– Добьешь?
Его глаза обжигают ненавистью, пробивают насквозь ледяным копьем, оставляя в сердце колючие осколки. Он не боится ни её, ни её дружков, чей смех разносился с заднего двора. Даже сейчас, будучи перед ней на коленях и лишенный сил, он продолжает держать голову высоко поднятой, не смея отвести взгляда от её лица.
– Сам сдохнешь, – неприязненно бросает она.
Синеватый парок вьется над рваными краями двух длинных кровавых борозд, пересекающих левую часть его лица от скулы до подбородка. Оружие, которым нанесли эти раны, было отравлено, и ведьма знает, что мужчине осталось не больше четверти часа, прежде чем яд доберется до сердца. Знает она и то, что может спасти его…
…но считает это лишним.
– Тебе просто стоит попросить меня о смерти, – не отпуская его взгляда, произносит она. Её фигура, с поблескивающим клинком в опущенной руке, кажется сгустком тьмы на фоне яркого прямоугольника двери. Лишь горят золотым ореолом вокруг головы светлые волосы.
– Я никогда не стану просить у ведьмы своей смерти.
– А у того, кто наградил тебя этой раной, стал бы?
Он молчит, но ей достаточно и взгляда.
Не стал бы. Более того, без раздумий принял бы смерть от её руки, нежели от руки того мерзавца, чей кнут разодрал ему лицо.
– Глупый паладин, – сквозь зубы шипит ведьма. – Лучше сдохнуть от клинка врага, чем от яда, как паршивая крыса. На твоем месте, я бы…
– Не попросила… – шепчет он. На мгновение его взгляд мутнеет, тело начинает заваливаться набок, но мужчина в последний момент подставляет руку, избегая падения.
– Что? – вопросительно вскидывает бровь она.
– Ты не стала бы просить у меня своей смерти. Ты не из тех.
– Откуда тебе знать?
…Он не отвечает. Сквозь стиснутые зубы прорывается сдавленный стон, ладони, которыми он упирается в доски пола, сжимаются в кулаки, а с разорванного лица срываются тягучие капли крови, выстукивая глухую дробь по дереву, испуская синеватый дымок ядовитых паров. Яд уже подбирается к сердцу, пускает свои щупальца в легкие, крадя дыхание и сдавливая горло жесткой удавкой.
Она задумчиво закусывает губу, глядит некоторое время невидящим взглядом на сгорбленную фигуру паладина, пока с заднего двора не раздается звонкий голосок, сообщающий ей, что пора уходить.
И ей, действительно, пора. В паре десятков миль отсюда по их следам идет погоня, ищет с остервенением диких зверей, учуявших сладкий запах раненной жертвы. Они обязаны успеть, иначе никакое чудо не спасет от стали наемных убийц.
Ведьма отворачивается от умирающего рыцаря, уже переступает порог дома, но вдруг возвращается. Стеклянный перезвон, короткое движение, и в окровавленную груду тряпья возле мужчины падает что-то мелкое, тускло блеснувшее в неярком свете пасмурного дня.
– Создатель покинул тебя. –  Слышит он её бесцветный голос сквозь ядовитый туман забытья. – А Тейар только что подарил второй шанс…

***

Их нагнали у Леса Перемен через два дня после того, как они покинули село.
Тяжелые арбалетные болты насквозь пробили появившуюся надежду на спасение, а заодно и грудь Асгейра. Главарь молодежной банды разбойников как-то странно всхлипнул, метнулся рукой к набрякшей от крови рубашке и стал неловко заваливаться набок.
– Нет! – отчаянно вскрикнула Шен. Её конь, подчинившись движению всадницы, сорвался было с места, но был тут же остановлен властным рывком поводьев, перехваченных чужой рукой.
– Поздно, – Стэль, не обращая внимания на ругань и плач девчонки, намотала ремень повода себе на кулак и пришпорила кобылу, посылая к полосе деревьев. Над плечом с гуденьем пронесся болт.
– Мы не можем его бросить! – сквозь свист ветра в ушах донесся крик юной эльфийки.
– Можем, Шен, можем.
– Нет! Это подло!
– Мертвым уже всё равно…
Та хотела было что-то еще крикнуть в ответ, но внезапно поняла смысл сказанных некроманткой слов, на секунду замерла и, по-собачьи заскулив, уткнулась в конскую гриву.
Они почти достигли леса, когда за спиной раздался полный ярости и боли вой Маара. Стэль резко обернулась, едва не вылетев из седла, и с горечью отметила, что молодой вив тоже выбыл из игры – разбойник медленно оседал на землю, запрокинув голову и держась за косо рассеченную грудь…
…У них изначально не было шансов. Награда, объявленная за головы пятерых молодых негодяев, оказалась настолько заманчивой, что сумела сплотить между собой самых искушенных в искусстве убийства наемников.
Стэль поймали последней, терпеливо дождавшись, когда девчонка истратит весь свой магический резерв.  Истощенная, находящаяся на грани беспамятства, она еще пыталась сопротивляться, рыча и кусаясь, как дикая кошка, однако всё уже было предопределенно. Юная разбойница попалась. И, возможно, впервые в жизни, она жалела, что не умерла сразу, как её товарищи…
Ребра саднили от ударов, раны на боку уже покрылись коркой грязи и спекшейся крови и теперь пронзали разум вспышками острой, всепоглощающей боли. Альваро лежала в пыли дороги, поджав к груди колени, тяжело дыша и вздрагивая всем телом от покалываний в ранах. Страха не было – она никогда не боялась смерти. Была лишь досада, что всё закончилось так глупо.
На клинках этих тварей все-таки был яд, но он был призван не убивать, а сводить с ума. Медленно и страшно. Стэль чувствовала, как её сознание растворяется в глухой тьме забвения, как касаются ног несуществующие языки огня, а сквозь гул пламени пробивается голос. Он кажется знакомым, но память упрямо молчит, отказываясь выдавать образ его обладателя. Мрак беспамятства стервятником кидается на сознание, но его отпугивает звон клинков и хриплая брань. Земля дрожит под ногами сражающихся, отдаваясь эхом в теле свернувшейся в пыли девушки, но той кажется всё это сном…
– Тебе просто стоит попросить меня о смерти…  – голос, далекий, глухой, словно звучащий под сводами древнего храма, пробивается сквозь тьму, тревожит воспоминания. – Стоит попросить, ведьма.
…А он оказался прав. Этот мерзавец оказался прав!..
– Я никогда не стану просить своей смерти у паладина… – слова срываются с её пересохших губ сиплым хрипом, но ему не нужно их слышать. Он уже знает ответ.
– Глупая ведьма.
Волна боли прокатывается по телу, когда чьи-то руки подхватывают её с земли. Хочется спрятаться, свернуться в клубок, скрывшись от этой боли, но ничего не получается. Остается только стиснуть зубы и отпустить, наконец, сознание, погрузившись в бархатную тьму…

