье ребенка – и тут же сдать красоту потеплению. Холодно? Снег. Тепло? Дождь. А между – киселистая грязь, противно хлюпающая под ногами. Ни то ни се, Тейар-знает-что – милые имена… Вы правы, барышня. Осень прекрасна. За осень! – и над столами взмывают кружки. За осень пьют все и каждый. А она, осень, наводит свои порядки. Еще тихонечко. Аккуратно. Незаметно. Но…
Осталось недолго. Однажды безжалостная, как убийца, зима железной рукой выдавит остатки осени из воздуха и воды, властно швырнет снежную шубу на жалкую серо-желтую с черными вкраплениями землю. Скоро… А пока – осень. Прекрасная и разная. Непокорная и развратно-щедрая. Незамутненные небеса и белые облака… и дождь за окном, волшебным образом превращающийся в черные буквы на белом фоне…
Что такое осень? Это небо…
[награда выдана]
[подарок отправлен]
Отредактировано Артика (2013-04-12 18:26:49)