[ События до прыжка ]
12 число месяца Хитрости Криури 1647 года, около полудня
Эбигейл телепортировалась на тропинке, которая ответвлялась от дороги и вела к дому. «Фух, ну и духота», - это была первая мысль, промелькнувшая в голове. Хотя в Сар-Тараке было не намного прохладней. Впрочем жару девушка переносила спокойно, гораздо лучше, чем холод.
Второй мыслью была, что она промахнулась, хотя уже столько раз ходила и ездила по этим местам. Кот, до того мирно сидевший на руках, спрыгнул на землю. Ему обычно требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Бродерик шёл чуть вперёди и что-то бормотал себе под нос. Девушка отчетливо услышал «жара» и «Мандран» в его причитаниях.
— Что, уже скучаешь по лысым денькам? — усмехнулась суккубия.
— Ага, конечно, — фыркнул кот.
— Бро, ты только скажи, я тебя мигом обрею.
Смерив хозяйку многозначительным взглядом, фамилиар отвернулся, показывая, что не намерен поддерживать эти глупые шуточки, но бурчание прекратилось.
И всё-таки не промахнулась. Спустя каких-то десять минут дорожка вывела к небольшой поляне, на которой стоял одноэтажная хатка.  Эби огляделась - конечно, ничего не изменилось, а обстановка уже стала настолько привычной, что и правда казалось, что она вернулась домой. Даже забавно, что подобные мысли были и тогда, когда суккубия стояла на пороге семейного дома в Сар-Тараке, только противоположные по смыслу.
Несмотря на то воодушевление, нетерпение и радость от того, что вскоре она увидит Левифрона, заходить Эбигейл  не спешила.  Ее гложили сомнения, стоило ли ему знать о событиях последних дней? Таррэ и сама с трудом верила в свою находку, покоившуюся в сумке, все это казалось наваждением, а потому и не стоит тратить времени и силы. И все же какая-то часть Эбигейл надеялась, что чудо произойдет. Девушка несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, но так и не поняла, что же ей делать. А потому решила довериться случаю. В конце концов, она просто может не выдержать и поделиться тем, что на душе. Чай не чужие друг для друга, и кому как не ему рассказывать все то, что происходит в ее голове. Хотя в данном случае существовали весомые причины, чтобы держать язык за зубами.
Топтаться во дворе нельзя было до бесконечности, а потому Эби направилась ко входу. Дверь оказалась распахнутой настежь, но стоило суккубии переступить порог, как непонимание, да и прочие тревоги отступили на задний план. Какая разница что будет потом, если есть то, что происходит сейчас? На душе заметно потеплело, когда она увидела знакомую фигуру, склонившуюся над книгами и записями, которые заполонили  весь кухонный стол. Кажется, алхимик ее не заметил. Эби разгладила юбку легкого  белого платья, а потом подлетела к Левифрону, обвила его руками, наклонилась, так что рыжие волосы скрыли их обоих, и принялась покрывать лицо мужчины поцелуями. Стоять так, согнувшись, было не очень удобно, а потому девушка вскоре обошла алхимика и села ему на колени.
— Мне кажется или всего этого, — она окинула взглядом заваленный стол, — стало гораздо больше?
Эбигейл никогда не возражала против такого рода беспорядка, правда всегда старалась ничего не испортить или случайно не выбросить.  Таррэ повернулась обратно к Левифрону. Ее веселое настроение никуда не делось, просто отступило, пропуская вперёд спокойствие и нежность.
— Ты колючий, — заметила Эби, ласково погладив щеку мужчины. Она посмотрела в серые глаза и тихо, словно не хотела, чтобы их кто-то подслушал, произнесла.— Я по тебе очень скучала.

Отредактировано Эбигейл (2018-02-25 01:22:36)

— Как же быстро ты меня списал со счетов, — Эби беззлобно усмехнулась. — Два дня - не неделя.
Ну конечно же, он предположил плохое. Казалось, что Левифрон до сих пор не верит, что девушка с ним оставалась по собственной воли и желанию, что могла испытывать чувства. Немного кольнуло, что алхимик решил, будто Эби смогла бы бросить его таким подлым образом, без объяснений. Но все эти мысли ушли так же быстро, как и пришли. Сейчас имело значение только то, что суккубия дома, что Левифрон был ей рад. Не словами, но действиями он всегда демонстрировал девушке свою заботу, и тейаровски приятно было осознавать, что Эбигейл была дорога мужчине, что он ждал и волновался, а сейчас прижимал к себе так крепко, что казалось, больше ни за что не отпустит.
И таррэ прильнула к губам Левифрона. Целовала долго, полностью отдаваясь процессу, так, что голова кружилась, а внутри все переворачивалось. Об этом Эби мечтала все время разлуки. А прошла всего-то неделя, но девушка и правда очень скучала. Оторвалась с неохотой, лишь когда воздуха совсем уж перестало хватать.
— Жаль у нас нет сообщающихся шкатулок, я бы дала тебе знать, что задерживаюсь. Оказывается, за полгода отсутствия может накопиться куча дел. Вообще-то их могло быть и меньше, если бы Хезер не запрягла меня. Сделай то, сделай се, — беззаботно рассказывала Эби. — Ей, на удивление, подошла роль руководителя. Ей всегда нравилось все организовывать, а тут целый театр.