***

Все присутствующие в храме затаили дыхание, когда у алтаря, в ослепительной вспышке света появилась фигура. То, что перед ними паладин, можно было понять лишь по рисунку креста на шее, полускрытому воротником, в остальном – ни сияющих доспехов, ни меча со знаками отличия. Левую сторону лица рыцаря пересекали две белесых полоски шрама, синие глаза глядели с затаенной усталостью, а на руках мужчины…
– О, Ильтар, что с ней?.. – жрец первым оказался у незваного гостя, протягивая руку к окровавленной девушке, однако замер на полпути и внезапно отшатнулся.  – Ты сошел с ума, паладин! Как ты посмел заявиться в храм с этой тварью!
– Она ранена и нуждается в помощи, – устало отозвался тот, не двинувшись с места.
– Она исчадие Тьмы, прислужница Тейара, творящая зло во славу темного бога!
– Произнося его имя в храме Ильтара, вы оскверняете это место не меньше, чем присутствие в нём ведьмы.
Жрец замолчал, поджав губы. Этот нахал был прав, но спорить с ним на глазах у пришедших в храм людей было непозволительно. Создатель не одобрит.
– Ты зря сюда пришел, паладин, – со вздохом ответил жрец, скрещивая руки на навершии посоха. – Здесь нет её бога, ей не найти здесь своего спасения.
Рыцарь не ответил, но на его щеках заиграли желваки. Он мог бы рассказать им всем, как два дня назад умирал от яда и потери крови в одном из домов маленького села, вырезанного за ночь оравой ублюдков. Он мог бы рассказать, что эти шрамы на его лице всего пару дней назад были ужасными ранами, вид которых привел бы в ужас любого целителя. Он мог бы рассказать, что эта "прислужница Тейара" спасла ему жизнь, пойдя в разрез своим принципам и правилам. Он мог бы рассказать, как долго не решался поднять брошенный ею пузырек из темного стекла, как долго пытался сорвать скользкими от крови пальцами крошечную пробку, как проклинал ведьму…
Он мог бы многое сказать этим людям, однако всегда предпочитал действие словам.
В гулкой тишине, под изумленными взглядами, паладин тяжело опустился на одно колено, не выпуская из рук тела светловолосой ведьмы. Упрямо вскинутый подбородок, холодная решимость в глазах и напряженно сведенные брови безмолвно сообщали всем, что он пойдет до конца. Он добьется своей правды, ведь так его учили поступать в Ордене – следовать собственному кодексу чести, согласовывая поступки с совестью.
– Ты безумен…  – пораженно прошептал жрец. Преклонять колено в храме Ильтара у алтаря, означало просить помощи у самого Создателя. Отказать в этой просьбе жрецы не имели права, если не хотели ощутить на своей шкуре гнев светлого бога.
– Если я безумен лишь в том, что хочу спасти кому-то жизнь, тогда многие из нас безумны. И ты тоже, жрец. Ты ведь исцеляешь безнадежно больных, даришь им спасение.
– Замолчи.
Прислужник Ильтара подернул светлую мантию, делая шаг к ведьме. Короткие прядки золотистых волос слиплись от крови, которая редкими каплями срывалась со щеки девушки и разбивалась карминовыми звездочками о мраморные плиты пола. Она была еще совсем юной – не больше девятнадцати лет, однако что-то чуждое, злое угадывалось в этом дерзком разлете бровей. Жрец был уверен, что, открой она сейчас глаза, он увидит в них взгляд самого Тейара.
– Светлая магия убьет её, – наконец произнес он, прикладывая узловатые пальцы к выемке между девичьими ключицами.
– Не убьет, но приятного будет мало, – невесело усмехнулся рыцарь.
– Да поможет нам Ильтар…
Голубоватое мерцание Света забрезжило под рукой жреца, тонкими лучиками скользнуло по коже умирающей, и в тот же миг тишину храма пронзил полный боли и отчаянья крик ведьмы…