«Вот сейчас можно и сказать», — убеждала себя суккубия, но так и не решилась. На лице промелькнуло загнанное выражение и волнение, а память услужливо подкинула воспоминания о последних событиях. Не по своей воле, большую часть позавчерашнего дня Эбигейл провела чуть ли не в бессознательном состоянии. Артефакт, браслет в виде змеи, кусающей себя за хвост, покоился теперь в сумке, черпал энергию из носителя, а таррэ вновь и вновь к нему обращалась, что и привело к плачевному результату.
— И потом, я же оставила тебе адрес, — после краткой паузы сказала Эби. — Ты в любой момент мог приехать и утащить меня домой. Тогда бы избавил меня от мучительного выбора, что забрать с собой, а что оставить.
Вчера она как раз этим и занималась, собрала в сумку кое-что из одежды, книг и записей лекций, а так же реквизит для выступлений. За этот месяц ей наконец-таки удалось вернуться к тренировкам, а так же к практике с магическим колпаком. К сожалению второе, шло не так быстро, как в академии, там у нее были учителя, мастера своего дела, а сейчас суккубии приходилось тыкаться, словно слепому котенку. Огорчал еще и тот факт, что без шляпы несмотря на тренировки, магические силы оставались на том же уровне.
— Ну, рассказывай, как ты, чем занимался? Что, многое успевал сделать, когда я не отвлекала тебя своей болтовней?— Эбигейл провела пальцами по чёрным волосам, зачесывая их назад.
Она старалась его слушать внимательно, но нет-нет, да ловила себя на других мыслях. В голове спорили две Эби, одна из которых предлагала все рассказать, другая же дошла до того, что Левифрон уже попросил суккубию с вещами на выход пройти. Девушка одернула себя и приложила все усилия, чтобы ее внимание принадлежало только алхимику. Впрочем труда это не составило, настроение у нее скакало, и нервозность быстро сменялась воодушевлением просто от того, что Леви был рядом.

— Нет-нет, я слушаю! — поспешно заверила Эбигейл — Олени в огороде, а Клейм за зайцами таскается, — но тут же осеклась, хватило одного красноречивого взгляда Левифрона, чтобы понять, что она говорит не то.
Обречено вздохнув, суккубия нахмурилась и замолчала, покусывая губы и решаясь на что-то. «Сама виновата, раз не умеешь следить за собственными эмоциями. Все, Эбс, рассказывай и выметайся».
— Ты прав, случилось, — девушка сняла руки с плеч Левифрона и сложила их на коленях. Она не знала с какой стороны подступиться к истории. — Мама подарила мне браслет... — сама же себя прервала, — Нет, не с этого... Я была в театре, меня попросили разобрать сундук с барахолки. Что-то должно было пойти на реквизит, что-то просто выкинуть. Хотя никогда не знаешь, что пригодится. Смотришь, ну полная рухлядь, а как возьмётся кто-нибудь с золотыми руками и... Ну да ладно. Сундук. Сижу, разбираю. Наткнулась на тубус, заглянула, а там записи. Я вчитываться не стала, только мельком пробежалась, похоже на всю твою тарабарщину, формулы какие-то разграмовки. Вот и решила, что здесь они ни к чему, а тебе будет интересно. Может если и ничего путного, то так, просто...
Эбигейл начинала подходить к сути, а потому волнение все сильнее на неё накатывало. Что, в свою очередь, могло привести к ненужным последствиям связанных с суккубьей силой. Хоть Левифрон и начал относиться к этим спонтанным проявлениям спокойнее, но сейчас девушка чувствовала, что в этот раз положение только усугубится. Она встала и опёрлась бёдрами о столешницу, не отходя от алхимика далеко.
— Короче, забрала я тубус вместе с записями с собой. А вот потом браслет. Мама решила заранее сделать мне подарок, раз уж я не останусь до дня рождения. Изящный, в виде змеи, которая себя за хвост кусает.
В тот момент Эбигейл вспомнилась Сайленсс. Все-таки ассури сыграла свою роль в жизни девушки. Так что подарок очень понравился.
— Сначала я даже и не поняла, что это браслет. Он был на руке, а я спокойно себе собиралась. Потом спустилась вниз, уж не помню зачем. Случайно положила руку на дверной косяк и передо мной начали возникать картинки: родители, а рядом маленькая девочка, определенно Хезер. Папа делает зарубку, чтобы посмотреть, как та выросла. Сцены менялись, девочка росла, а потом и себя увидела! Я была в шоке, попробовала несколько раз, все повторялось. Я схватилась за чашку или вазу, но ничего не произошло. Пошаталась по комнате - без особых результатов. Что-то удалось увидеть только с помощью прабабушкиного гребня, у которой было слишком бурное прошлое, старого шкафа, который стал свидетелем очень сильной ссоры, а в конце в него еще и стул прилетел. Да, наверное, и все.
Эби посмотрела на Левифрона. Возможно, она слишком разговорилась, все это лишь подводило к основному. Впрочем, почему-то не было сомнений, что два и два алхимик уже смог сопоставить. Девушка не ставила перед собой цели поразить его, заворожить историей. Не в том она была состоянии.
— А потом я вернулась в комнату и взяла те страницы. Уж не знаю, что меня дернуло. Интерес, азарт? — суккубия отвернулась к окну. — Я… я столько всего увидела, — голос стал тише. — Кажется, кто-то нашел лекарство от нашего безумия.
Таррэ замолчала, но молчание продолжилось недолго, девушка принялась расхаживать по комнате, собирая записи Левифрона в аккуратные пачки и складывая их на крае стола. Был ли против алхимик, в этот момент ее мало волновало.
— Конечно, это бред. Наваждение. Просто шуточный артефакт выдумывает какие-то истории, играет с моим воображением, желаниями. Но нет, я же потом прочитала все, что там было. Этот безумный таррэ и впрямь полагал, что нашёл лекарство. Да кто станет верить россказням старика, опираясь лишь на оборванные страницы? К тому же явно больного! — Эби прекратила свое занятие, потому что от нервов руки стали дрожать, а потому скрестила их на груди и застыла. На мужчину не смотрела, казалось, что о его присутствии даже забыла. Мысли, крутившиеся в голове, вырывались наружу, вытаскивая за собой потаенные страхи и желания. — Как же хочется в это поверить. Не придётся ждать этого приговора. Гадать, будет ли у меня эти двести пятьдесят - триста лет, или же дети повторят судьбу отца? Может ли раннее развитие безумия передаваться по наследству? Помочь себе, помочь ему. Не превращусь в овощь от Арбора, не стану неуравновешенным чудовищем, буду помнить...
Суккубия прикрыла глаза и провела руками по волосам, сцепив ладони потом на затылке в замок.
— Но даже если это правда и, о чудо, без значительных побочных эффектов... Нет... нет, я не могу. Очередная погоня за сказкой, о которой просить и не посмею. Учитывая то, что видела, надо забыть обо всем. Ничем хорошим это закончиться не может, а я не хочу и не смогу, если ты возненавидишь меня также, как и Аль.
И только после всего сказанного она посмотрела на алхимика.

Из тех мест, который потом отыграю во флешбеках

Начало игры
12 число месяца Хитрости Криури 1647 года, около полудня

Так повелось, что самые страшные стихийные бедствия называют женскими именами. Комплимент это или издёвка  – каждый решает сам. Но спорить глупо, ибо столько бед, сколько может принести гнев одной женщины, способен причинить только распространившийся мор. Если и это утверждение не вызывает доверия, то стоит просто еще некоторое время внимательно последить за девушкой, держащей свой путь в окрестностях города Хартада через лес перемен.

– Мальчик, не волнуйся ты так. Твоя хозяйка сама всех волков покусает. Пройдем еще разок вот по этому широкой дорожке и свернем к ближайшей деревне, я тоже устала.
Высокая, худощавая девушка в пыльной и потрепанной одежде брела по лесу, держа под уздцы неказистого бурого жеребца и ласково что-то приговаривая, чтобы пугливое животное меньше нервничало. Конь, которого хозяйка звала Яблочком, был с ней недавно и не был готов к тому, что придется так много ходить. Животное, всю жизнь проведшее на небольшом огражденном лугу, и подумать не могло, что двуногие бывают такие неугомонные.
Ремили Герхен уже не мыслила своей жизни без движения вперед. В крепости Налия она жила, как бумеранг, который владелец пускает только затем, чтобы он вернулся, обагренный кровью врагов. Теперь же синори была вольна идти, куда ей вздумается.
Ловчая покинула родные края на 28 день месяца Благоухающей Магнолии. Ещё слабая после нежданной лихорадки она с присущим ей несгибаемым упорством отвергла все уговоры родни остаться и отправилась в путь. Таково было единственное верное решение. После смерти брата и похищения его тела мысли Ремили о корнях произошедшего превратились в настоящую болезнь, сводящую с ума. Невозможно было жить с этим роем голосов в голове. Единственная возможность от них избавиться – вернуть тело и узнать всю темную историю побега самой.
Ремили, непривыкшая сомневаться в своих решениях, быстро собралась в путь. Она осознавала, что это тоже сродни предательству – бросить свою семью в такое время и уйти со службы в клане. Рогнеда ненавязчиво намекнула, что поиски казненного Левифрона могут стоить синори всех немалых перспектив в гильдии. Ремили лишь повела плечами.  Брата и так вздернули на виселице, к которой он по своей воле пришел, неужели этого мало, чтобы смыть позор с его имени и похоронить по всем обычаям?  Да и где искать ответы на вопросы, как не у того человека, который вынул Левифрона из петли, тогда как даже его семья на это не пошла?
Так Ремили впервые оказалась на большой дороге. Она была готова к этому: составила с соратниками, которые уже бывали в странствиях, перечень мест, куда можно добраться за неделю с поклажей в виде трупа, собрала котомку, выбрала лучшую кобылу и изучила карту. Но путь все равно оказался немилосерден к синори. Хотя следы загадочного всадника (а вернее, всадников) нашлись быстро, распутывать их становилось с каждым днем сложнее…
Спустя месяц погони Ремили уже сама не понимала, что ищет. У нее было время подумать. И, как водится, она запуталась окончательно. Не подвергалось сомнению только то, что существовали  кодекс и семья, а между ними стоял выбор. И Ремили тогда, в месяц Благоухающей Магнолии, его сделала. А дальше начинались непролазные философские дебри. Не в силах долго блуждать по ним, Ремили отложила все тяжелые вопросы до конца пути. А пока получалось так, что в один день она засыпает, оплакивая своего бедного брата, а уже в следующий осыпает проклятиями и грозиться прикончить его хладый труп ещё раз.
Вторая вещь, насчет которой сомнений не возникало, разгадка истории с Ракшасой. Ради нее, собственно, Ремили и тыкалась из города в город, используя все возможные и невозможные способы поиска. Она же не дура, думать, что некие люди до сих пор таскают с собой явно уже не самый свежий труп брата.
И вот, одним богам ведомые шутки судьбы привели Ремили Герхен в лес перемен. Из чистого упрямства синори поставила себе цель обойти его вдоль и поперёк, заглядывая под каждый кустик. Хотя в этом случае она скорее оправдывалась мыслями о миссии. Просто в тенистом лесу было приятнее и полезнее ходить в такой зной, чем скакать в город, где жители снова оплюют с ног до головы и отправят спать в хлев. Ремили хватило полутора месяцев странствий, чтобы понять важную для монстролова вещь – самые страшные чудовища прячутся под масками людей.
– Ты ведь и сам должен понимать, что здесь хотя бы есть тень. Погляди на меня, глупая ты лошадь, я уже и на человека не похожа. Волосы высохли, как солома, всё в этой пыли, пОтом несет почти как от тебя, красавец. Мы уже на обратном пути, а реку так и не нашли. Нас таких в городе камнями закидают, понимаешь, скотинка? – продолжала болтать с Яблочком Ремили, пока её взгляд не упал на узкую тропинку, которую с первого раза заметить было очень сложно. Что-то кольнуло в груди, но синори списала это на чудовищную жару.
– Тут мы с тобой еще не ходили. И не пойдем, тебе нужно будет ждать меня здесь. Слишком уж узко, будешь потом жаловаться, что ветки тебе все глаза искололи, – бормотала девушка, привязывая Яблочко к приметному крупному дереву. – Жди, Яблоко, я скоро вернусь!
Ловчая все еще надеялась, что тропка выведет ее к спрятанному источнику или хотя бы ручейку, но она шла, а шума воды так и не было слышно.
Зато вскоре синори увидела хижину. Со всех сторон плотно закрытая стройным рядком деревьев, она была удивительно обжитой. Из-за открытых окон и лесной тишины до ловчей доносились голоса ее жителей.
Первым желанием Реми было просто зайти внутрь, поздороваться со всеми и побыстрее найти ванную. Вряд ли кто-то стал бы мешать в этом возникшему из неоткуда монстролову. Наверно, Герхен так бы и сделала, предварительно заготовив защитную комбинацию рун, если бы чей-то мокрый нос не уткнулся ей в руку. От неожиданности она повернулась и чуть не завопила, но увиденное надолго лишило её голоса.
Рядом с ней, высунув язык, стоял Клейм. Сомнений не могло быть, эта собака была та самая – первый удачный опыт Леви в трансмутации, его верный друг и защитник. Реми частенько дурачилась с ним, пока брат просиживал штаны за созданием очередного алхимического шедевра. И синори точно знала, что пёс никогда не признает хозяином никого, кроме её брата. Она давно похоронила для себя пса, который, по ее мнению, умер от тоски рядом с трупом Леви. Но вот он, живой, хоть и немного исхудавший, сидел и лизал её руку, счастливо виляя хвостом. В этот момент, Ремили показалось, что отзвуки голоса из дома очень похожи на интонации Левифрона.
Мир поплыл перед глазами так, будто его крутанули как детскую игрушку-юлу. Пока разум осторожничал и пытался строить планы на этом тонущем корабле, эмоции грозили разорвать щуплое тельце синори. Неясна была даже природа этих переживаний, но ватные ноги уже несли Ремили к двери в хижину. Она была распахнута настежь и ловчая не колеблясь вошла внутрь. Сложно сказать, откуда в ней взялись эти безрассудство и смелость. Она не достала из сумки нож, не окружила себя ни одним защитным заклятием, не подумала, что все ловушка… Просто мираж. Зной и солнце пошутили злую шутку. Хижины нет. Реми просто упала с лошади от перегрева, и теперь Яблочко лижет её руки и тихонько ржёт.
Но оказалось, что ржал вовсе не конь, а сам Тейар, направивший с легкой руки синори в эту богом забытую хижину.
Левифрон, а это был без сомнений он, сидел, опершись локтями на столешницу, и как ни в чем ни бывало что-то рассказывал. Шок, смятение, ужас. Ремили подавила дурацкий смешок, возникший из-за чувства, будто бы она бесцеремонно вмешалась в чей-то быт, и лучше бы ей извиниться и выйти. Дальше – хуже. В голове пустота. Перед глазами пелена, алее крови. Нет сил ничего понимать и осмысливать.
Пальцы, перед тем как сжаться в кулак, свело в попытке создать простейшую руну огня.  Вспышка, пущенная в пол, вышла яркой и горячей, оставив черный след на дереве. Зубы скрипнули так, что едва не стерлись в пыль. Из глаз брызнули злые слёзы.
– ЛЕВИФРОН, – заревела Ремили так, что даже Клейм, крутящийся рядом с девушкой, присел и поджал хвост.

Отредактировано Ремили (2018-03-17 11:01:53)

Ответа Эбигейл не получила, возможно, потому что никто его давать не собирался, а может и потому, что Левифрон в считанные мгновения оказался в непосредственной близости от незнакомки. 
— Что ты теперь будешь делать? Ты искала труп, а нашла меня живым. Что дальше?
«Труп. Неужели Мернот?» Эби тихо подошла поближе, впрочем на неё никто не обращал внимания. Она нервно сглотнула, желая рассмотреть девушку. Бледная, хрупкая, с глазами цвета янтаря и вертикальным зрачком. «Синори? Ллайто? Не помню. Хотя, конечно, и ассури может оказаться, но вроде у них больше именно их. Те двое тоже были с такими глазами». Мернот был больной темой для Левифрона, а потому суккубия старалась избегать подобных разговоров, ей жутко не хотелось бередить его раны. Но узнать хоть что-то о гильдии девушке казалось важным, и пока она была в Сар-Тараке, то прочитала о Мерноте все, что только удалось найти. Не из праздного любопытства, а лишь за тем, чтобы  хоть на шаг приблизиться к пониманию Левифрона и того, что происходило у него на душе. Если бы это было так же просто, как прочитать книгу.
Последующее действие девицы невольно заставило Эбигейл стиснуть зубы, каких сил ей стоило смолчать, глядя как та обняла алхимика. Впрочем, таррэ отметила, он не ответил взаимностью. Объятия длились недолго, а потом девушка немного отошла и отвернулась. Эбигейл перевела взволнованный взгляд на Левифрона, но увидела лишь напряженный, строгий профиль.
– Выслушай меня. Я долго шла за тобой. Тогда, в Налии, ты ничего не объяснил. Как мне было жить с этим?
Эбигейл казалось, что у неё постепенно земля уходит из под ног. Да, теперь уж точно было ясно, откуда пришла незнакомка. Но как она их нашла? 
— Ты не имеешь права поступать так со мной, с родителями…
После этих слов в суккубии зародилось предположение, что она может оказаться сестрой алхимика, о которой он однажды вскользь упомянул. Естественно, в подробности не вдавался, а Эби на них и не настаивала. Думать так, ей было приятнее, чем допустить что-то другое.
— ... и я таскалась по миру, чтобы вернуть домой твоё тело и распутать тот клубок, который начался с Ракшасы и закончился твоей смертью. Я хотела узнать все от похитителей твоего тела, но раз ты жив… Ты сам мне всё расскажешь.
Эбигейл не составило труда понять, что Ракшасой звали девушку, которую не удалось трансмутировать. Тогда на постоялом дворе Левифрон не называл ее имени. Суккубия оценила иронию, опять она стала свидетелем чужого прошлого, пытаясь сложить историю по кусочкам.
– После твоего рассказа я дам тебе выбор: либо я возложу на себя полномочия суда и палача, а ты примешь смерть от моей руки, либо я доставлю тебя в крепость Налия, и ты умрешь там. Не важно, почему ты жив. Но пока это так – ты предатель.
— Нет, — земля не просто уходила из под ног, она рушилась. — Нет! Не будет ни того, ни другого.
Эбигейл решительным шагом обошла незнакомку, и уставилась прямо на заплаканное лицо.
— Вы уже раз попытались, не удалось, - говорить спокойно не выходило, жизнь только стала спокойной, и Эби снова почувствовала счастье, и раз, в одно мгновенье страх, отчаяние, лихорадочные мысли о том, куда бежать теперь. - Этого более чем достаточно! Он ответил за свои преступления. Да, судьба распорядилась иначе, он выжил. Левифрон дорог тебе, я вижу это, иначе ты бы не рыдала тут. Оставь все как есть, вернись домой и скажи, что не нашла никого и ничего. Разве Мернот не получил свое?
Таррэ без всякого стеснения смотрела в глаза незнакомки, жалея, что не умеет читать мысли. Как же хотелось получить подтверждение, что слова ее возымели хоть какой-нибудь эффект.
— Если для тебя так важно свершить суд, то считай это изгнанием. Куда более жестокое наказание для человека с совестью.
Даже сейчас суккубия помнила слова Левифрона после встречи с согильдийцами: «Когда они уходили, мне хотелось выть. Лучше бы на виселицу еще раз пошел чем вот так. Чувствую себя окончательно мертвым», и ее бросало в дрожь.  Алхимик молчал о Мерноте, но тосковал, Эби знала наверняка, замечала во взгляде. Он любил ту жизнь, сожалел о своих ошибках и будь у него шанс повернуть время вспять, то, вероятно, так бы и сделал. И в те дни, когда у девушки случалось плохое настроение, Эбигейл даже думала, что Левифрону не помешали бы и чувства к ней. Как бы она ни хотела и не старалась, но видимо не могла дать того, что было в прошлой жизни.
От всего этого суккубия уже сама была готова рыдать, но сдержалась, посмотрела на Левифрона и пересеклась с ним взглядом. Эби не знала, верно ли поступила, не сказала ли чего лишнего этой девушке. Не важно. Если это сработает, то все станет неважно.
— Пожалуйста, отпусти его.

Отредактировано Эбигейл (2018-03-19 00:28:45)

Вслед за стремительным пике, в котором эмоции достигли своего максимума, опасно пощекотав рассудок, ожидаемо случилось резкое падение. В мгновение ока мир из рвущегося на куски мутного марева стал серым и неестественным, будто его пожевал и выплюнул огромный зверь. Ярость сменилась зудящим чувством раздражения, шок – неприятной пакостной злостью. Хотелось топать ногами, швырять вещи и кататься по полу. Это было настолько несвойственно Ремили, что сердце пропустило один удар: «А вдруг я сошла с ума?..» Но и эта мысль сейчас была серой мышью, шмыгнувшей на задворках сознания.
Потускнело и утратило значение всё, кроме одного: рыжая девица (точно не прислуга!)  увидела слишком много личного. Теперь, когда она стояла близко, смотрела прямо в перекошенное, опухшее от слез лицо нежданной гостьи и говорила правильные, но такие книжные и романтично-наивные вещи, Ремили показалось, что она нашла объект, на котором может выместить злобу. На место обжигающего сердце и глотку гнева пришли тянущая боль в животе и секундный туман перед глазами, означающие скорый разлив желчи и яда.
После этого дня синори смогла бы написать целую энциклопедию злости, потому что прочувствовала все оттенки и полутона на себе. Бешенство из-за такой глупой и нелогичной встречи, негодование от того, что Левифрон цел и невредим, праведная ярость члена гильдии Мернот, обращённая на предателя. Следующим подступало самое нелепое и сложное чувство: гнев на саму себя. Реми поняла, что погорячилась и сказала совсем не то, что хотела. Ей нужен был честный суд и правда, а не возмездие и смерть брата. Но импульсивность сыграла свою роль, и девушка возвела всё в крайность, накалив обстановку в небольшом помещении до предела. Напряжение, наполнившее воздух, можно было разломить пополам, как краюху хлеба.
Признать свою ошибку Ремили была не готова. Только не когда два пронзительных голубых глаза резали ее без ножа. Да и состояние было такое, что пришибить братца казалось лучшей идей. Или хотя бы взорвать ещё что-нибудь. Язык превратился в тупое мягкое рагу и никак не хотел рождать подходящие слова (если они вообще существовали). Как ни крути, Герхен никогда не была дипломатом. Она – боевой маг и размусоливать ничего даже в таких ситуациях не собиралась.
Но то, что сильнее всего выводило ловчую из себя, ее одновременно и успокаивало. Эта рыжая девчонка, мало что понимающая в их мире, ограниченном всеобщим презрением, кодексом и стенами Налии; она произносила слова так, будто бросалась грудью на амбразуру.
«Кто же ты такая?»
Ремили пристальнее вгляделась. Фигуристая красотка в белом платье. Очень волнуется, голубые глаза сверкают. О чем она просит? Назначить наказанием изгнание, отпустить Левифрона, думает, что Реми искала их, чтобы отчитаться за это в Мерноте? В момент, когда осознание связи этой девицы с братом окончательно оформилось, Реми стало немного жаль её. Скорее всего, она знала даже меньше, чем сама ловчая.
«Я здесь не как послание «доброй воли» мейстера и советников, а как дочь своих родителей и его сестра. Это мое правосудие.
Знает ли она, как он ушёл от нас? Сбежал, ни разу не оглянувшись назад на тех, кого оставил мучиться от бессильной обиды и метаться в догадках. Жив ли? Здоров? Где он? Вспоминает ли хоть изредка о семье? Он и его «совесть», на которую ты так давишь, наплевали на это с высокой башни. А потом эта сопля вернулась и снова повернулась к нам задницей. Заперся со своими книжками, даже не зашёл в отчий дом. Приди он к нам хотя бы тогда, объясни все и попроси помощи, мы бы простили, упали бы на колени за его спасение, и умерли, и ушли бы вместе с ним. Но он сам порвал эту цепь. Понадеялся на сильный и властный авторитет Рогнеды. Забыл о нас. Если бы он так оставил тебя, предав и оплевав все, что в этом мире важно и дорого, ничего не объяснив, просто вычеркнув из памяти, что бы ты говорила тогда?!»
Возможно, это и стоило сказать, но слезы высохли, а с языка уже начинал капать яд. И Реми обязательно бы выдала целую издевательскую тираду, если бы за спиной не заговорил брат. Его голос подействовал на сестру, как мелодия факира на змею. По спине пробежал холодок. Но снова рукой помощи оказались голубые глаза, которые вряд ли понимали всю драму десятка самых простых слов. Эти глаза без стеснения требовали ответов. Ремили уцепилась за эту ниточку, лишь бы отсрочить мгновение, когда придется посмотреть на брата. Она собрала в тугой ком всю желчь и злость, по-змеиному зашипев в лицо девушки:
– Изгнание для того, кто ушёл сам? Ужас-сная доля. Особенно здесь, в лесной тиши, в просторной хижине с кучей фолиантов и рядом с такой красавицей, как ты. О да, совесть этой сопли будет в панике. Но её слишком мало даже для того, чтобы он одним глазом моргнул. Не знаю, что он наплёл тебе, но дома его держал лишь простор для алхимических исследований.
Реми выплюнула эти слова, как случайно съеденную фруктовую косточку. Они почти осязаемо мешали ей жить дальше.
– Я пришла сюда, чтобы выслушать то, что не было сказано на суде. Если бы я хотела его убить, то не стояла бы сейчас здесь, с вами лицом к лицу. Мне нужна правда и... Как ты там сказала? А, совесть. Пусть расскажет все сейчас, хоть уже и прошёл последний срок. Тогда и подумаем про изгнание, смерть или... что-то другое.
Синори очень устала от разговоров, а самый главный все еще был впереди. Сознание не слушалось, пихало в голову мысли о ерунде, умоляя отсрочить очередную пытку. С новой силой навалилось желание залезть в горячую ванну, смыть с себя пыль, грязь, расслабиться после долгой дороги, поесть и выпить воды. Она вспомнила и о Яблочке, наверно уже сгрызшем от тоски всю кору с дерева, к которому был привязан. Подумала, что гостеприимства в этом доме ждать не стоит. Решила незаметно начертить хорошую защитную руну. Рассудила, мол, мало ли с какой дамой связался братец, вдруг обернётся волчицей, а уставшая Реми даже пискнуть не успеет, как ей оттяпают руку. Только этими мелкими мыслишками серого мирка она могла отвлечь себя от того, что нужно посмотреть на Леви и снова что-то сказать… 
За считанные мгновения синори подумала обо всем, лишь бы не возвращаться к голосу брата и его странному, пугающему тону. Что-то такое было в нем, из-за чего сердце снова сжалось. Повернуться лицом к Леви казалось невозможнее, чем испариться или взлететь до потолка. Ремили никогда не была так сильна, как ее тетушка Рогнеда. За маской храбреца она была слабачкой, которая теряет страх только для других. Там, на охоте, в отрядах, среди чудовищ, она вгоняла себя в раж; из Ремили Герхен становилась лидером, бравым воином, чьи руки без устали рассекали воздух резкими чертами рун. В этой комнате, где она сама же себя заперла, не было ни рун, ни монстров, ни соратников. Ей не за чем было спрятать свою слабость, которая вытекала из неё, как кровь из сотни ран на теле мученика. Ремили казалось, что весь воздух смердит тем, как ей страшно. Сквозняк, гуляющий по дому, смеётся над ней: «Что же ты, девица, не обернёшься?» А она стоит. Мгновение, два, три... Болезненно прямая, хрупкая, бледная, окаменевшая, некрасивая и испуганная. «И это ловчая Мернота? Ты маленькая девчонка. Ребёнок, которого все брос-сили. С-слабая, - продолжал сквозняк. - Вернис-сь обратно».
Снова стиснуть зубы, не считать секунды, не думать. Повернуться, впериться взглядом в глаза брата, на дне которых ещё остались тени того, что Ремили так боялась увидеть. Вздрогнуть, от них, от сквозняка. Выдохнуть.
«Я сильная. Я справилась.»
Теперь говорить. Уверено, четко.
- Именно, братец, - получилось хорошо, твёрдо, надо продолжать. - Ты отдал все неким им. А у семьи отобрал. Ты должен вернуться хотя бы сейчас. Пойти на суд не как убийца без рода и племени, а как мой брат, как сын нашего отца. Левифрон Герхен, хватит убегать от себя. Протяни нам свою руку, какие бы тяжелые мысли тебя не терзали, а мы протянем свою. Я ведь почему-то пришла сюда, хотя тебе ли не знать, что кодекс не на моей стороне и многие в гильдии этого не простят. Я не хочу уходить отсюда с твоей головой. Лишь правда может быть мерилом твоей вины. Я сказала, что твоя жизнь есть залог предательства. Это не так, и жизнь, и смерть, и вина, и наказание – ничто перед справедливостью, честностью и... – Герхен чуть не сказала то слово, которое обесценило бы всю святость кодекса Мернота, настолько оно было сильно в девушке, хоть она сама еще мало понимала это, но вовремя остановилась. – Ты предатель, пока молчишь. Пока ни во что не ставишь своих близких.
Ремили выпалила это как на духу. Ее не покидало странное чувство, что она снова говорит не то. Даже не потому что это плохо согласовалось со сказанным раньше, в порыве бессильного бешенства. Нет, просто нечто новое было в брате. Эта особенность была едва уловимой, видимой только тем, кто смотрел на него с самого рождения, невольно наполняя память мимолетными взглядами, интонациями да даже самой аурой, окружавшей его. Не мог же он так повзрослеть?..
Догадка вонзилась в мысли, подобно арбалетному болту. Тощее тело шатнулось, как от удара. Первый шаг к решению задачки, которую милостивое сознание пожелало задвинуть поглубже, был сделан.
- Леви... А что ты отдал? Ты ведь жив... Это про изгнание, да?

Отредактировано Ремили (2018-03-22 17:54:08)

Время - вещь очень странная. То оно несётся с невиданной скоростью, не позволяя до конца насладиться событием, или потратить ещё хоть пару минут, чтобы завершить начатое, то тянется мучительно долго, вытаскивая на свет все самые ужасные или скучные моменты настоящего. А иногда время идёт по кругу или даже по спирали, повторяя историю, но обрастая новыми подробностями. Вот и сейчас Эбигейл все отчетливее казалось, что она уже была в подобной ситуации. И не раз. На поляне близ Мернота, в Мандране, каждый тейаров разговор Левифрона с Аль, когда они пытались обвинить друг друга и не слушали, что говорит каждый из них, в лавке Тентрариуса, при встрече с теми ловчими из Мернота, когда вот так же решалась судьба узнанного беглого алхимика. Та девушка решила оставить их в покое, не факт, что сейчас будет так же. Все повторялось, и каждый раз Эби не знала, следует ли ей вмешиваться или нет? С одной стороны - это проблемы между ними, но с другой - суккубия была лично заинтересована в благополучии алхимика.
Левифрон сделал пару шагов назад, а после заговорил, нарушая гнетущую тишину. Только вот атмосферу это не разрядило ни на йоту.
— ... Но скажи мне, Ремили, тебе настолько понравилось смотреть на то, как я корчился на виселице, раз ты хочешь меня отправить туда снова? Сколько еще раз мне нужно умереть, чтобы тебя отпустила эта жажда возмездия?
Эбигейл с сочувствием посмотрела на мужчину. Она старалась забыть тот день, как его вели к эшафоту, как накинули петлю на горло, зачитали приговор, неуслышанный из-за расстояния и дождя. Забыть, то чувство страха, пробирающее до костей, и абсолютное непонимание, почему все эти люди пришли смотреть на столь ужасное действие. Зачем? От движения около ноги, суккубия даже вздрогнула и опустила глаза. Всего лишь Клейм сел рядом с ней. Пёс тоже чувствовал то напряжение, что наполняло комнату. Девушка положила руку на его голову, немного потрепав. «Боги, Клейм, ты бы знал, как я сейчас рада, что тогда была с тобой и не видела его таким. Даже просто вид его с петлей перед толпой... это не должно повториться. Хватит, я не смогу». Они никогда не обсуждали его казнь. Разве что упоминали тогда в доме лоддроу да на постоялом дворе, когда Левифрон рассказывал о причинах, которые привели его обратно в гильдию, хотя и знал, что наказания не избежать. Но так чтобы сам процесс, ощущения… Таррэ даже никогда не спрашивала, что там в Изнанке, каково это было умереть и вернуться к жизни. Не о том хотелось с ним говорить. Быть может со временем ситуация бы изменилась, а пока Эбигейл совершенно точно знала, что не станет самолично вскрывать еще не зажившие раны и делать алхимику плохо. Погрузившись в столь не радужные мысли, приукрашивая пугающими подробностями ещё не наступившее будущее, Эби сейчас держала себя в равновесии только благодаря Клейму, запустив пальцы в его шерсть. Она прекрасно слышала, что говорила Ремили, но все смазывалось в сознании.
— ... Я, что, в твоих глазах маленькая копия Рогнеды или, может, ты хочешь уличить меня в попытке навредить тебе?
«А что, разве нет? А кто пару минут назад предлагал убить самостоятельно или отвезти на казнь в замок?»
— Как мне поступить? Уйти? Вернуться сюда в качестве грифоньей всадницы с  пылающим мечом правосудия? Или убедить себя, что этой встречи не было...
— Вот это решение мне нравится, — негромко высказала своё мнение Эбигейл, даже и не рассчитывая быть услышанной.
— ... Я же синори, гильдия всегда решала за меня. Ты знаешь о трансмутации больше, скажи, я, правда, должна так свято их всех слушаться?
— Ой, да угомонись ты, — не выдержала Эбигейл, интонации ее голоса скорее были утомлёнными, чем злыми. Таррэ выпустила Клейма из рук, прошла мимо всех имеющихся Герхенов и подошла к печи, на которой стоял чайник. Естественно, остывший, но с водой.
— Ты уже хочешь нарушить кодекс, только ждёшь, чтобы кто-то принял это решение за тебя, — Эби наполнила стакан, а после повернулась и посмотрела на Ремили. — Ты рада, что брат жив, жалеешь, что не спасла его. Так какого Тейара все это? — девушка сделала неопределённый жест рукой. — Оставь прошлое в прошлом. Если бы тебе действительно хотелось следовать закону, то, как ты сама ни раз повторила, ты бы уже что-то сделала. Согласись, на предателей скорее с кулаками кидаются, а не обнимают? - суккубия сделала несколько шагов и остановилась где-то между Левифроном и его сестрой. — Не будет никакой казни, и требовать объяснений смысла нет. Особенно таким манером. Вот, может, начни ты иначе... ай, да ладно. Неважно.
Эбигейл протянула синори стакан воды.
— Вот, выпей, успокойся и хватит уже грубить и наезжать на всех.